Сильному кеянидскому Хварно,
Маздой сотворенному, поклоняемся мы…
Которое сопровождало Тахма-Урупи, вооруженного,
Что правил на земле (…)
Который был победоносным
Над всеми дэвами и людьми,
Всеми волхвами и паирика.
Который ездил верхом на Анхра-Манью
(Принявшим облик коня)
Тридцать зим В оба конца земли[393].

Следует отметить, что в «Шахнаме» Тахмурес (Тахма Урупай) является сыном первого царя-кузнеца Хушенга и, соответственно, третьим правителем Ирана. Интересующий нас миф Фирдоуси излагает так:

Царь сердце очистил от кривды и зла,
И вот благодать на него снизошла.
Герой, Ахримана в борьбе полоня,
Вскочил на него и погнал, как коня,
И после не раз, оседлав сатану,
На нем объезжал за страною страну[394].

Впрочем, выдающийся средневековый энциклопедист Бируни приводит еще один вариант этого сказания, где верховного повелителя всех сил зла оседлал не третий, а первый правитель Ирана Каюмарс, являющийся в этой традиции прародителем всего человечества. Согласно этому варианту Ормузд (Ахура-Мазда), одолевая Ахримана (Анхра-Манью), начал потеть и из капель пота на его лбу родился Каюмарс, который одолел Ахримана и стал разъезжать на нем верхом. Однако, доехав до ворот ада, Каюмарс испугался, Ахриман немедленно воспользовался этим, сбросил его с себя и сожрал. Тем не менее перед гибелью Каюмарс успел испустить на землю свое семя, из которого и выросла первая человеческая пара. В иранской мифологии Анхра-Манью считался главой всех сил зла, тьмы и света, олицетворяя собой, в частности, все отрицательные побуждения человеческой психики. Как именно был обращен в коня «князь тьмы», авестийская традиция умалчивает, однако на нем иранский богатырь тридцать лет объезжал Землю, что разительно напоминает восточнославянский миф о перековывании в кобылу матери змеев, на которой герой сказки в некоторых вариантах точно так же объезжает весь свет.

Рассмотрев эти параллели данного варианта славянского змееборческого мифа, перейдем к рассмотрению трех его основных персонажей. Формально главным его персонажем является герой-змееборец. Мы говорим «формально» потому, что решающую победу над матерью змеев одерживает не он, а спасающий его кузнец, который, соответственно, и является центральной фигурой данного мифа. В восточнославянском фольклоре им обычно является Божий коваль Кузьма-Демьян, которого в этом качестве иногда замещают Борис и Глеб, или просто безымянный кузнец. Центральная фигура змееборческого мифа заслуживает самого пристального внимания в силу ее исключительной значимости. Согласно официальному житию святых Космы и Дамиана, они были врачами-бессребренниками, бесплатно лечившими больных во имя Христово еще во времена господства язычества в Римской империи. Культ святых Кузьмы-Демьяна пришел на Русь из Византии и достаточно быстро стал весьма распространенным. Так, под 1175 г. упоминается мужской Космодемьянский монастырь во Владимире. Уже одно то, что ни один канонический христианский текст не знает святых Коему и Дамиана как кузнецов, а исключительно как врачей, однозначно указывает на местную основу тех восточнославянских народных представлений, где они выступают как кузнецы. Данная черта их образа в народном православии никак не может быть выведена из ортодоксальных источников и потому должна рассматриваться как языческое наследие славянской мифологии. Опираясь на обширный фольклорный материал, В. Гиппиус еще в конце 20-х гг. прошлого столетия отметила: «…Кузьма-Демьян христианский псевдоним дохристианского бога Сварога»[395]. Более подробно образ этого бога будет нами рассмотрен в следующей главе, а пока отметим лишь то, что изредка в облике этих святых проскальзывает упоминание об их божественном статусе — большего святотатства и кощунства с точки зрения новой религии нельзя было и придумать. Данное обстоятельство красноречиво свидетельствует о том, что за маской христианских святых Кузьмы и Демьяна скрывается языческий бог. В одном заговоре на кровь интересующий нас мифологический персонаж характеризовался так: «Кузьма и Демьян, ремесленный Бог и бессребренник Христов»[396]. Если вторая часть данной формулы является данью каноническому образу этих святых как врачей, то первая, «ремесленный Бог», не только не имеет с христианством ничего общего, но и находится с составляющим его суть монотеизме в вопиющем противоречии. Стоит обратить внимание, что хоть формально в данном заговоре упоминаются два имени, обращение к ним идет в единственном числе, как к одному человеку. Данная черта, никак не объяснимая из канонического образа этих святых, но становящаяся понятной при предположении, что под именем двух христианских персонажей скрывается один языческий бог, также является весьма устойчивой в народном восприятии этого образа. Примеры фольклорных текстов, прямо называющие Кузьму-Демьяна богом даже в христианские времена, далеко не единичны: «и сотворил Христос святого Илью Милостиваго и св. Георгия Храбраго и святого бога Кузьму-Демьяна»[397]; св. Юрий на «Гесимянской горе» ставит железный тын и пропускает молодых через медные ворота, а «святый Боже Козма и Дамиан затворяет ворота»[398]. На этот же его божественный статус, причем применительно к рассматриваемому мифу, указывает и поговорка «Бог не выдаст — свинья не съест». Рассмотренный сюжет, согласно которому пустившаяся в погоню мать змеев приняла облик свиньи гигантских размеров, рот которой был разверзнут от неба до земли, объясняет и то, что подобное чудовище вполне могло быть соперником Богу. Необходимо отметить, что слияние двух христианских святых в один образ, что не может быть объяснено иначе, чем влиянием язычества, произошло весьма рано. В надписи № 168 из Софийского собора Киева, датирующейся ХII в., некий Иона обращается к Кузьме и Демьяну как к одному святому: «Святой Кузьма и Демьян, Иона из Чернигова это пишет, аминь»[399].

Установив, что под образом Божьего коваля в сказке скрывается языческий бог-кузнец Сварог, рассмотрим теперь ее человеческого героя. Следует обратить внимание на то, что имена многих героев данного сюжета так или иначе связанны со стихией огня — Иван Попялов, названный так потому, что лежал в пепле, или Запечный Искр. С учетом того, что Сварог, как будет показано в следующей главе, был отцом земного огня Сварожича, можно предположить, что изначально главный герой был его отдаленным потомком, на что нам и указывает его имя, обретшим спасение от неминуемой гибели у своего божественного предка. Поскольку в Житомирском уезде само солнце считалось «преогромнейшей искрой»[400], возможно происхождение главного героя и от дневного светила, второго сына Сварога. На то, что главным героем данных сказок были Иван Попялов, Запечный Искр, Искорка Парубок, Матюша Пепельный, каждый из которых был связан со стихией огня, обратил внимание еще Б.А. Рыбаков. Этот исследователь также приходит к выводу о генетической связи сказочного героя и бога-кузнеца: «Богатырь Искорка, Запечный Искр — источник и причина огня и света. На языке средневековых русских людей его нужно было бы назвать Сварожичем, огнем, внуком небесного Сварога, и, может быть, сыном Солнца-Дажьбога, который приходится сыном Сварогу»[401]. Данная черта подтверждает правильность сделанного вывода, что под христианским псевдонимом Кузьмы-Демьяна скрывается именно языческий бог Сварог.

вернуться

393

393 Бертельс Е.Э. Избранные труды. История таджикско-персидской литературы. М., 1960, с. 55–56.

вернуться

394

394 Фирдоуси. Шахнаме. Т. 1. М., 1993, с. 32.

вернуться

395

395 Гиппиус В. Коваль Кузьма-Демьян в фольклоре // Етнографйчний в1сник. Кн. 8. Киев, 1929, с. 15.

вернуться

396

396 Макашина Т.С. Святые Косма и Дамиан в русском фольклоре // Живая старина, 1994, № 3, с. 20.

вернуться

397

397 Петров В. Кузьма-Демьян в украшськом фольклор! // Етнографйчний BicHHK. Кн. 9.1930, с. 238.

вернуться

398

398 Гиппиус В. Коваль Кузьма-Демьян в фольклоре // Етнограф1чний шсник. Кн. 8. Киев, 1929, с. 3.

вернуться

399

399 Высоцкий С.А. Средневековые надписи Софии Киевской. Киев, 1976, с. 74.

вернуться

400

400 Харузина В. К вопросу о почитании огня // ЭО, 1906, № 3–4, с. 108.

вернуться

401

401 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1997, с. 791.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: