74. В это время нумидяне поднялись из засады, внезапно ударили с тыла на центр неприятельского войска и тем произвели в римских войсках сильное замешательство и тревогу. Наконец оба фланга Тибериева войска, теснимые спереди слонами, а кругом и с боков легковооруженными, оборотили тыл и натиском неприятеля оттеснены были к протекавшей позади их реке. После этого задние ряды римлян, сражавшихся в центре, сильно пострадали от нападения воинов из засады; напротив, те, что были впереди, воодушевляемые трудностью положения, одержали верх над кельтами и частью ливиян и, многих из них положив на месте, прорвали боевую линию карфагенян. Хотя римляне и видели, как фланги их были смяты, но не решались ни помочь своим, ни отступить назад в собственный лагерь: многочисленность неприятельской конницы пугала их; препятствовали им также река и проливной дождь с сильным ветром. Поэтому римляне, сомкнувшись и в боевом порядке, отступили к Плаценции, куда и прибыли благополучно в числе не менее десяти тысяч человек. Что касается остальных, то большинство их было истреблено у реки слонами и конницей; те же из пеших воинов, которые спаслись бегством, и большая часть конницы отступили к упомянутому выше отряду и вместе с ним достигли Плаценции. С другой стороны войско карфагенян преследовало неприятеля до реки, но по причине бурной погоды не могло идти дальше и возвратилось в свою стоянку. Здесь все ликовали по случаю счастливого исхода битвы. Случилось так, что из иберов и ливиян погибло немного; большую часть погибших составляли кельты. Однако от дождя и следовавшего за ним снега войско сильно пострадало: пали все слоны, кроме одного; много людей и лошадей погибло от холода.

75. Тиберий знал все, что случилось, но, желая скрыть по возможности правду от находившихся в Риме граждан, он послал уведомление, что, хотя сражение было, но победе помешала бурная погода. Первое время римляне верили донесению; но вскоре стали приходить известия, что карфагеняне занимают и римскую стоянку, что все кельты примкнули к ним, что, напротив, их войско оставило свою стоянку позади, ушло с поля сражения, и все воины собрались в городах, где получают нужные припасы с моря по реке Паду; тогда они ясно поняли, чем кончилась битва. Все это было для римлян совершенно неожиданно, и они с величайшим усердием занялись дальнейшими вооружениями и защитою открытых для врага местностей; поэтому отправили войска в Сардинию и Сицилию; кроме того, послали гарнизон в Тарент и во все другие удобно расположенные пункты; вооружили они и шестьдесят пятипалубных кораблей. Гней Сервилий и Гай Фламиний, избранные в то время консулами, стягивали силы союзников и набирали легионы в самом Риме. Жизненные припасы велели они доставлять частью в Аримин, частью в Тиррению, так как намерены были выступить в эти местности. Римляне обратились также с просьбою о помощи к Гиерону, который и послал им пятьсот критян и тысячу пелтастов. Вообще приготовления велись деятельно повсюду. И в самом деле, римляне как государство, так и отдельные граждане, бывают наиболее страшными тогда, когда им угрожает серьезная опасность.

76. В это самое время Гней Корнелий, назначенный, как я сказал выше, братом своим Публием в начальники морских сил, со всем флотом вышел в море от устьев Родана и пристал к Иберии в области так называемого Эмпория. Начиная отсюда он делал высадки на берег и на пространстве до реки Ибера осаждал города прибрежных жителей, отказывавших ему в покорности; напротив, с жителями покорными обращался ласково и обнаруживал относительно их всевозможную заботливость. Оставив гарнизоны в тех городах, которые перешли на сторону римлян, Гней Корнелий со всем войском шел дальше, направляясь в глубь материка, ибо он собрал уже многочисленное союзное войско из иберов. Все находившиеся на этом пути города он частью привлек на свою сторону, частью покорил. Что касается карфагенян, которые оставлены были в этой стране под предводительством Ганнона, то они расположились станом подле города, именуемого Киссою¹⁵¹. Гней дал им битву и одержал победу, причем овладел большой добычей, потому что здесь оставался весь обоз двинувшегося в Италию войска; кроме того, он приобрел дружественный союз всего населения по сю сторону реки Ибера и захватил в плен военачальников карфагенян и иберов, Ганнона и Гандобала¹⁵². Этот последний был царьком¹⁵³ внутренних областей Иберии и всегда отличался особенным благорасположением к карфагенянам. Узнав о случившемся, Гасдрубал быстро перешел реку Ибер и явился на помощь своим. Здесь он узнал, что покинутые на месте корабельные воины¹⁵⁴ вследствие победы сухопутного войска ходили по стране спокойные и беззаботные; тогда Гасдрубал взял из своего войска тысяч восемь пехоты и тысячу конницы и напал на рассеявшихся флотских воинов, причем многих перебил, а остальные вынуждены были бежать на корабли. Гасдрубал повернул назад, перешел опять реку Ибер и занялся приготовлениями к войне и укреплением местностей, лежащих за рекою, расположившись на зимнюю стоянку в Новом городе. Гай возвратился к флоту и виновных в недавнем поражении подверг установленному у римлян наказанию¹⁵⁵, затем соединил вместе сухопутное и морское войска и устроился на зиму в Тарраконе¹⁵⁶. Равным разделом добычи он приобрел большое расположение к себе воинов и вдохнул в них охоту к предстоящим битвам.

77. В таком положении были дела Иберии. С наступлением весны Гней Фламиний со своим войском двинулся вперед через Тиррению, дошел до города арретинов и там разбил лагерь. Гней Сервилий пошел в противоположном направлении к Аримину, чтобы там поджидать вторжения неприятелей.

Проводя зиму в Кельтике, Ганнибал содержал взятых в битве римлян под стражею на скудном продовольствии; напротив, с римскими союзниками он обращался на первых порах чрезвычайно ласково, потом собрал их, ободрил напоминанием о том, что он пришел воевать не против них, но за них с римлянами. Поэтому, говорил он, им следует, если они хотят поступить благоразумно, примкнуть к нему, ибо он явился прежде всего для восстановления свободы италийцев и для возвращения различным племенам городов их и земель, отнятых римлянами. С этими словами он отпустил пленных без выкупа домой с целью расположить к себе жителей Италии и поселить в них отчуждение от римлян, а равно возбудить недовольство в тех, которые в господстве римлян видели причину умаления своих городов или гаваней.

78. На зимней стоянке Ганнибал употребил еще следующего рода хитрость, достойную финикиянина: будучи связан с кельтами узами недавнего союза, он опасался непостоянства их и даже покушений на его жизнь, а потому заказал себе поддельные волосы, по виду вполне соответствующие различным возрастам, и постоянно менял их, причем каждый раз надевал и платье, подходящее к таким волосам. Благодаря этому он был неузнаваем не только для людей, видевших его мимоходом, но даже и для тех, с коими находился в постоянном общении. Далее, он замечал недовольство кельтов тем, что война тянется долго в собственной их стране, видел также, с каким нетерпением ждут они вторжения в неприятельскую землю, по-видимому, из ненависти к римлянам, а на самом деле из жажды добычи, почему и решил поскорее сниматься со стоянки и удовлетворить желание войска. С этою целью Ганнибал, лишь только пора года изменилась, посредством расспросов узнал от людей, слывших за наилучших знатоков местности, что все пути в неприятельскую землю длинны и проходят на виду у неприятелей, за исключением одного, ведущего через болото в Тиррению, хоть и трудного, зато короткого и совершенно не принятого во внимание Фламинием. Всегда по природе склонный к такого рода предприятиям, он избрал этот последний путь. Когда в войске распространилась молва, что вождь их намерен идти через болота, все со страхом думали о походе, опасаясь ям и тинистых мест на этом пути.

79. По тщательном исследовании Ганнибал узнал, что предлежащий ему путь покрыт болотами, но не вязок, а потому снялся со стоянки и поставил впереди ливиян, иберов и вообще лучшую часть войска; к ним он присоединил и обоз, дабы воины на первое время вовсе не нуждались в продовольствии. О запасах на будущее он нисколько не заботился, рассуждая так, что по достижении неприятельской страны ему в случае поражения припасы будут вовсе не нужны, в случае же победы в продовольствии не будет недостатка. За поименованными выше войсками он поставил кельтов, а позади всех конницу. Начальником тыла войска он оставил брата своего Магона как по разным другим соображениям, так главным образом ввиду свойственной кельтам изнеженности и отвращения их к трудам: если бы они по причине неудобств перехода вздумали повернуть назад, Магон должен был удерживать их с помощью конницы и силою заставлять идти дальше. Итак, иберы и ливияне терпели мало, ибо они проходили через болота еще не тронутые, к тому же все они выносливы и свыклись с такого рода тягостями. Напротив, кельты подвигались вперед с трудом по болотам, уже взрытым и глубоко протоптанным; как люди, не искушенные в такого рода трудностях, они выносили их с мучительным нетерпением, но податься назад мешала им наступавшая с тыла конница. Вообще жестоко терпели все войска, больше всего от бессонницы, потому что они шли непрерывно по воде в течение четырех дней и трех ночей подряд; больше всех страдали и гибли кельты. Что касается вьючных животных, то большая часть их падала в грязи и погибала; впрочем, падением своим они оказывали людям и услугу: сидя на животных и на куче поклажи, люди поднимались над водой и только таким образом могли спать хоть небольшую часть ночи. Многие лошади потеряли копыта, потому что шли непрерывно по грязи. Сам Ганнибал едва спасся, и то с большим трудом, на уцелевшем слоне. Сильные страдания причиняла ему тяжелая глазная болезнь, от которой он лишился даже одного глаза: обстоятельства не позволяли ему ни остановиться, ни полечить глаза.