Шведы удлинили шнур телефона и протянули трубку до центрального поста. С нашей стороны трубку взял Просвирнин, представившийся как капитан 1 ранга.
— Я не знаю такого капитана 1 ранга. Кто вы? — Спросил Гущин.
— Я советский военно-морской атташе в Стокгольме, — уточнил Юра и стал рассказывать Гущину о сути договоренностей между нами и шведами.
— Я не могу покинуть лодку, пока не получу приказ от своего начальства, — ответил ему Гущин.
В этой ситуации мы не могли оказывать какого-либо давления на командира лодки, потому что строго формально в этой сложной для него обстановке действовал он правильно и в соответствии с уставом. Пройдет тринадцать часов — и Гущин наконец получит указание командования Балтийского флота принять участие в опросе.
Присутствовавший с переводчиком военный, которого вместо себя послал Л. Фошман, внимательно фиксировал содержание беседы с Гущиным. Сразу после окончания нашей миссии переводчик, несмотря на поздний час, поехал с докладом к Л. Фошману. Задним числом можно сделать предположение, что шведским военным было важно знать, насколько советские непосредственные участники предстоящей процедуры опроса были осведомлены о порядке его проведения. К сожалению, Е. Рымко не проинформировал нас об этом. Судя по всему, не был проинструктирован и командир подводной лодки. Все это будет потом использовано шведскими военными в своих целях.
Тем не менее, вернулись мы в гостиницу в приподнятом настроении и долго не могли уснуть, возбужденные предстоящим событием.
Как писали потом в шведских СМИ, глубокой ночью, спрятавшись в трюме катера береговой охраны, двое научных сотрудников ФАО, еле удерживаясь на ногах из-за поднявшегося на море шторма, бросавшего катер, как скорлупу, готовились к своей последней попытке обнаружить ядерное оружие на борту русской подводной лодки. Им понадобилось время, чтобы вооружиться необходимой для этого аппаратурой, и теперь они сосредоточенно смотрели на экран, вооружившись куском германия. Излучение, пройдя через цилиндр с германием, должно было заставить атомы «танцевать».
В 00.30 следующего дня стало ясно, что источником излучения был уран-238. Еще через 4 часа работы сотрудники ФАО якобы установили, что количество урана составляет примерно несколько килограммов.
Определить, использовался уран в качестве оружия или в каких-нибудь других целях, было уже за пределами их возможностей, но это не помешало шведской стороне выступить на этот счет с уверенным заявлением и еще раз переполошить всю Швецию сенсационным открытием шведских военных.
День шестой, понедельник 2 ноября 1981 года
Карлскруна замерла в ожидании решительных событий.
Сразу после завтрака советские дипломаты в сопровождении офицера связи П. Бъёрлинга прибывают к причалу военно-морской базы и поднимаются на борт торпедного катера «Вэстервик», который выбран шведской стороной в качестве места опроса командира подводнойлодки U-137А.М. Гущина.
На море бушует шторм.
В 13.10 А. Гущин покидает лодку и садится в вертолет, который доставляет его к месту опроса. Немедленно после этого лодка подает сигнал «SOS». Шведы в нарушение собственного требования «сначала опрос — потом спасение лодки» во избежание аварии вынуждены приступить к снятию лодки с мели.
Опрос длится около 7 часов, после чего А. Гущина возвращают на лодку, а шведы учиняют досмотр ее внутренних помещений.
И заревели над головами ветры буйные, возвещая час роковой, и заржали кони быстрые, чуя битву великую! Засверкала сталь булатная, зазвенели кольчуги кованые. Затрубили поутру трубы звонкие, созывая добрых молодцев в поход постоять за землю русскую.
Такое или примерно такое настроение овладело нами в то мрачное и суровое ноябрьское утро, когда мы в 7 часов встали с постели и стали собираться в дорогу. Несмотря на получение накануне неутешительной информации, мы всё-таки надеялись, что последнее недоразумение с командиром лодки разрешится.
Быстрый завтрак в офицерской столовой. Приступившие со всех сторон журналисты, тоже наконец дождавшиеся перелома в событиях. Сухая сдержанная манера поведения Перси. Он весь как-то подобрался, натянулся тугой струной и оделся в непроницаемый панцирь.
