Из сказанного следует, что распространение ливийско-берберских надписей гораздо уже, а концентрация выше, чем это предполагалось ранее. Что же касается Сахары, то здесь зона их распространения совпадает с зоной наскальных росписей с изображением лошади, причем самых древних. И это неудивительно, поскольку многие надписи сопровождают изображения ливийского воина с дротиком и круглым щитом «периода лошади». А факт их отсутствия на рисунках, где лошадь не фигурирует (например, в Тибести и Кауаре), явно указывает на то, что введение алфавита и распространение его были осуществлены популяциями «всадников».

Надписи следует различать и по возрасту. Они делятся на три группы. Самые древние надписи состоят из знаков, уже неупотребляемых; они непонятны даже самим туарегам. Обычно эти надписи начинаются тремя или четырьмя точками, расположенными вертикально, за ними идет кружок, и, наконец, три параллельные горизонтальные линии. Такие надписи встречаются в Тассили, в Ахаггаре, а Адрар-Ифорасе (а также в Талохосе и в Ин-Тадеини), в Мавритании и в Аире. В основном они сопровождают рисунки лошадей и людей высокого роста в туниках в виде двух треугольников, с перьями, дротиками, висящим на запястье ножом и круглым щитом; патина на них всегда довольно темная. Для этих надписей можно предложить наименование «ливийские», использовавшееся до сих пор для обозначения древних надписей в Северной Африке, не имевших точек вначале или всего с одной точкой. Сравнительного изучения этих надписей не делалось. На первый взгляд надписи без точек представляются архаической формой ливийско-сахарских надписей, что вполне допустимо, но не очевидно. Ниже мы увидим почему.

Надписи среднего, или промежуточного, периода начинаются обычно вертикальной линией и тремя точками, расположенными треугольником. Значение этих знаков туареги уже понимают Они читаются «нек», или «уаннек», что означает «я». Знаки, следующие за ними, не всегда понятны туарегам. Такие надписи особенно распространены в Тассили, в Ахаггаре, главным образом в Ахнете и Адрар-Ифорасе; отдельные такие надписи встречаются в Мавритании. Трудно определить тип наскальных рисунков, которые сопровождают эти радписи. Нередко на них изображена лошадь, иногда попадается и верблюд. Патина на них обычно желтая, довольно светлая. Во всяком случае, рисунки весьма посредственны по сравнению с предыдущими. Для этих надписей можно предложить наименование «ливийско-берберские» — так до сих пор обозначали все надписи — от самых древних до самых поздних.

Самые поздние надписи начинались со знака (видоизмененная форма, имеющая то же значение), сопровождаемого обычно именем собственными знаками -«тенет»-«сказавший»-»-«сказал», а дальше следовала какая-либо мысль или пожелание. Туареги легко понимают эти надписи, потому что сделаны они сравнительно недавно и могут делаться и сейчас. Патина на них всегда светлая. Подобные надписи можно встретить на всей территории, где ныне проживают туареги. Однако в Мавритании их нет.

Таким образом, в ливийском письме произошла эволюция, выразившаяся в модификации одних знаков и в изменении фонетического значения других.

Наличие надписей древнего типа в Адрар-Ифорасе и в самой южной, куда только дошли туареги, зоне Сахары позволяет предположить, что когда-нибудь смогут разгадать их значение, использовав как ключ язык тамахак. Местонахождение этих надписей совершенно четко отражает продвижение туарегских племен на юг и, возможно, в Мавританию, вдоль по пути Дар-Тишит — Уалата. По-видимому, не так будет обстоять дело с надписями в Северной Африке. В этой связи А. Бассе отмечал неудачу попыток перевести двуязычные и одноязычные ливийские надписи, «которые старались расшифровать с помощью берберского языка, и они наотрез отказывались раскрыть свой секрет». Отсюда следует вывод, что отдельные надписи могли быть сделаны и на каком-то другом языке. Эта новая точка зрения весьма интересна, ибо позволяет утверждать, что ливийский алфавит (который уже не представляется как обязательно связанный с берберским) был внедрен на севере Африки, по всей вероятности, популяциями «всадников», хотя период и пути его проникновения еще не установлены.

Идея восточного происхождения ливийского алфавита, выдвинутая М. Козном, — одна из самых убедительных. Тем не менее ее нельзя принять в том виде, в каком она сформулирована, ибо она предполагает, что ливийский алфавит пришел в Сахару в результате миграции семито-хамитских народов, однако наличие таковой не доказано.

Существовало еще одно предположение — о родстве ливийского с древними критскими алфавитами, но эта гипотеза не была поддержана, несмотря на очевидное сходство алфавитов. А ведь мы знаем, сколь значительны были последствия вторжений к ливийцам «народов моря» и какое большое культурное влияние оказал их приход. И в Сахаре прослеживается связь между популяциями «всадников» группы ливийцев — гарамантов — туарегов и распространением ливийского алфавита.

В свое время надписи на этом алфавите, найденные в скальных укрытиях Тассили рядом с изображениями боевых колесниц, совершенно не привлекали внимания; их изучением пренебрегали до такой степени, что редко кто давал себе труд скопировать их. А ведь между изображениями и надписями вполне может существовать связь. Если бы это оказалось так, то берберы тогда получили бы свой алфавит через Мармарику, в результате эгейско-критских завоеваний. Это лишь гипотеза, причем очень смелая, однако знать ее необходимо, поскольку, если указанная выше связь с изображением колесницы и лошади окажется внешней и случайной, ее всегда можно будет отвергнуть. Гипотеза эта не противоречит данным археологических раскопок в Центральной Сахаре, к тому же вряд ли алфавит пришел с востока через Египет или Верхний Нил. Наоборот, это древние критские популяции, должно быть, получили его с востока, что подтвердило бы тезис о его южноаравийском происхождении, выдвинутый М. Коэном. Остается добавить, что за тридцать лет исследований в этом направлении мною при обнаружении множества рисунков с изображениями колесниц не отмечено ни одного случая сочетания изображения колесницы и ливийско-бербер-ской надписи.

Что же касается надписей в Северной Африке, которые довольно-таки сильно отличаются от надписей в Сахаре, но, безусловно, имеют с ними родство, то, может быть, стоит, как считает А. Бассе, попробовать расшифровать их с помощью какого-нибудь другого — не берберского — языка. Но какого? Надписи на Канарских островах довольно близки надписям в Северной Африке, но многие из них идентичны и надписям древнего типа, встречающимся в Сахаре. Одна группа таких надписей сопровождается даже геометрическим рисунком, который, будучи обнаружен в Сахаре, наверняка воспринимался бы как колесница. Верно считая, что эти надписи чужды людям островов, он предполагает, что они сделаны чужеземцами — нумидийцами, пришедшими туда на карфагенских или других кораблях в очень давнее время.

Отметим, что туареги владеют еще и «языком пальцев», чем-то вроде тайной передачи информации с помощью воспроизведения знаков тифинага на ладони собеседника, обычно втайне от присутствующих. Они «пишутся» один за другим, и собеседник в знак того, что он понял, отвечает пожатием руки. Эта система, обычно применяемая при довольно фривольных обстоятельствах, иногда используется и для вполне серьезных целей.

Лингвистические познания туарегов Ахаггара довольно обширны. Значительная часть мужского населения понимает арабский язык, даже если и не говорит на нем, а некоторые могут по-арабски писать. Многие понимают язык народа хауса — результат поездок на юг Аира, и в частности в Дамергу, где обменивают соль на просо. Кое-кто знает сонгайский язык, но, поскольку туареги все реже ходят теперь по дороге на Гао, таких людей осталось немного. В 1950 году только несколько туарегов начали приобщаться к французскому языку; после провозглашения независимости их стало больше.