Вопрос перешёл в плоскость безопасности королевства!

Риксмаршал Якоб Делагарди привёл ещё один аргумент в поддержку мысли канцлера: вдовствующая королева вряд ли может дать правильное религиозное воспитание. И тут же брат канцлера Г. Г. Оксеншерна предложил поставить вопрос на голосование. Голосование предполагало не только «вотирование», но и возможность для члена правительства высказать своё развёрнутое мнение. Каждое высказывание протоколировалось на бумаге.

Аксель Банер согласился с тем, что королева-мать не способна дать дочери надлежащее воспитание, но при отделении дочери от матери, по его мнению, нужно соблюсти такт. Его поддержал Оке Даг-ок-Натт (День-и-Ночь). Финско-шведский аристократ Клаэс Флеминг сказал, что ему неприятна постановка вопроса, но «лучше перегородить ручей до того, как он превратится в реку». Риксадмирал К. К. Юлленъельм говорил, что даже хорошие матери, «как обезьяна своего детёныша», могут испортить своего ребёнка, но отделение дочери от матери нужно обставить очень деликатно. Риксмаршал Я. Делагарди заметил, что если принцесса и не воспитывается в пороке, то при существующем положении она вряд ли может стать богобоязненной и любящей своих подданных королевой. Самый сильный аргумент высказал риксдротс Г. Г. Оксеншерна: «Её Величество ничего хорошего в смысле уважения или любви к стране из уст госпожи матери не слышит, и Её Величество вряд ли сможет иметь о своих подданных благоприятное мнение, когда её мать дурно высказывается о нашей стране».

Оксеншерны давят со всех сторон. Но окончательное решение даётся трудно. Советники, по выражению канцлера, испытывая почтение к вдове и благоговение перед памятью короля Густава II Адольфа, снова пускаются в рассуждения. Канцлер бросает интересную реплику о том, что если в результате разлуки с матерью принцесса умрёт, то в случившемся будут винить его. Все молчат, но в душе соглашаются: ведь это он, Аксель Оксеншерна, «заварил» всю эту кашу, как только появился в Стокгольме. И снова, и снова они заходят в один и тот же тупик: существуют сотни аргументов «за» и «против», но государственные интересы требуют, чтобы… В конце концов, рассудили государственные мужи, принцесса Кристина будет разлучена с матерью не навечно и вдовствующей королеве можно позволить иногда навещать свою дочь. Гранитная твёрдость Оксеншерны и оппортунизм министров решили дело.

Совет постановил, что сначала следует попытаться договориться с матерью мирно, но если этого сделать не удастся, тогда нужно применить силу и увезти принцессу в Упсалу. Если же Мария Элеонора попытается поехать вслед за дочерью, то надо устроить так, чтобы ни для неё лично, ни для её двора в Упсале не нашлось резиденции. Струсивший К. К. Юлленъельм предложил не указывать в протоколе заседания слова о том, что Мария Элеонора дурно влияет на свою дочь, но ему резко возразил канцлер: нет, наоборот, потомки должны знать мотивы, которыми руководствовался совет при принятии такого важного и трудного решения. (Естественно, потомки должны были также узнать, что решение принимал не один только канцлер, а все члены Государственного совета.)

Что касается общего направления, в котором должна была воспитываться наследница трона, тут у членов Госсовета разногласий не возникло. На этот счёт уже высказывались и риксдаг, и члены совета, так что обсуждать было нечего. Детали учебно-воспитательной программы должны были определить наставники и гувернёры принцессы. Главное, подчеркнули Аксель Оксеншерна и прочие члены совета, чтобы будущая королева лояльно относилась к народу. (Естественно, под народом они подразумевали самих себя, ну, в крайнем случае, дворянское сословие.) Необходимо было, по крайней мере, не допустить со стороны принцессы абсолютистских наклонностей. Больше всего для Оксеншерны подошла бы monarchia mixta — правление, при котором власть в королевстве была бы поделена между монархом и аристократией. Ну, конечно, при формальном участии риксдага[16].

