Еще в период между мировыми войнами значение эмиратов уменьшилось, а эмиры из самостоятельных военных вождей и владельцев территорий своего племени превратились в некотором роде в оплачиваемых французских наместников. При этом южные эмираты, находившиеся в субсахарской зоне, оказались в большей зависимости от Франции, чем эмират Адрара, расположенный в глубине Сахары. После второй мировой войны их значение еще более уменьшилось. Предубеждение эмиров и хасанской аристократии против европейской культуры и французского влияния вызвало бунты и политические выступления вначале против Франции, а позже против создания демократического, объединенного мавританского государства, в котором роль их свелась на нет. Это послужило причиной ликвидации большинства эмиратов, за исключением эмирата марабутов Таганта.

Отрицательное отношение хасанов ко всему, кроме войны, воспоминания о великолепном прошлом привели их к добровольной изоляции в современном мавританском мире. Хасаны держались в стороне от других народностей и общественных слоев еще до прихода французов. Аналогичным было их отношение к религии и наукам, которыми занимались марабуты. Большинство из них были неграмотными, что в мусульманском мире являлось редкостью. Занятые войной, они не соблюдали религиозных обрядов, и марабуты презрительно называли их безбожниками. В начале XX века, когда для жителей Мавритании открылась возможность учиться во французских школах, хасаны не проявили к этому ни малейшего интереса, но не скрывали своего враждебного отношения к учебе и маврам, стремившимся к знаниям. Открытая французами в Сен-Луи школа для сыновей шейхов, в программу которой входили изучение французского языка, получение основных сведений о современном мире, знакомство с обязанностями администратора современного типа, была малочисленной и систематически бойкотировалась хасанами. Случалось даже, что шейхи, чтобы не обидеть французов и в то же время не «развратить» собственных сыновей, посылали в школы своих харатинов. Их записывали под именем сына шейха и таким образом не оскорбляли лучших побуждений французов и одновременно спасали родное дитя от европеизации.

Нам рассказали такой случай: молодой харатин, учившийся за сына шейха, окончил школу с отличием, а когда была создана независимая республика и ей понадобились образованные люди, именно он возглавил департамент. Естественно, это вызвало недовольство хозяина харатина, который теперь стал его подчиненным.

Совсем иначе отнеслись к новому порядку, новой власти племена марабутов. Веками связанные с наукой и учением, они легко приняли ее. Любознательность, почтение к наукам, их практическое применение в жизни и знания других стран, полученные на протяжении столетий благодаря торговле, облегчили марабутам установление контактов с современным миром, представленным здесь французами. Правда, они были глубоко преданы мусульманской религии, но ведь французы не запрещали им совершать религиозные обряды. Зато приверженность традиционной, средневековой по своему строению, мавританской культуре и общественному порядку, который делал марабутов вассалами и объектом грабительских нападений хасанов, была у них значительно слабее, чем у племен воинов. Новые порядки, введенные французами, объективно несли им мирное существование, независимость и обогащение, не говоря уже об участии в политической жизни, от которой они до сих пор были полностью отстранены.

Французы умело использовали эти настроения и уже с начала XX века опирались на племена марабутов. Здесь особенно большую роль сыграл род шейхов Сидиа из Трарзы.

Из числа религиозных братств, которые распространились в Мавритании, и сегодня самое большое значение имеет братство Кадирия. Одна из ого групп была учреждена шейхом Сидиа и с тех пор носит название Сидиа. Его потомок шейх Сидиа Великий, происходивший из племени улад бири, деятельность которого приходится на середину XIX века, собрал вокруг себя многих ученых и учеников и сделал Трарзу центром интеллектуальной жизни страны. Знания и добродетель наследовали его преемники. Так, его внук шейх Сидиа Баба помимо разносторонних знаний обладал якобы еще способностью исцелять и насылать болезни на расстоянии, что способствовало упрочению его положения и влияния руководимого им центра мусульманских исследований. Сидиа Баба был совершенно исключительной личностью, отличался большой терпимостью, признавал как иудейскую религию, так и христианство, дружил с католическим епископом Гамбии. У него было огромное богатство: 300 верблюдов, 580 волов, 105 коров, 4500 овец и коз, 20 лошадей, но жил скромно, как и подобало истинному мудрецу. Все время он проводил в своей палатке, где предавался молитвам и религиозным размышлениям, давал советы и занимался с учениками. Сидиа Баба с большим интересом следил за печатью всего мусульманского мира, живо интересовался всем, что происходило вокруг. Он первый оказал поддержку французам в их стремлениях обуздать хасанских эмиров. Его влияние и авторитет, которыми он пользовался среди мавров, в значительной степени облегчили политическую и культурную деятельность французов на территории Южной Мавритании. При его преемнике Абдаллахи ульд lïïeiïx Сидиа в Бутилимите был организован Мусульманский институт — высшая школа исламских знаний, где преподавали мусульманское право, религию, язык и литературу. Абдаллахи — одна из выдающихся личностей в культурной и политической жизни страны.

В начальный период французской политики эмиры не поняли, что власть и влияние ускользают из их рук. Они продавали свои права за огромные суммы, предлагаемые им французами, и тем самым безвозвратно утрачивали один за другим источники доходов. Одновременно рядом с ними поднималась новая сила — образованные марабуты. Презрение к знаниям привело хасанов к печальным последствиям: они недооценили эту опасность. В момент, когда они очнулись от «сновидений о могуществе», было уже поздно. Простое население видело во французах своих союзников, единственных, кто мог обуздать самоуправство эмиров и знати. Франция уже прочно обосновалась в долине Реки, а в глубинных районах страны у нее было много надежных приверженцев[17].

Нельзя сказать, что эмиры ушли с политической арены без сопротивления. Хотя эпоха их блеска клонилась к закату, они пытались с оружием в руках вернуть утраченное могущество. Эмираты устанавливали контакты с Марокко, надеясь там найти поддержку против французов. Обнищавшим, оставшимся без вассалов, внутренне разобщенным эмирам пришлось сдаться. Одни эмираты пришли в упадок еще в период колониализма, другие уже в период Исламской Республики Мавритании. Сегодня существует только один из них — эмират марабутов Тагант.

На дороге Росо — Нуакшот находится небольшое селение, окруженное со всех сторон пустыней. Оно появилось в результате оживленного движения путешественников по этой трассе. Выехавшие утром из Росо останавливаются здесь в полдень, чтобы помолиться, пообедать и отдохнуть. Селение состоит из нескольких небольших глиняных домов, двух будок из гофрированной жести, двух черных палаток и, наконец, куполообразных глиняных печей, поставленных под открытым небом. Здесь жарят и продают путешественникам мясо. Кое-где безжизненный пейзаж нарушает причудливое деревце или несколько пучков совершенно высохшей травы, крепкой, как железная проволока. Перед одной из палаток лежат бочки с бензином — это заправочная станция. Рядом такие же бочки с водой, привозимой сюда из дальнего колодца, откуда-то из глубины бруссы. В грязном песке осколки бутылок, кости. Несколько худых телят и коз обгладывают засохшее на костях мясо. Это, пожалуй, их единственная пища, поскольку другого корма здесь не видно. Откуда-то взявшийся петух вскочил на жердь палатки (петух — это уже признак цивилизации!) и кукарекает как одержимый. Трудно описать то впечатление запущенности и безнадежности, которое оставляет это затерявшееся в однообразном пейзаже селение.