Нервно начался день и для шведских военных.
Рано утром Карл Андерссон поднялся на борт лодки, чтобы узнать, какое решение приняло за ночь советское военное командование в Балтийске. Встретивший его Аврукевич обратил внимание на штормовую погоду и предложил снять лодку с мели одновременно с уходом Гущина на процедуру опроса. Швед ответил, что между опросом и спасательной операцией нет никакой связи.
Около 10.00 Аврукевич снова вызвал Андерссона и повторил свое предложение, поскольку корпус лодки сильно било о грунт. Раздраженный начальник штаба базы резко бросил капитану 1 ранга:
— Вызывайте меня зеленой ракетой, если я действительно вам понадоблюсь.
В 12.30 с борта лодки взлетела зеленая ракета, и когда Андерссон прибыл на место, на палубе субмарины его ждал А. Гущин, одетый в парадную форму с белым кашне и в белых перчатках. Позже, к вящему удивлению шведов, к нему присоединился замполит капитан-лейтенант В. Беседин, стоявший на вахте в злосчастный день 27 октября. Шведы не рассчитывали на то, что русские выставят на опрос еще одного офицера, хотя и высказывали такое пожелание. Естественно, они были довольны таким «подарком», потому что вероятность пробить брешь в их организованной защите было в два раза легче.
Офицеры с тяжелым сердцем перешли в шведский катер и поплыли навстречу неизвестности. При посадке на катер порывом ветра с А. Гущина сорвало фуражку, и Карл Андерссон стал вылавливать ее багром. Но командир 137-й, вероятно, был слегка суеверен и попросил своих принести другую фуражку.
Катер быстро доставил всех к причалу о-ва Хэстхольмен. Там все сошли на берег, чтобы пересесть в вертолет. Замполит В. Беседин при высадке поскользнулся и едва не угодил в воду.
На берегу полковник Данквардт выстроил своих солдат в две шеренги, и русским полсотни метров до вертолета пришлось проехать в автомобиле(!), как штрафникам, сквозь строй. Полковник обладал большой фантазией и несомненными способностями к театральным постановкам.
Вертолет быстро доставил всю группу на островок Стумхольмен, а уже оттуда опять на катере они добрались до «Вэстервика».
„.Мы же стартовали из гостиницы примерно в половине одиннадцатого. Собрав в целлофановые мешки выданные накануне резиновые сапоги и зюйдвестки, мы пробрались сквозь толпу журналистов к автомашине и двинулись по направлению к верфи, где нас ожидал торпедный катер «Вэстервик». Следом мчалась кавалькада разномастных машин с журналистами, которые, однако, были вынуждены прекратить преследование, как только за нами закрылись ворота судоверфи.
У причала одного из доков стоял «Вэстервик» — небольшое серо-голубое суденышко размером с московский речной трамвай. Мы поднялись по трапу на палубу, где нас встретили командир катера и несколько офицеров в морской форме, которые, как выяснилось позже, имели к шведскому флоту такое же отношение, как мы сами.
Командир отдал честь, и нас провели в крошечную каюту. П. Бъёрлинг тут же куда-то исчез и оставил нас с Просвирниным наедине. Не успели мы как следует осмотреться, как у двери раздался стук каблуков и лязганье металла по металлу — снаружи, словно выросший из трюма, стоял матрос с карабином у ног. К нам приставили часового!
Под ногами заревели мощные моторы, и катер стал отходить от причала. Вошел вестовой и принес кофе с бутербродами, но мы не могли и думать о еде под охраной. Катер стало здорово покачивать, на основании чего мы сделали вывод, что вышли в море. Ю. Про-свирнин примерно прикинул курс и предположил, что мы двигаемся к югу от Карлскруны по направлению к о-ву Аспё25. Часовой усердно исполнял свою роль, устрашающе таращил глаза и время от времени разминался, делая уставные упражнения с карабином. Офицера связи по-прежнему не было.
25
Позднее мы узнали, что «Вэстервику» было предписано выйти в неглубокие воды вокруг о-ва Алмё. Место удовлетворяло всем требованиям шведов: оно находилось за пределами запретной зоны, свободно от посторонних лиц, и «Вэстервик» мог бросить там якорь.