Я бросил случайный взгляд на стену кирпичной пятиэтажки и даже удивился: на начищенной табличке было выбито название именно той улицы, которая была написана у меня на листке. Ну, если всё и дальше пойдет так удачно, я признаю Чикаго одним из лучших городов на планете.

Интересно, тот дом, адрес которого дал мне водитель, такой же опрятный и милый на вид, как этот?

Проходившая мимо женщина, разговаривавшая по мобильнику, споткнулась о выбоину в плитах и едва не упала, не сумев сразу выдернуть тонкую шпильку. У меня хорошая реакция. Я мгновенно отпустил сумку, которую держал в левой руке, и подхватил женщину до того, как она могла бы растянуться на тротуаре. Мобильник, который она не сумела удержать, мягко шлёпнулся поверх моей сумки.

— Что ты себе позволяешь, идиот! — вдруг закричала она, вырываясь из моих рук. Она рисковала упасть повторно, поскольку я держал её на весу, и твердой опоры под ногами у неё не было. — Отпусти, придурок!

Я понадеялся на то, что плохо её понял, и отпустил не сразу, а спустя пару секунд, когда она уже крепко стояла на злополучных шпильках. Элегантно одетая, ещё молодая, но с неприятным выражением брезгливости на покрасневшем лице. Я подобрал с сумки её телефон.

— Я подам на тебя в суд, козёл! Тебе жизни не хватит, чтобы расплатиться со мной!! Скажи, тебе понравилось меня лапать?! Ты…

Я вздохнул, радуясь тому, что языкового опыта у меня мало, и я понимал лишь половину из того, что она пыталась до меня донести.

— Не забудьте свой мобильный, мэм, — протягивая её телефон, попросил я.

Она закончила очередной монолог, набрала в легкие воздуха для новой тирады, и тут увидела свой телефон.

— Дай сюда! — она грубо вырвала его из моих рук и принялась лихорадочно прятать его в сумочке. — Радуйся, что я не позвала полицию, осёл!

Спокойствием я никогда не отличался, но и лезть на рожон тоже не любил, тем более проведя менее трех часов в чужой стране. Я был наслышан о местном гипертрофированном чувстве справедливости, только поэтому сохранил ледяную мину на лице, невероятным усилием добиваясь, чтобы моё состояние не выдал румянец. Я вообще редко краснею, но когда это всё-таки происходит, то уж по полной программе.

— Ты помял мой костюм своими лапами, ты грязный…

— Я хотел помочь, — попытался вклиниться я.

— Ах, помочь! Ты мне едва ногу не сломал, кретин!

— Извините, — удивляясь самому себе, произнес я.

Женщина, уже выдыхаясь и не столь агрессивно, продолжала что-то выговаривать мне, только я уже не слушал. Подхватив сумку, я спокойно и не торопясь пошел дальше, прислушиваясь к происходящему за спиной. Похоже, звать полисменов она действительно не собиралась — очевидно, слишком торопилась на работу, обычно у них такие дела миром не кончаются. Мне везло.

Настроение у меня даже поднялось — уже второе приключение за три квартала. Будет что рассказать дома! Мне всё было в новинку, я даже косящие взгляды прохожих встречал с удовольствием. Я не уставал смотреть по сторонам, с любопытством оглядывая бутики, супермаркеты и довольно обшарпанные серые дома. Я находился не в самом лучшем районе города, и смотреть, по большому счету, тут было не на что, но меня интересовало всё, и в особенности люди, сновавшие вокруг с озабоченно-сосредоточенными лицами. В своё время я много читал о Чикаго, в детстве увлекался рассказами про здешних мафиози, но, став старше, понял, что на самом деле всё это не так здорово. Да и Чикаго давно перестал быть центром американской мафии, уступив это место Нью-Йорку.

Нужный мне номер дома я нашел почти сразу, завернув в проулок и спросив у сидящей на лавочке бойкой старушки, где здесь сдают комнаты. Она сразу указала мне куда-то во двор соседнего довольно убогого дома, и я поплёлся туда. Входная дверь обшарпанного подъезда была нараспашку, но рядом, на бордюре, сидели несколько молодых парней приблизительно моего возраста. Все они с явным интересом наблюдали за мной, и мне сразу стало неуютно. Спрашивать у них что-либо я не стал, но один из них сам заговорил со мной, как только я поравнялся с дверью:

— Кого-то ищешь, приятель?

— Мистера Салливана, хозяина… — я замялся, не зная, как же его назвать.

— Он дома, — кивнул мне тот же высокий мулат, ещё раз внимательно оглядывая меня с ног до головы. — А ты новенький?

— В каком смысле? — уточнил я.

Сидящие позади мулата парни дружно заржали. Я на всякий случай нахмурился.

— Ты приезжий? — тоже улыбаясь, переспросил тот.

— Вроде того, — осторожно ответил я.

— И откуда?

Я замялся. Кто из этих полуобразованный детей городских джунглей Чикаго мог слышать о далёкой Украине, расположенной в Восточной Европе? Когда я общался по Интернету с одним американцем, он вежливо уточнил, в какой части Африки находится моя страна. С тех пор об Украине я стараюсь не заикаться.

— Россия.

— У-у-у…

Парни дружно переглянулись, а затем мулат вновь обратился ко мне:

— Как зовут?

В его тоне теперь звучало откровенное уважение. В который раз за сегодняшний ещё такой короткий день я удивился. Поколебавшись, я честно ответил:

— Олег.

— Как?

Пришлось повторить раза три. Мулат покачал головой и пояснил:

— У старика Салливана живут в основном иммигранты. Весь этот район населен латинами. Такие, как ты, живут в другом квартале, недалеко отсюда. Я сам из Бразилии, но живу здесь уже шесть лет. Два года назад сюда приехал один русский. Приехал на несколько месяцев, заработать денег — как и все мы. Он был хорошим парнем. Мог порвать пятерых, но поцапался не с тем человеком, и с тех пор его не видели.

Повисло молчание. Парни курили, о чем-то переговариваясь между собой, мулат молчал. Рассказанная им история не вдохновляла. Я неловко переступил с ноги на ногу, ожидая продолжения.

— Пойдём, Оулиг, — точно очнувшись, кивнул мне мулат. — Отведу тебя к Салливану.

Ступив в довольно темный подъезд, я едва не растянулся тут же, у порога, сходу наткнувшись на что-то огромное и живое.

— Керни, старый чёрт, шёл бы ты отсюда, пока тебя Салливан не вышвырнул, — посоветовал бомжу мулат, бесцеремонно отпихивая его ногой. Человекообразное у меня под ногами пошевелилось и отползло подальше в угол.

— У Салливана дешёвые комнаты, советую долго не думать, он не любит, когда с ним торгуются. Впрочем, — мулат, поднимаясь всё выше по лестничным пролётам, на секунду задумался, — впрочем, свободных квартир у него нет. Это точно.

— Повезло мне…

— Повезло, — не согласился мулат. — Я иду с тобой, русский, значит, всё будет о'кей.

— Как тебя зовут? — несколько запоздало поинтересовался я.

— Джулес, — хмыкнул мулат. — И у меня сегодня хорошее настроение, русский.

Я не возражал. Русский так русский. Для них все славяне — русские.

У крепкой, но обшарпанной двери последнего, шестого этажа мы остановились. Джулес уверенно нажал на звонок, и через пять минут непрерывных трелей в глубине квартиры раздался чей-то недовольный заспанный голос. Что говорил находившийся за дверью, я понять не мог: во-первых, он говорил на американском слэнге, во-вторых, звук сильно приглушала дверь. Догадаться, что это была отборная матерная ругань, труда не стоило.

Дверь распахнулась, и на пороге возник немолодой мужчина с внушительным пузом и остатками редких седых волос на голове. Одет он был в помятые штаны и расстегнутую клетчатую рубаху.

— Чего тебе, Джулес? — неожиданно громко гаркнул он, и я невольно отступил на шаг. Он буквально буравил меня взглядом, оценивающе глядя на мою одежду. Похоже, привычно прикидывал, сколько сможет из меня вытянуть. — Ты же знаешь, комнат у меня нет, нечего водить сюда всяких проходимцев!

— Ему нужен угол, Салливан, — мулат примирительно поднял руки. — Он русский и ещё никого в городе не знает.

Странное беспокойство скользнуло по лицу хозяина. Он сделал движение, точно собираясь закрыть дверь.

— В прошлый раз парень, похожий на тебя, доставил мне много проблем, — глядя мне в глаза, проговорил он. — Боюсь, с тобой проблем будет даже больше, уж слишком ты… беленький.