О былой чрезвычайно тесной связи этих двух созвездий говорят и более поздние данные народной астрономии славянских народов. Так, на Руси Орион и Плеяды в различных местах назывались двумя абсолютно идентичными названиями (Кичаги и Гнездо), а еще одно (Петров Крест для первого и Ключи Петровы для второго) очень похожи. И эти указания на связь обеих созвездий через практически тождественные названия не ограничиваются только русским ареалом: в болгарском языке слово власците обозначает как Орион, так и Плеяды; болг. власите — «Орион» при сербо-хорв. влашичи — «Плеяды»[139]. Все эти случаи, зафиксированные не только у восточных, но и у южных славян, однозначно не носят случайный характер и указывают нам на тесную связь обоих созвездий в народном сознании. Заканчивая рассмотрение народных астрономических названий, хотелось бы привести наблюдение, сделанное М.Э. Рут: «Таким образом, русская астрономическая система характеризуется ограниченностью входящих в нее объектов номинации, наличием трех “ядерных” элементов (Плеяды, Большая Медведица, Пояс Ориона)..»[140]

Кроме того, в пользу того, что прародитель белорусов некогда представлялся его потомкам в виде небесного созвездия, говорит и тот факт, что человеческая душа также ассоциировалась со звездой.

Данное представление носит не только общеславянский, но и общеиндоевропейский характер. Как отмечает Л.H. Виноградова, память о своем звездном происхождении в отдельных регионах славянства существовала вплоть до XX в.: «Универсальные в европейской мифологии поверья о звездах как душах людей представлены у славян в разных вариантах. По одной версии, звезда загорается на небе в момент рождения ребенка и светит, пока человек живет, а затем падает или гаснет; по другой, наоборот, звезды — это души умерших людей, переселившиеся на тот свет. В Полесье падающие звезды воспринимались как души умерших некрещеных детей; чтобы помочь им перейти в страну предков, увидевший падающую звезду должен был перекрестить ее и сказать: “Коли ты хлопец, то — Адам, коли девка — то Ева”. Аналогичным образом поступали пожилые женщины мазовецких сел Польши, когда перекрещивали в ночном небе светящиеся метеоры. По другим польским свидетельствам, душа вылетала изо рта умирающего человека в виде яркой звезды и улетала в небо…»[141] О древности подобной практики говорит одно средневековое поучение против язычества: «проклинаю полагающи(х) звЪздамъ члвч(с)кая имена»[142]. Однако, как свидетельствуют данные этнографов, несмотря на проклятия церкви, данная традиция в отдельных частях славянского мира благополучно дожила до XX в.

Со звездой ассоциировалась умершая и в записанном на Севере Руси причитании:

…Как звезда стерялась поднебесная,
Улетела моя белая лебедушка,
На иное безвестное живленьице![143]

Наконец, звезды оказываются последним пунктом нахождения души умершего, которого вдова в своем похоронном причитании сравнивает с красным солнцем:

Укатилось красное солнышко
За горы оно да за высокие,
За лесушке оно да за дремучие,
За облачка оно да за ходячим,
За часты звезды да подвосточные![144]

Аналогичные воззрения были свойственны и другим славянским народам: «Луна, месяц и звезды — распространенные космические знаки на средневековых югославских надгробиях. При сравнительном анализе их раскрывается красноречивая картина устремления духа умерших в космос, пути его к небосводу, вдоль Млечного Пути, к Луне и звездам в “вечный мир”»[145]. Данные лингвистики указывают, что подобные представления зародились еще во времена индоевропейской общности: «Звезды считались вместилищем душ умерших: ср. хет. wallas “звезда”, но литов, veles “души умерших”; др. — англ. tungol “звезда”, но русск. дух, душа. Своеобразной звездой считалась луна: ср. англ. moon “луна”, др. сев. maenir “свод крыши” (> “небо”), но лат. manes “души умерших” (…) Понятие звезды (местопребывания душ) тесно связано с понятием смерти: ср. алб. hyll “звезда”, но прусск. gallan “смерть”; хет. mul “звезда”, но и.-e.mer- “смерть”; англ. star “звезда”, но нем. ster-b-en “умирать”; хет. wallas “звезда”, но тох. A wal “смерть”»[146]. Эти представления отразились и в мифах различных индоевропейских народов. В греческой мифологии в созвездие Близнецов после смерти превратились братья Кастор и Полидевк, на небо были перенесены и навечно запечатлелись там в качестве одноименных созвездий Орион, Персей, Андромеда, Геракл и ряд других. В Риме Светоний писал, что народ считал, что после смерти душа Юлия Цезаря, «вознесенного на небо», превратилась в комету[147]. Как уже отмечалось выше, в Древней Индии созвездие Большой Медведицы считалось зримым воплощением семи полубожественных мудрецов-риши, а семь их жен стали звездами Криттиками-Плеядами. Со звездой Канопус отождествлялся мудрец Агастья; Ману, сын бога Солнца Вивасвата и Шани, звездой взошел на небо; Вена, один из первых царей, именуется потомком Северной звезды, а царя Тришанку мудрец Вишвамитра силой своего подвижничества живым поднял на небо, превратив в созвездие Южного Креста. Упоминавшиеся выше армянские клятвы также явственно отождествляют звезды с могилами отцов.