Ю. Маттиэ в период своего наставничества составил не один, а целых пять учебных планов для своей ученицы: два плана он успел сочинить до своего формального назначения на пост, а ещё три были написаны уже в процессе преподавания (последний был составлен в 1642 году). Сверх всякой меры скрытная и замкнутая Кристина прониклась к бывшему придворному капеллану доверием и любовью и стала делиться с ним своими сокровенными мыслями. «Оба они, — вспоминала Кристина много лет спустя о Маттиэ и Банере, — были прекрасными людьми, и испытывая к ним чувство дружбы и уважения, я была готова сделать для них всё… и я их во всём слушалась. Они знали, как со мной обращаться, и они завоевали мою дружбу и полное доверие… Но всё-таки, несмотря на их власть надо мной… я подвергала их ответы сомнению и пыталась разобраться во всём сама».

Маттиэ придерживался того мнения, что преподавание предметов детям знатных родителей должно быть сугубо целенаправленным и практичным. К примеру, ученикам незачем было тратить время на тонкости грамматики, фокусы логики или заучивание наизусть стихов — это всё, по его мнению, являлось схоластикой. Излишняя учёность была не нужна будущим представителям королевской администрации. И будущим королям тоже.

Основы вероучения, конечно, являлись основополагающим предметом, но и здесь не следовало перегружать учеников церковной догматикой, правильнее больше внимания уделять ежедневному усвоению молитв. На изучение теории лютеранства Маттиэ отводил лишь одно воскресенье. Этого, по его мнению, было достаточно для того, чтобы любой аристократ, равно как и королева в будущем могли выступать как защитники веры. Принцесса вместе с наставником внимательно штудировала и Библию, и катехизис Лютера, читала труды известных теологов того времени. И конечно же в лекциях Маттиэ о лютеранской вере она не могла не услышать экуменистский мотив о богоугодности прекращения среди христиан всех распрей и призыв к примирению и сближению всех ветвей христианства — католиков, кальвинистов и лютеран.

Много места занимало изучение латыни — языка дипломатии, науки и литературы. Владение латынью было основополагающим признаком учёности и культуры человека того времени. Изучение латыни, в соответствии с методикой, разработанной известным педагогом и мыслителем Яном Амосом Каменским, начиналось у принцессы с устных упражнений, с правильного произношения и заучивания целых фраз наизусть, а потом сменилось изучением грамматики. На первых порах Кристина должна была овладеть небольшим словарным запасом, достаточным для самых простых рассказов, но постепенно вокабуляр обогащался, грамматика усложнялась, пока ученица не достигла совершенства в передаче и понимании самых сложных текстов античных авторов (Тацит, Юстин, Ливий, Цицерон, Юлий Цезарь и др.). Для шлифования языка и стиля Маттиэ практиковал упражнения, сходные с тем, что мы сейчас называем изложением.

Кроме латыни Кристина учила греческий, а из современных языков — французский и итальянский (немецкий, так же как и шведский, был для неё родным языком). Д. Мэссон обращает внимание на унаследованную от отца способность Кристины обучаться языкам на слух. Герцог Гиз много лет спустя отметит, что французским языком королева владела в совершенстве и любой француз принял бы её за парижанку.

Важными предметами считались история (античная и шведская), государствоведение и философия. Практические и неформальные занятия по государствоведению с принцессой проводил канцлер Аксель Оксеншерна. Кроме того, Кристина по достижении пятнадцатилетнего возраста стала регулярно присутствовать на заседаниях Государственного совета.

Преподавались принцессе и основы математики (арифметика, геометрия), физики, астрономии, а также географии. Большое место в подготовке Кристины занимала риторика — искусство убеждать. Владение этим искусством считалось тогда необходимым для каждого потентата. Для Кристины был подготовлен курс так называемой практической риторики. Она училась логическому построению публичных выступлений, обсуждению противоречивых тем, анализу аргументов «за» и «против», подготовке контраргументов и парированию выступлений оппонента. Для этого Маттиэ устраивал дебаты «понарошку», а позже, по мере взросления, принцесса «проходила практику» на заседаниях Государственного совета.

вернуться

16

В Швеции конституционная монархия уже существовала с момента вступления на трон короля Густава II Адольфа. Правда, на практике страной почти единолично правил король, и вот теперь клан Оксеншернов был озабочен тем, чтобы эту практику «слегка» скорректировать в собственных интересах.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: