Только что от берега отчалила шлюпка, она везет на судно канаты ледовых якорей. Скотт видит, что на «Терра Нове» разгружают носовой трюм, перенося уголь на корму.

Машина работает на полную мощность; из трубы валит черный дым. Корабль точно сжался в комок, чтобы противостоять усиливающемуся волнению.

Стоя на мысу, Скотт понимает: это одна из тех минут, когда он может либо все потерять, либо хоть что-то выиграть. Если «Терра Нова» затонет, жди полного поражения. Он останется с людьми, парализованными отчаянием. Безнадежно павшими духом, способными думать лишь об одном: сумеем мы выжить и дождаться, когда к нам придет вспомогательное судно? Но ведь никто не знает, что мы вошли в пролив Мак-Мёрдо. Как они нас отыщут у этих нескончаемых берегов? И даже если на этот раз удастся снять «Терра Нову» с мели — подобные ситуации могут возникать снова и снова. Мысль о возможных бедах терзает его по ночам. Не замечая сильного ветра, не замечая мороза — минус пятнадцать, — он стоит на мысу и кричит, но никто не слышит его криков. Внезапно в голову приходит мысль, которая отчасти успокаивает его. Даже если «Терра Нова» затонет — почему бы все равно не повести своих людей на полюс?

Правильно. Мы выполним то, ради чего прибыли сюда. Хоть и не будет корабля, чтобы везти нас домой, мы продолжим движение на юг. Он проводит рукой по лицу, замечает, что на щеках замерзла какая-то влага, жалеет, что нет рядом с ним Уилсона, единственного в жизни человека, который ему по-настоящему близок. Но Уилсон — на шлюпке, что пытается подать на «Терра Нову» канаты ледовых якорей.

Тебя всегда преследовали неудачи? До катастроф не доходило, но мелкие неудачи тебя не покидали? Они подтачивали твои силы. Многое делалось не так, как ты хотел. Может быть, все дело в том, что твои планы недостаточно основательно продуманы? Ты собирался устроить базу на мысе Крозье, где обитают большие императорские пингвины. Никто еще не видел их яиц. Они насиживают их при морозе в минус шестьдесят по Цельсию. Не ты ли однажды вечером говорил с Уилсоном, дескать, вот бы обосноваться по соседству с колонией императорских пингвинов — можно было бы, не выходя из дома, сделать снимки, каких еще не видел мир. Умный, рассудительный Уилсон пришел в совсем не свойственный ему, казалось бы, восторг. Говорил о том, как замечательно было бы подержать в руках большие пингвиньи яйца, измерить их, описать окраску, зарисовать, узнать про них все-все, быть может, даже своими глазами увидеть, как пингвиненок в шестидесятиградусный мороз высовывает голову из скорлупы и выживает. Мы громко смеялись. Но высадиться там не удалось.

Не нашли места, где можно было бы пришвартоваться. А то ведь оказались бы на целый градус ближе к полюсу. Взяли курс на запад, вошли в пролив Мак-Мёрдо у мыса Эванса. Подыскали площадку для зимовья возле могучей горы Эребус с красными туманами над снегом. Фантастическое зрелище. Он записывает в дневнике: «Невероятно!» И добавляет: «В том, что мы обосновались здесь, есть свой плюс — заодно можем изучать вулкан». Но по ночам выходит один наружу из дома, устремляет взгляд на юг и видит, что здесь будет непросто продвигаться. Может быть, и вовсе невозможно?

Их остановил шельфовый ледник, и пришлось по нему доставлять снаряжение на материк. Ничего, справились. Пони обессилели за время плавания, но люди помогали им и не падали духом. Каждый растирал своего пони сеном, угощал хлебом и толкал сани сзади, отгоняя собак, чтобы не набрасывались на лошадей в надежде отхватить кусок сырого мясца.

Моторные сани тоже работали. На ровном снегу не подводили; правда, шли медленно, зато груз несли большой, как это было в далекой Норвегии. Моторы быстро перегревались. На неровной местности приходилось дружно толкать сани через бугры. Больше людей в работе — больше расход провианта. Для его транспортировки требуется горючее, которое доставляют люди, которых опять-таки надо кормить. Он принял решение. В первом походе на юг для заброски провианта моторные сани участвовать не будут, останутся на базе. Он держит при себе свое разочарование. Уилсон — единственный, с кем он говорит начистоту, — слишком умен, чтобы утешать его. Но когда весной придет время для броска к полюсу, они, быть может, накопят достаточный опыт и смогут использовать моторные сани?

Сразу после их высадки на мысу Эванса произошел ужасный случай. Сибирские собаки известны своим умом. Их держали на привязи. Появились пингвины, важные, точно священники, приглашенные на трапезу в епископскую усадьбу. Собаки срываются с места, но цепи их не пускают. Шествие степенных богословов останавливается; черные головы склоняются набок, как бы осуждая столь недостойное поведение. На другой день собаки держатся иначе. Лежат, не натягивая цепей, — голодные волки с желтой мудростью во взгляде. Снова являются птицы в черно-белом облачении, такие же неторопливые, как накануне, наделенные тонким чувством юмора.

Правда, они тоже помнят вчерашний урок. Знают, как близко можно подходить без опаски. Псы прикинулись спящими. Цепи лежат петлями на снегу. Неожиданно псы бросаются вперед. В несколько минут птичья стая растерзана в клочья, псы захлебываются птичьей кровью, летят перья, хрустят жадно разгрызаемые косточки.

Он видел это, но помешать не мог. И его вырвало.

Настроение было испорчено. Но доставка снаряжения на базу прошла благополучно. Пони оправились и прилично тянули сани. Тут кстати и льды расступились.

Можно подводить «Терра Нову» почти к самому берегу, где стоит дом, прочно закрепленный цепями, чтобы устоять против штормовых ветров. Будет легче выгрузить остатки снаряжения, после чего судно выйдет в море и возьмет курс на Новую Зеландию.

Но перед тем «Терра Нова» пройдет вдоль побережья и попытается высадить несколько человек на Земле Короля Эдуарда[15]. Кроме того… Впрочем, об этом Скотт помалкивает, не доверяет свои тайные мысли ни бумаге, ни кому-либо из спутников, даже Уилсону, который может посчитать такие рассуждения недостойными. И все же: вдруг Амундсен укрылся где-то в той стороне? Скотт не будет чувствовать себя спокойно, пока не получит ответ.

Итак, «Терра Нова» подходит к берегу и пришвартовывается ко льду. Последним на берег доставляют пианино.

Под розовеющим конусом Эребуса, на снегу и ветру, в окружении толпы бородачей, смущенно улыбаясь и стараясь не замечать запаха крови, мяса и внутренностей растерзанных пингвинов, садится за инструмент музыкальный зимовщик. Что сыграть? Бетховена?

— Да! Да!

— И «Боже, храни короля». Все снимают шапки.

А теперь проститься с теми, кто пойдет дальше на «Терра Нове». Судно отчаливает и садится на мель.

Стоя на мысу, Скотт кричит, его никто не слышит, люди на судне перебегают с одного борта на другой. Ясно: пытаются раскачать корабль. Машина включена на «полный назад». Море неспокойно. Течение несет айсберг прямо на «Терра Нову». Если он врежется в борт прежде, чем судно снимется с мели, оно разлетится в щепки, и людям каюк.

Вдруг его осеняет: если пасть на колени? Не будет ли это игрой, будешь ли ты честен пред ликом господа? Он кричит и вскидывает вверх руки. Знает, что, посылая «Терра Нову» на запад, думал не только о Земле Короля Эдуарда. Он думал также об Амундсене.

Труба извергает густой черный дым. Машина работает на пределе, люди бегают по палубе взад-вперед, взад-вперед. Кажется, судно начинает покачиваться? И тут «Терра Нова» соскальзывает с мели.

Он благодарит создателя.

Теперь представим себе необозримые просторы пустынной, одетой вечным льдом Антарктиды. Ее окружают бурные воды морей, в небе не видно птичьих крыльев, ни одно дерево не противится ветрам, зимы здесь нескончаемы, а лето так коротко, что впору сравнить его с последним вздохом умирающего. Тут горы, на которые не ступала нога человека, глубокие лощины, пересекающие лед трещины, которые никто не измерял. Две кучки людей сошли здесь на берег, у каждой свой руководитель. За спиной одного из них стоит целая Империя, другой прибыл сюда, не известив свой маленький народ.