Восемь месяцев назад перед отъездом из столицы я предупредил членов экспедиции, что нам предстоит немало трудностей. Все они были добровольцами, исполненными энтузиазма. Их влекли приключения. Но что станет с энтузиазмом, рожденным на улицах Парижа, после нескольких месяцев испытаний и лишений в пустыне? "Прежде всего, — говорил я им, — это слаженность в работе. В стране, где каждый день возникает немало трудностей, совместная жизнь не обойдется без трений и столкновений, это неизбежно. Но мы должны преодолеть все, никогда не забывая, что основное — успех нашей работы. В конце экспедиции мы должны быть более сплоченными, чем в начале, потому что испытания закалят нас".

Каков был наш образ жизни в пустыне? Он немногим отличался от образа жизни людей, чьи росписи мы снимали на кальку. Не нужно забывать, что основное свойство жителей Сахары — умение довольствоваться малым. Достаточно вспомнить случившиеся с нами происшествия. Опыт показал, что успеха можно достичь, только уподобив свою жизнь образу жизни туарегов, то есть ограничить затраты энергии до минимума. Разве мыслимо поступать иначе в этих местах, практически лишенных самых необходимых вещей, доставить которые если не неразрешимая, то очень тяжелая проблема.

Я уже рассказывал о трудностях, возникавших при переправке снаряжения, дорожных происшествиях, утомительных перетаскиваниях грузов через перевалы, где в любую минуту можно сломать шею. Все это — одна из причин унылого однообразия нашего меню.

Приготовлением пищи занимались слуги Рисса и Галигала. Нужно сказать, что ни тот ни другой не кончали кулинарной школы. Часто нам приходилось готовить трапезу самим, что, впрочем, было совсем несложно. Несколько горстей лапши или макарон, брошенных в кипяток, несколько сушеных помидоров, предварительно растертых между камнями, ложка маргарина, две коробки мясных консервов — вот и все. Это классическая шерба обитателей Сахары. Иногда макароны заменялись густой манной кашей, сваренной наподобие кус-куса, иногда рисом или пюре из картофельной муки. Время от времени мы ели сардины, а на десерт — сухое печенье с вареньем (последнее ценилось особенно высоко). Кофе и чай пили сколько душе угодно. Недостаток естественных витаминов восполняли запасы витаминизированных бисквитов, миндального пата, некоторое количество меда и в особенности чудесные фруктовые соки. Галигала и Рисса пекли хлеб из муки или растертых зерен, добавляя туда сухих дрожжей. Хлебцы выпекались прямо на золе, под старым перевернутым чугунком. Некоторое время — пока Ирен следила за правильной пропорцией муки и дрожжей и за выпечкой хлеба — он был превосходен. Но после ее отъезда наши хлебопеки стали гораздо менее старательны, и нам не раз приходилось жевать густую и безвкусную клейкую массу. Нашим обычным напитком была мутная, а иногда и просто грязная вода, где бойко плавали многочисленные твари; нередко она к тому же издавала тошнотворный запах прогорклого жира, присущий новым бурдюкам.

Работа начиналась с восходом солнца и заканчивалась с его заходом. Время было слишком дорого, чтобы предаваться развлечениям. У нас был только один день отдыха — пасха. По этому случаю, к всеобщему удовольствию, был заколот принесенный туарегами ягненок.

Единственная передышка наступала вечером, в час, когда мы пили вместе с туарегами чай. Каждый вытаскивал трубку и начинал дымить. За долгие месяцы совместной жизни все уже исчерпали свои запасы всяких интересных историй, и теперь единственной темой разговоров могла быть, пожалуй, только наша работа.

Кажется просто невероятным, с какой легкостью и быстротой можно приобщиться к примитивному образу жизни. Вначале мы соорудили какое-то подобие столовой и сохраняли кое-какие привычки цивилизованных людей, пользуясь столовыми приборами, тарелками и т. д. Но после отъезда Ирен все это было заброшено: в один прекрасный день наши вилки и ножи исчезли, и мы стали есть по-туарегски, черпая деревянными ложками местного изготовления из одной общей миски. Пили мы из любых сосудов. Когда тряпки для вытирания посуды совершенно поизносились, мы начали пользоваться песком. Что же касается земли, на которой мы ели, то никто не обращал внимания, есть там козий помет или нет.

