Чтобы как-то утешить, Юзеф повел меня на футбольный матч. Стадион был расположен в центре Маумере. Уже издали слышались крики болельщиков.
— Сегодня наша команда играет с командой из Ларантуки.
Стадион бурлил. Контролеры, даже не спросив билетов, почтительно нас пропустили. Мы сели на малой трибуне, предназначенной для местной знати.
Узнав у соседей счет, Юзеф сообщил мне:
— Один ноль в нашу пользу.
Футболисты в сказочно ярких костюмах босиком бегали по порыжевшей от солнца траве. Обе команды играли самоотверженно. Смелые атаки, прорывы, стремительные движения спортсменов вызывали у болельщиков тем большее восхищение, что матч проходил при температуре тридцать градусов жары. Не знаю, добьются ли когда-либо индонезийские футболисты лавров на международной арене, но считаю, что среди них есть великолепные игроки, не хуже бразильских.
Над стадионом пронесся громкий стон. Команда Ларантуки сравняла счет. Реакция болельщиков на игру спортсменов достигла кульминации. Каждый захват мяча, каждый промах вызывали бурную реакцию у зрителей. Небо дышало жаром, а по футбольному полю двадцать молодых людей носились в невероятном темпе.
Наконец-то гол! Торжествующий рев зрителей, казалось, всколыхнул печально свисающие листья пальм, окружавших стадион. Вскоре свисток судьи возвестил конец матча.
Направляясь к выходу, Юзеф не преминул похвастать своим гостем:
— Вартаван дари Поландия, — говорил он.
Вдруг я остолбенел. Молодой человек, стоявший рядом с нами, абсолютно без акцента произнес:
— Томашевский! — и тут же перешел на индонезийский.
Юзеф перевел:
— Парень говорит, что польский вратарь в Мюнхене отбил два одиннадцатиметровых удара. Вы знаете, я об этом даже не слышал.
Я сказал, что действительно такое произошло, и тут же задумался. Меня отнюдь не восхищают огромные расходы, на которые идут в Польше ради рекордов. Однако если индонезийцу с Флореса, в Маумере, известно, что польскому вратарю на Олимпиаде удалось отбить два одиннадцатиметровых удара, то эти затраты, видно, не пропадают даром.
День закончился как всегда — сначала предупреждающее мерцание лампочек, а затем тишина, наступившая после того, как выключили движок.
Поездка на только что отремонтированном вездеходе обещала быть интересной. Машина шла отлично. Нам удалось подняться несколько в гору и заехать к флоресийцу, который симпатизировал полякам.
— Все здесь весьма гостеприимны, в чем, впрочем, вы убедитесь сами. Угощают, как в Польше.
Завидев Юзефа, хозяин на мгновение скрылся в хижине, а затем вновь появился с бутылкой в руке. Когда мы подошли ближе, он сидел, скрестив ноги и держа перед собой бутылку, произнес что-то — видимо, приветствовал нас.
— Сначала выпьем туаку, так требует адат. — Мой спутник коснулся ладонью бутылки. — Значит, что приветствие принимаю, — шепнул он.
Хозяин наполовину наполнил скорлупу кокосового ореха какой-то жидкостью, напоминающей разбавленное молоко, и подал напиток Юзефу. Другую «чарку» он протянул мне. Туак на вкус напоминал смесь несвежего пива со свернувшимся молоком.
— Из чего его готовят? — тихо спросил я.
— Это перебродивший сок пальмовых листьев. Стебель надрезают, подставляют кусок бамбука и ставят на некоторое время в тень.
Тут завязалась беседа, увы, без моего участия, ведь я знал всего лишь десяток-другой слов на бахаса индонезия. Кроме туака гостеприимный хозяин потчевал нас также кофе с растущего здесь же, во дворе, куста и мини-шашлыками на вертеле. Шашлыки были хорошо прожарены, поэтому я не стал допытываться, из какого мяса они приготовлены.
Когда у меня сильно затекли ноги, я присел на какое-то бревно и машинально потянулся к низкорастущим листикам. Они тут же свернулись. Я протянул руку — то же самое: листики сжимались, обнажая более светлую оборотную сторону. «Настоящая мимоза», — думал я, пугая растение и забавляясь этим занятием.
— Пойдем, увидим еще кое-что более удивительное, — сказал Юзеф, подходя ко мне с хозяином.
За находившейся поблизости оградой бродил какой-то зверь. Не то крокодил, не то… В общем, какое-то крупное животное с невероятно длинным хвостом. Я вопрошающе посмотрел на моего спутника.
— Это дракон с Комодо, — оказал он.
Я бросился фотографировать. Черно-серое туловище, раздвоенный желтый язык, высовывающийся из сплющенной головы, мощные лапы с большими когтями и змеевидно извивающийся хвост. Варан (Varanus komodensis) впервые обнаружен в 1911 году голландским летчиком, совершившим вынужденную посадку на небольшом островке. Уникальное животное, обитающее исключительно на трех небольших островках — Падаре, Риндже и Комодо, — спорадически встречается также в западной части острова Флорес. Однако родиной этого напоминающего ископаемое пресмыкающегося считается Комодо, где обитают самые крупные экземпляры варанов.
Вдоволь насмотревшись на отяжелевшего варана, я захотел узнать о нем как можно больше.
— Чем же питается это чудовище? — спросил я.
— Прежде всего падалью: мертвыми козами, дикими свиньями, буйволами. Он не брезглив. Но иногда нападает и на живых обезьян и других животных. В прошлом году здесь побывали два австралийских зоолога, они уверяли, что голодный варан опасен: накидывается даже на человека. Он плохо плавает, но, как и подобает рослой ящерице, хорошо лазит по деревьям, — объяснили мне.
— Как же он попал сюда? — поинтересовался я.
— Вероятно, его привезли сюда на лодке из окрестностей Бари. Это на западном побережье, по соседству с Комодо. Вряд ли он долго проживет здесь. Австралийцы сказали, что варан в неволе быстро погибает. Ни в одном зоопарке мира нет этого зверя, как нет и сумчатого медведя коала. Правительство Индонезии взяло варанов под охрану и создало для них строго защищаемый заповедник, кажется, на Ринджа, — был ответ.
— Хотелось бы попасть на Комодо. Как туда добраться? — расспрашивал я.
— Это не так просто. Нужно получить особое разрешение, но, если даже удастся как-то получить его, все равно поездка на Комодо в это время года невозможна. Ни один владелец сампана не отважится отправиться туда, — сказали мне.
— Почему? — полюбопытствовал я.
Оказывается, в это время, а точнее, в течение нескольких месяцев в году остров Комодо отрезан от мира из-за возникающих в проливе мощных течений и водоворотов. Во время движения вод в океане это происходит во всех проливах у Зондских островов.
И тем не менее поездка на Комодо однажды все-таки состоялась.
«Утром мы отправились по самому рискованному отрезку пути. Нам пришлось преодолевать опасные течения, пересекать проливы, отделяющие Ринджа от Комодо. Наш рулевой уверял, что мы доберемся до места назначения. Сейчас еще не так поздно, а вот уже недели через две попасть туда будет невозможно.
Когда мы миновали последний островок и уже были готовы к решающему броску, рулевой неожиданно изменил курс — повернул к ближайшему островку. Оказалось, что его помощник заметил на песчаном берегу черепашьи следы, а ведь яйца черепахи считаются деликатесом даже в самой изысканной кухне. На безлюдном островке яиц так и не нашли, и „капитан" дал команду отчаливать…
Мы столкнули лодку с берега, парус надулся, и нас сразу же подхватило течение. Небольшие волны били о левый борт лодки. Мы повернули к ним носом, стараясь держать лодку наискосок. Море стало темно-синим, волны пенились. Слева находились Флорес, Ринджа, пролив и остров Комодо, впереди — залив Комодо, у входа в который возвышались три скалистых островка, похожие на трезубец Нептуна. Справа — просторы необъятного, ясного и казавшегося спокойным моря…
Жители единственной деревни на этой обширной, необжитой территории заметили пытавшуюся приблизиться к ним лодку и вышли посмотреть на нежданных гостей. Дети вошли даже в воду…
На следующий день мы отправились к указанному месту. Козьи внутренности и головы — отличная приманка для варанов. Пролежав два дня на тропической жаре, они отравили своим запахом по крайней мере половину острова, несомненно привлекая и искушая варанов.