В апреле 1789 года близ одного из таких вулканических островов — Тофуа — начался бунт на судне «Баунти». Другим значительным событием в истории тихоокеанского королевства был захват тонганцами в конце 1806 года британского пиратского корабля «Порт-о-Пренс». Тогда островитяне перебили всю команду этого судна, оставив в живых лишь пятнадцатилетнего мальчика по имени Уилл Маринер. Четырехлетнее пребывание этого юноши на острове Лифука (группа Хаапай) дало ему богатый материал для написания дневника, который считается сегодня классическим литературным произведением, посвященным Океании, поскольку в нем содержится много ценной информации, касающейся жизни и обычаев жителей Тонга тех времен.

В материалах, которые дал мне почитать Апфелсиннер, я тщательно выискивал сведения о зарождении на Тонга пуританской церкви, которая причиняет столько терзаний своим приверженцам в святое воскресенье. Оказалось, что методисты обосновались на Тонга лишь около 1828 года, после того как сначала обратили в христианскую веру жителей островов Хаапай. Произошло это при активном участии вождя Тафуаахау, ставшего впоследствии королем Георгом Тупоу I всего архипелага. Король хорошо понял ту пользу, которую ему может принести сотрудничество с миссионерами, действительно помогавшими ему добиться власти над всеми островами Тонга. Честолюбивый правитель, поддерживаемый преподобным Ширли Бэйкером, не сумел добиться автономии для тонганской церкви, поэтому он пошел на раскол и основал свободную методистскую церковь, действовавшую только на Тонга. Король стал главой этой религиозной организации, и его функции перешли впоследствии к королеве Салоте.

В воскресенье утром я прежде всего поинтересовался у Апфелсиннера, можно ли мне умыться. Затем, ориентируясь по звукам колоколов, доносившимся со всех сторон, направился в одну из многочисленных церквей, рассеянных по острову.

В пути я с изумлением заметил, что на улицах все-таки попадались мотоциклы и автомобили.

— Частным машинам движение разрешено, — пояснил сопровождавший меня самоанец. — Впрочем, не в этом только проявляется лицемерие местных властей. Эти автомашины принадлежат главным образом представителям местной знати.

Вот и деревянная, наспех сколоченная из досок церквушка. Крыша была покрыта ржавым железом, да и интерьер отличался крайней скудностью. В церквушке толпились нарядно одетые тонганцы — мужчины в юбках до колен, женщины — до щиколоток. Во время службы верующие много пели. Надо сказать, что поют тонганцы прекрасно. Идеальная гармония голосов, чудесные мелодии — все это меня очень взволновало.

Служба кончилась. Я стал пробираться к выходу. Тут в дверях ко мне подошел могучего телосложения мужчина, обратился на хорошем английском языке и сразу же пригласил к себе на обед.

— Это совсем недалеко отсюда, — объяснил он, — буду очень рад, если вы, чужестранец, изволите посетить мое скромное жилище.

«Острова Дружбы», — вспомнил я прежнее название Тонга и без лишних церемоний принял приглашение островитянина. Мимо зеленых изгородей городка мы зашагали к его дому.

— Господин Фатухелу, — представился мой новый знакомый. По дороге он развлекал меня рассказами о Новой Зеландии, где окончил какой-то колледж. Я не успел оглянуться, как оказался перед опрятным, крытым пальмовыми листьями и утопающим в зелени домиком. Мы вошли в дом. Внутри прохладно. Посреди комнаты на циновке лежала целая груда яств. Конечно, хозяин не мог предвидеть, что будет принимать гостя, и тем не менее приготовленный обед поражал своим обилием. Я познакомился с женой Фатухелу и его четырьмя детьми. Отец что-то сказал ребятам, и они исчезли.

Когда мы, скрестив ноги, расположились на циновке, меня угостили сначала традиционной чашечкой кавы. Из опыта, приобретенного на Новых Гебридах, я знал, что эту кокосовую «чарку» следует выпить одним залпом. Я так и сделал, чтобы ничем не проявить неуважения к гостеприимному хозяину.