Когда кончились холода, большинство из нас покинули палатки и стали ночевать в убежище под скалами. Очень скоро мы приняли ужасный вид: всклокоченные длинные волосы, неровно подстриженные бороды. Наши фигуры, вырисовывавшиеся вечерами, как китайские тени, на стенах гротов, напоминали персонажей из сказки о пещере Али-Бабы и сорока разбойниках. Солидная борода Джо придавала ему вид старого морского волка, причем ее черные, седые и рыжие волосы представляли довольно забавное зрелище. Филипп тоже попытался отпустить бороду, но юношеский пушок сделал его скорее похожим на бородатую женщину.

Со временем мы совершенно пообносились: наши штаны и сандалии совсем изорвались. За неимением штанов Клоду пришлось около месяца ходить в пижаме, пока и она не разлезлась по всем швам. Джо вынужден был отпороть задние карманы, чтобы поставить на свои шорты заплаты. Мы хорошо узнали, что такое иголка и нитки, и вполне могли считать себя экспертами по вопросам штопки и починки. Привезенная нами обувь тоже развалилась. Пришлось ее заменить сшитыми из кусков кожи туарегскими сандалиями с завязками вокруг ноги. Они очень удобны и превосходно приспособлены для ходьбы по скалам, но за неимением кожи нам трудно было удовлетворить свои потребности в этой обуви, и иногда мы вынуждены были ходить босиком.

Что же касается гигиены, то она была сведена до минимума. В местах, где вода не представляла слишком большую редкость, можно было совершать туалет приблизительно один раз в три дня. Но в таких местах, как, например, массив Ауанрхет, где вода находилась в дне ходьбы от лагеря, мы не мылись полтора месяца. Однажды двое наших товарищей, ощутившие совершенно болезненную потребность в чистоте, вдруг вымылись с головы до ног. Это заметили проводники-туареги. Один из них прибежал, запыхавшись, ко мне и сообщил:

— Ты знаешь, эти двое, там, внизу, сошли с ума!

— Сошли с ума? — спросил я. — Но что случилось?

— Они моются! — ответил он мне с негодованием.

И туарег был прав. На следующий день все бурдюки действительно оказались пусты, а обоз с водой ожидался лишь через два дня! Нам пришлось строго распределить оставшиеся запасы воды и отказаться от кофе. Но в общем мы быстро привыкли к постоянному недостатку воды для гигиенических целей и стали брать пример с туарегов, которые вообще никогда не моются. Больше того, они считают, что мыться каждый день вредно. Нужно сказать, что ежедневное умывание водой в столь засушливом климате вызывает шелушение кожи. Это одна из причин того, что местные жители при каждом удобном случае натирают тело жиром.

Окружающая обстановка вынуждала нас вести хозяйство примерно так же, как это делали древние обитатели тассилийских скал. Когда запасы муки подошли к концу, мы могли бы оказаться в очень тяжелом положении, если бы у нас не было немного зерна, привезенного из Джанета. Мы растирали его на каменной зернотерке с помощью найденного тут же дробильного орудия неолитической эпохи.

В общем это было довольно жалкое существование. За первый период экспедиции мы, шестеро, потеряли в весе более сорока килограммов — дань усталости и лишениям. Но зато у нас была свобода, поразительное чувство свободы, ощущаемое среди этих необъятных горизонтов, среди просторов чистого воздуха, под почти всегда безоблачным небом.

Итак, восемь месяцев упорной работы позволили нам 3 сделать открытия, перевернувшие все существовавшие до сих пор представления об искусстве доисторического периода Сахары. Нам удалось собрать огромную коллекцию копий великолепных наскальных росписей. Казалось, этот неожиданный успех должен был удовлетворить наше тщеславие, тем более что мы уже давно перевыполнили установленную программу. Но мы не могли остановиться на полпути.