Тогда королева предложила ему написать либретто. Дважды отказывать монарху было не принято, и Декарт скрепя сердце принялся за глупую и ненужную работу — сочинять стишки к балету «Триумф мира», прославлявшему Минерву Швеции за усердие и мудрость, проявленные при заключении Вестфальского мира.

Однако первое впечатление, сложившееся у учёного от шведской королевы, было вполне благоприятное: «Хвалебные слова, которыми, я слышал, осыпали Кристину, недостаточны, она заслуживает большего». Но уже с первых дней француз чувствует в Швеции дискомфорт: «Мысли людей замерзают здесь зимой, как вода». Странным было, однако, то, что при взаимной симпатии настоящий контакт между учёным и королевой произошёл лишь к концу года. Ни с того ни с сего Кристина предложила Декарту отпуск! Драгоценное время проходит, а серьёзных бесед с королевой как не было, так и нет. Ему приходят на память слова оставшейся в тёплой Голландии подруги о том, что королева Швеции нисколько не интересуется философией. Учёный смущён, растерян и находится в состоянии тревоги.

«Триумф мира» был показан 9 декабря. (Есть данные о том, что Декарт написал и комедию, но её до сих пор не обнаружили.) Кроме балета он по просьбе королевы составил устав для шведской академии, но это не то, совсем не то, что он ожидал, и его не привлекает даже перспектива сделаться президентом академии. Единственное научное занятие Декарта в Швеции — снимать по просьбе Паскаля показания барометра.

Первая обстоятельная беседа между королевой и учёным произошла лишь в начале 1650 года. Всего же их было четыре или пять, и все они проходили в библиотеке королевы… в пять часов утра. Именно такое время для аудиенции любимого философа из Парижа выбрала королева Кристина! Чем она при этом руководствовалась, сказать трудно. Бедный учёный был вынужден вставать в три часа утра, чтобы успеть попасть во дворец. Библиотека плохо протапливалась, и Декарт постоянно зяб. Привыкшего к диете Декарта Кристина потчевала на своих обедах тяжёлыми мясными блюдами. На встречах присутствовал придворный историограф Фейнсхемиус, из-за чего обсуждение католической религии становилось невозможным.

После этих бесед французский учёный почувствовал явное разочарование. «Она чрезвычайно предана изучению литературы, но мне до сих пор не известно, занимается ли она философией, а потому мне трудно судить о её интересах, а также и о том, собирается ли она назначить время для этого… Но, несмотря на всё это и на огромное уважение, которое я испытываю к Её Величеству, я не думаю, что что-нибудь меня может задержать в этой стране до следующего лета…»

По воспоминаниям Кристины, во время бесед с ней Декарт пытался интерпретировать некоторые свои философские труды, но наибольший интерес она проявила к его геометрическим способам доказательства существования Бога и демонстрации разницы между душой и телом. Королева была культурной и образованной женщиной, оправдывает поведение Кристины Стольпе, но ждать от неё глубокого интереса к философии или к обсуждению её принципов и законов было бы напрасно, и она не виновата в том, что разочаровала Декарта. К тому же королева в это время по горло была занята более важной для неё проблемой, связанной с назначением наследника, о чём мы поговорим позже. Возможно, но всё-таки это был Декарт, а не какой-нибудь «хлюст» из Парижа! И пригласила его сама королева! Д. Мэссон, вероятно, ближе к истине, объясняя равнодушие королевы к знаменитому учёному тем, что Кристина не могла примириться, что Декарт оказался умнее и выше её во всех отношениях, и она не захотела показывать ему (а главное, Европе!), что в чём-то уступает философу. Она в это время находилась на пике своей мнимой славы миротворицы Европы.

В любом случае она могла вести себя более вежливо.

Двадцать второго января (2 февраля) бедный Декарт заболел воспалением лёгких, а девять дней спустя его уже не стало. Недосыпания, вредная пища, полное разочарование в королеве, нетопленые помещения, непривычная для нежного парижанина шведская стужа сделали своё дело. Неожиданная и драматичная смерть великого французского учёного дала повод для мрачных шуток о том, что в этом и состоял весь вклад Швеции в развитие мировой философии.

Кристина чувствовала себя виноватой в смерти философа, но скорбь её была вряд ли искренней. «Его смерть удручает меня, — писала она, — она навсегда наполнила меня оправданным, но бесполезным сожалением». И всё.

Повлияли ли разговоры учёного с королевой на её последующий переход в католическую веру? Напрямую вряд ли, потому что вопросы религии собеседники ни разу не обсуждали. Главное, что Кристина узнала от Декарта, это то, что религия была вполне совместима с разумом. В остальном великий математик и философ мало интересовал королеву.

Он уже не мыслил, следовательно, перестал существовать. Кристина даже слегка подсмеивалась над ним за то, что он занимался вопросом продления человеческой жизни.

К этому времени королева на самом деле устала от всего: от политики, от управления страной, от министров, от учёных и придворных. Особенно от министров. «Как только я вижу этих людей, — признавалась она Карлу Густаву, — мне кажется, что передо мной является сам дьявол. Полагаю, чтобы освободить свой ум от политики, лучше всего пытаться общаться с учёными»[51]. То же самое она говорила П. Шану: «Напрасно я встаю рано утром и поздно укладываюсь спать — всё равно ничего не добиваюсь. Для себя не остаётся ни минуты. Государственные дела занимают всё моё время и надоели мне до смерти. Когда, о Боже, мне удастся отделаться от всех этих надоедливых секретарей?»

Вопрос о замужестве королевы муссировался всеми заинтересованными и незаинтересованными лицами. В первую очередь на замужестве настаивали государственные советники. Когда Карл Густав ещё считался женихом Кристины, то королева отделывалась обещаниями выйти за него замуж. Но когда всем стало ясно, что жених получил «от ворот поворот», отговорки более не годились. Время между тем шло, а признаков приближения королевы к своей свадьбе с Карлом Густавом или с каким-либо другим принцем не было.

В 1647 году, когда представители сословий снова поставили вопрос о замужестве Кристины, она ответила, что ей нужно ещё раз хорошенько подумать. «Однако Е. К. В. были склонны в этом случае для сохранения отечества предложить некоторые средства», — констатирует протокол риксдага. Какие средства имела в виду Кристина, о том депутаты риксдага, конечно, пока не догадывались. И сам Карл Густав, и остальные всё ещё надеялись, что брак всё-таки состоится.

Время шло, а королева всё думала и думала.

Сначала нужно было дать стране наследника. Единственным высокородным князем в Швеции, который мог бы претендовать на шведский трон, был её кузен Карл Густав. Королева не раз в самых лестных выражениях высказывалась о его способностях и личных качествах. Но ей, в довольно обидных словах отказавшейся от его предложения, не так-то просто было теперь обещать ему корону. Отчаянный бабник и успешный военачальник, Карл Густав оказался беспомощным и робким перед своей кузиной. К тому же у пфальцской семьи в Швеции было не так уж много сторонников.

Первым на Карла Густава как наследника трона указал дядя королевы, риксадмирал К. К. Юлленъельм. Ещё в 1646 году, сразу после расстройства брака Кристины с Карлом Густавом, он предложил ей, в случае своей бездетности или нежелания выходить замуж, обратить внимание на пфальцское семейство. (Такую возможность, кстати, предусматривал в своё время и отец Кристины, когда у него ещё не было наследников.) Но как убедить в этом правительство и парламент? Как можно было при молодой и успешно действующей королеве определить наследником шведского трона иностранца?