С другой стороны, отечественная традиция свидетельствует, что со звездами была связана не только смерть, но и появление новой жизни. Так, в украинской песне падение звезды над хатой предвещает козаку рождение ребенка:

А зiронька — то дитинонька[148].

На материале современных этнографических исследований в Полесье Л.H. Виноградова констатирует: «Мотив небесного или божественного происхождения детей представлен заметным числом текстов (более пятидесяти записей) которые бытуют в двух формах: “младенец упал с неба” или “с неба его спускает Бог”, иногда срастающихся в одном тексте: “3 неба упало дитя — Бог скынуу”. Действия божественного персонажа чаще всего определяются глаголами бросать, сбрасывать: “Бог искинуу Аленку з неба — тяпер буде наша”; “Из неба Бог скидае — летит, летит хлопчык”[149]. Представление о приходящей с неба на Землю душе новорожденного однозначно имеет языческий характер, о чем недвусмысленно свидетельствует автор одного христианского поучения против веры своих предков: «…то ти не Родъ, сҍдя на вздусҍ мечеть на землю груды и в том раждаются дҍти, и паки аггъли вдымаеть душю..»[150] Вне зависимости как понимать образ Рода, очевидно, что язычники полагали, что этот языческий бог сверху мечет на Землю души новорожденных. Следует отметить, что сам образ древнерусского Рода, равно как и польского Живе, является уже достаточно абстрактным понятием, что указывает на его более позднее происхождение по сравнению с конкретным прародителем племени.

Поскольку человеческая душа приходила на Землю со звезд и после смерти туда возвращалась, очевидно, что какой-то связью со звездами должен был обладать и прародитель человеческого рода. Таким образом, это широко распространенное у славян представление, восходящее как минимум к индоевропейским истокам, также косвенно свидетельствует об астральной природе Боя. Хоть персонаж с данным именем больше не известен другим славянским народам, тем не менее генетически восходящие к нему фольклорные образы встречаются нам как у русских, так и у украинцев. Согласно записанной на Севере Руси сказки про волшебную мельницу, бездетные старик со старухой перед смертью решили построить «мельницу, чтобы заход был, а выходу не было». Встретившийся старику черт взялся построить старику волшебную мельницу, запросив за работу то, чего дома не знаешь. Старик согласился, а во время его отсутствия старуха забеременела и родила мальчика и девочку. Мальчика назвала Иваном, а девочку Марьей. Черт построил мельницу, но дети, узнав о грозящей им участи, бежали от родителей. Нечистый кинулся за ними в погоню, но Марье удалось отгородиться от него огненной рекой с востока и запада. Брат с сестрой пришли в стоявший в лесу дом, хозяин которого принял их как своих крестников. «Старик ходил на охоту, а Маня с Ваней жили дома. В одно время старик и говорит Мане с Ваней:

вернуться

139

139 Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М. 1974. С. 49–50,200.

вернуться

140

140 Рут М.Э. Русская народная астрономия. Свердловск, 1987, с. 31.

вернуться

141

141 Виноградова Л.Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М., 2000, с. 88.

вернуться

142

142 Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). Т. 3. М., 2002, с. 361.

вернуться

143

143 Причитанья Северного края, собранные Е.В. Барсовым. Ч. 1. М., 1872, с. 116.

вернуться

144

144 Славянский фольклор. М., 1987, с. 81.

вернуться

145

145 Белецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1976, с. 22.

вернуться

146

146 Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. М., 1996, с. 158–159.

вернуться

147

147 Светоний Г.Т. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1991, с. 50.

вернуться

148

148 Костомаров Н. Историческое значение южно-русского народного песенного творчества // Беседа, 1872, кн. IV, с. 45.

вернуться

149

149 Виноградова Л.Н. Народная демонология… М., 2000, с. 351.

вернуться

150

150 Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 2 // Записки императорского Московского археологического института. Т. XVIII. М., 1913, с. 97.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: