— Почему бы тебе не найти работу? — ляпнул я первое, что пришло мне на ум. — Ты здоровый и сильный мужик, можешь заработать себе на пропитание.

— Эй ты, крутой, — нахмурился негр, мигом прекращая скалиться. — Ты плохо меня разглядел? У меня цвет кожи немодный! Кто захочет взять грязного нигера к себе?

— Херня. — Я начал злиться уже по-настоящему. Он просто не давал мне пройти. — Я сам искал себе вчера работу. Охранником в клубе. Так вот там половина секьюрити — чёрные. Как и бармен.

— То есть я должен отмывать блевотину и сопли с полов какого-то засранного клуба? — Черномазый едва не задохнулся от возмущения.

— Это лучше, чем унижаться, прося милостыню и мешая людям, которые таким трудом зарабатывают себе деньги на жизнь.

— Ты откуда, мать твою, взялся, ублюдок?! — негр уже кричал, размахивая руками и привлекая внимание прохожих. — Ты умный, мать твою?! Можешь засунуть свои баксы знаешь куда, бледнозадый?! Я гребаный блондин, мать твою, мне плевать на твои нигерские проблемы!..

— Ясно. Ты просто не хочешь напрягаться. Не хочешь работать, — этот наглый и вонючий афроамериканец добился того, к чему стремился. Меня понесло. — Мне плевать на ваши законы и вашу демократию, я здесь проездом и подстраиваться под это безумие не собираюсь. Ты не можешь найти работу не потому, что ты негр, а потому, что ты придурок. Вали с дороги!

— Как ты меня назвал, сука белобрысая? — негр, похоже, не ожидал такого напора от меня и даже оглянулся, точно в надежде на поддержку сновавших мимо равнодушных к нашему спору людей. За нами следили только двое бомжей неопределенной расы на противоположной стороне улицы, с интересом тыкая в нас пальцами.

Черномазый повернулся ко мне и, старательно надо мной нависая, произнес длинную матерную тираду на сленге. Я ещё подумал, что ещё пару дней, и я тоже научусь этому нехитрому мастерству — составлять смысловые предложения из набора конфигураций слова fuck.

Я терпеть не могу, когда стоят над душой. Исключительно в целях возвращения себе ощущения комфорта я толкнул негра в грудь, заставив его сделать два быстрых шага назад, и повторил ещё раз, глядя ему в глаза:

— Вали с дороги.

Негр сделал какое-то движение, точно собираясь ударить меня, но я не отрывал от него взгляда, и момент для удара был упущен. Я и не думал, что со всем своим куражом он мне так и не ответит.

— Ты… ты… твою мать… полиция! — вдруг нашелся и неожиданно громко крикнул негр, схватив меня за рубашку. — Полиция!!

Се ля ви, мелькнуло в моей голове, прежде чем я увидел на другом конце улицы человека в форме. Я похолодел и попытался отцепить от себя подлого негра, — куда там, он вцепился в меня мертвой хваткой. Я дернулся ещё раз и, уразумев, что это бесполезно для того, кто жаждет справедливости, двинул последнего в морду. Черномазый пошатнулся, разжимая пальцы, и у меня появилась уникальная возможность сбежать от правосудия. Метнувшись наперерез роскошному «Опелю», я вылетел на дорогу, уворачиваясь от тормозящих и газующих авто. На той стороне улицы я, обернувшись, увидел, как неугомонный негр подзывает к себе полицейского, указывая в мою сторону. В подошедший как нельзя вовремя автобус я вскочил, не глядя, и уже в окно увидел, как махнул рукой полицай, проходя мимо чернокожего бомжа.

Тяжело дыша после бега, я повернулся к водителю, невозмутимо ожидавшего платы, и полез в карман за мелочью. Вытащил, сколько надо, опустил в жестяную коробку и прошел в салон. В автобусе было невыносимо душно, кондиционера здесь явно не предполагалось. Усевшись на переднем сидении, я приготовился внимательно изучать дорогу.

Конец августа выдался сухим и удушливым, и хотя в воздухе по-прежнему пахло грозой, тучи на небе так и не показались. Автобус, судя по номеру, должен был доставить меня прямо к станции метро. Меня это устраивало — по крайней мере, приблизительную дорогу до Мичиган-авеню я помнил. Я действительно быстро и без проволочек добрался до пункта назначения — у меня хорошая память и я достаточно неплохо ориентируюсь на местности. Единственная заминка случилась в метро — я проехал нужную мне остановку, и пришлось возвращаться. К метро я непривычен — в родной Одессе такого чуда современного транспорта нет; а в редкие визиты в Киев или Москву я предпочитал привычные автобусы или трамваи.

Вспоминая потом этот день, я не мог выдать ничего конкретного, и в то же время точно знал, что это был единственный продуктивный день в Чикаго. Наверное, ради него и стоило перелететь океан — только чтобы увидеть это…

Не сразу я смог понять, что же всё-таки давит мне на нервы, что заставляет оглядываться в этом странном, чужом и удивительном городе. Всё казалось нормальным и всё шло спокойно. Я побывал на Магнифисент Майл, которой здесь называют протяженность вдоль Мичиган-авеню от реки Чикаго до Оук-Стрит. Я так и не прошел её до конца, с её пятью сотнями магазинов, тремя сотнями ресторанов и пятьюдесятью отелями. Зато я видел два музея, которые нашел на Лэйк Шор Драйв, и посетил Музей астрономии Адлера. Насколько я смог понять из объяснений гида, распинавшегося перед группой туристов, это был первый планетариум в западном полушарии. Здесь находились древние астрономические инструменты и модели Солнечной системы, редкие книги, два театра-планетариума, один из которых был полностью цифровой. Виртуальный Космос был не менее завораживающий и затягивающий, чем тот, настоящий, который привлекает взгляды и умы людей не одно тысячелетие. Я твердо решил побывать здесь ещё раз, снова увидеть волнующие панорамы, взглянуть на удивительные модели Вселенной. Забегая вперед, скажу, что вскоре мне стало не до Космоса — у меня оказалось слишком много дел на Земле.

После того, как я побывал в Институте искусств Чикаго, расположенном на Мичиган-авеню возле улицы Монро, и которое, по слухам, содержит одну из самых больших мировых коллекций произведений искусства, я впервые догадался взглянуть на часы. Они показывали четыре часа, и я с трудом поверил своим глазам. В голове шумело от голосов, звуков, визга тормозов и режущей слух музыки со всех сторон, перед глазами стояла плотная пелена, состоящая из мириад виденных картин, звездных панорам, мельтешащих бутиков и разномастных личностей, спешащих по своим делам. Я впервые в жизни захотел спрятаться от окружающего мира, и, на мое счастье, неподалеку увидел небольшое кафе. Как я уже заметил, в Чикаго было изобилие так называемых этнических ресторанов. Итальянских было подавляющее большинство, за ними шли тайские, греческие, мексиканские, китайские, индийские, я видел даже эфиопские, и, приблизительно в том же районе, ресторан с кухней Восточной Европы.

Я попал в обыкновенную чикагскую забегаловку, производящую традиционную американскую еду, не слишком удачную помесь самых различных поваренных искусств — хот доги, сэндвичи с беконом, стейки и пиццу. Официантка, без всякой прославленной «американской» улыбки, поинтересовалась, что я буду заказывать. Я мало ел вчера, не ел сегодня, и был голодным как волк. Я заказал сэндвичи с беконом, пиццу и большую порцию минеральной воды.

Первой моей реакцией, когда мне принесли поднос с едой, была пораженная мысль «Я этого не заказывал!!!». Сэндвичи я представлял себе чем-то вроде симпатичных маленьких пирожочков, которые готовила моя бабушка, пиццу — как треугольный кусочек плоского теста с налепленными на него приправами… дудки! Сэндвичи оказались теми же хот догами, только другой формы и содержания, по размеру — как три эйфелевых башни; пицца оказалась не треугольным кусочком, а полноценным блином, порезанным на куски. Пластиковый стакан с минералкой тоже показался мне двухлитровым — наверное, сказалось общее впечатление от заказа. Мне почти тотчас стало стыдно — что подумают обо мне люди, глядя, как я поглощаю эту гору еды. Воровато оглядевшись, я понял, что мои переживания окружающему народу столь же важны, сколь проблемы вымирания диких животных в Индонезии, и с некоторым опозданием понял, что такие огромные порции считались здесь нормальными.