Снизу груда выставленных яств казалась еще внушительнее. Чего здесь только не было! Поросенок, цыплята, завернутые в листья, рыба, крабы, ямс и огромное количество всевозможных овощей и фруктов. Пир обещал быть как у Гаргантюа. Глядя на обильно сервированный «стол»-циновку, я понял, чем объясняется тучность тонганцев.

За обедом за мной ухаживал сам хозяин. Если он подавал рыбу или цыпленка, то непременно целиком. Так же обстояло дело и с крабом. Затем подали огромное блюдо с овощами. Я пытался протестовать, но Фатухелу объяснил, что, по обычаю, на Тонга гость выбирает самые лучшие куски.

Хозяйка почти не участвовала в беседе. В основном она прислуживала за столом. Мы сытно пообедали. Остатки яств тут же съели домочадцы, чей обычный распорядок дня я невольно нарушил.

Мы ели молча. После фруктов знакомый с обычаями европейцев хозяин угостил меня чашечкой черного кофе. Сам же он кофе не пил. Затем Фатухелу распорядился убрать «стол»-циновку и предложил мне перейти на веранду. Он понимающе заулыбался, когда я, облегченно вздохнув, прислонился в углу к стене. Ноги мои из-за непривычной позы во время обеда совсем занемели, да и спина стала побаливать.

Разговор несколько оживился. Правда, хозяин не проявлял никакого интереса к делам европейцев. Его мир по вполне понятным причинам ограничивался лишь Австралией и Новой Зеландией. В разговоре я тоже пытался говорить больше о жизни на Гонга.

— Знаете, далеко не все у нас обстоит благополучно. Согласно древнему закону каждый мужчина, достигший шестнадцати лет, должен получить восемь акров пахотной земли и с того момента обязан платить налог.

— Получить? От кого?

— Вся земля принадлежит королю и, собственно говоря, уже распределена; ею владеет знать. С участками, причитающимися по закону подрастающим гражданам, дело обстоит все хуже. Я знаю людей у нас на Тонгатапу, которые достигли уже среднего возраста, но еще ждут своего участка земли.

— Какой же выход из создавшегося положения?

— Знать должна отдать владения, которые не желает или не может освоить. Это единственный выход из положения.

— Хорошо, может, имеются какие-то возможности занять молодых людей не только сельским хозяйством?

— К сожалению, нет. У нас есть кустарное производство фруктовых консервов, а также незначительное число людей требуется в государственных учреждениях, на электростанции, в порту — и это все. Кстати, в течение ближайших пяти лет около семисот человек, вероятно, уйдут на пенсию, а тех, которые будут стремиться занять их места… раз в десять больше.

— Люди, наверное, эмигрируют в поисках заработка?

— Конечно, уезжают в Новую Зеландию, даже в США. Устраиваются там, копят деньги, но чаще всего возвращаются домой. И даже с деньгами. А это опасно.

— Почему?

— Дело в том, что если у молодых людей появляется много денег и нет никаких занятий, то они пьют пиво, бездельничают. Симптоматичен резкий рост преступлений на острове. Это о чем-то говорит…

Хозяин задумался.

— …Видите ли, они повидали мир, некоторые из них получили образование. Эти люди, когда возвращаются сюда, застают прежние и отнюдь не справедливые порядки. Законы у нас старые, однако соблюдать их могут только рядовые граждане… Как убедить молодого человека, уже поработавшего, скажем, швейцаром в ночном ресторане в Гонолулу, что плавать в море по воскресеньям — значит нарушать закон? А ведь за этим следит полиция. Результат может быть только один…

— Какой же?

— Попробую вам ответить. Возле нас проходит линия смены дат. На высоте Новой Зеландии и вплоть до островов Эллис, то есть к северу от нас, она условно передвинута к востоку. Людям, окончившим школу, это хорошо известно. Есть и такие, которые утверждают, что если бы эта линия проходила у нас как следует, то есть по сто восьмидесятому меридиану, то в то время, на которое у нас приходится воскресенье, должен быть на самом деле понедельник, и, таким образом, наше злосчастное, лишенное всяких развлечений воскресенье празднуется на Тонга не в надлежащий день. Молодые люди пока еще не выступают открыто против существующих порядков. Но уже из-за недостатка земли и курсирующих по воскресеньям автомобилей поговаривают, что среди тонганцев нет подлинного равноправия…