Я открыла глаза. Было темно. Над головой шумели ветки деревьев, раскачиваемые ветром. Я подскочила, как ужаленная.
– Доротея!
Мы принялись лихорадочно собирать вещи.
Выехали на дорогу. Никаких следов обоза. Мы ехали, обмениваясь горькими упрёками. Было темно, только по границе ещё более тёмного леса было понятно, куда мы двигаемся. Внезапно моя лошадь задрала морду, раздувая ноздри, и издала тонкое, пронзительное ржание.
– Это волки! – взвизгнула Доротея.
– Здесь нет волков! – Возразила я, хотя душа у меня ушла в пятки.
Дорогу впереди загородил тёмный силуэт. Моя лошадь, фыркая, отпрянула назад. И тут же чья-то рука потащила меня с седла. Я услышала истошный визг Доротеи.
Вынув ноги из стремян, я безвольным мешком повалилась с лошади. Державшая меня рука, не ожидавшая такого поворота, ослабила хватку. Упав на землю, я перекатилась под ноги кобылы, и старая ткань платья разорвалась – о, благословенная скупость Доротеи!
Проскочив под брюхом лошади, я подобрала юбки и кинулась в сторону леса.
Никогда мне не приходилось бегать так быстро. Ветки хлестали по лицу, рвали одежду, краем слуха ощущался невнятный шум на удаляющейся дороге, и тяжёлый топот бегущего сзади человека. Я чувствовала, что меня нагоняют. В груди начало жечь. В отчаянии я попробовала прибавить скорость, но вскоре ноги ослабли, я запнулась, и с размаху полетела на землю.
Оглушённая падением, я не сразу опомнилась. Ногу мою что-то прочно удерживало. Наконец мои ощущения подсказали, что я лежу пластом на отвесном склоне оврага, с корнем, зацепившемся за щиколотку.
Я долго слышала хруст веток под ногами моего преследователя. Он обследовал ближайшие заросли, беспрестанно ругаясь. Слышно было, как он шарит буквально рядом со мной, как у него соскользнула нога, и он едва не поехал вниз. Он потыкал палкой в склон оврага, очень замысловато высказался, таких слов я не слышала ещё никогда, громко сплюнул в овраг. Потом раздались удаляющиеся шаги.
Долго ещё я провисела так, не двигаясь и не издавая ни звука. Наконец, упираясь руками, попыталась выбраться. Старалась извернуться, и ухватить росшие на краю кусты. Внезапно нога высвободилась, и, потеряв опору, я покатилась вниз.
На дне оврага скопились полусгнившие листья и ветки, они смягчили падение. Но выбраться оказалось совсем непросто. Стены оврага оказались крутыми и влажными. Раз за разом я скатывалась, оскальзываясь, и съезжая вниз. Потом решила идти по дну, туда, где стенки понижались.
Идти пришлось долго, но вот овраг сузился, дно стало каменистым, и я попробовала снова. Здесь наконец мне удалось выбраться наверх. У края склона, поросшего густой травой, я немного полежала, переводя дух. Потом поднялась и пошла в сторону дороги.
Глава 9
Я знала, где находится дорога, как отклонялся от этого направления овраг. И куда теперь надо вернуться.
Мне нужно было найти Доротею.
Наверное, это было простое везенье, но через какое то время впереди засветился огонёк. В стороне от догорающего костра стояли лошади. Я узнала среди них наших кобылок. Вокруг огня насчитала пять спящих, завернувшихся в одеяла. Шестой, караульный, сидел у огня. Он спал, свесив голову на грудь.
Наконец я заметила Доротею. Она лежала немного в стороне, руки и ноги у неё были связаны. Я знала, что могу потихоньку уйти, предоставив подругу своей судьбе, и добраться до ближайшего поселения. И могу попытаться освободить её.
Так страшно мне ещё никогда не было, ведь я поняла – уйти не могу. Меня едва не стошнило, когда я неслышно пробиралась между спящими. Думала, что, если кто-нибудь проснётся, то умру на месте.
Оказавшись рядом с Доротеей, зажала ей рот и тихонько потрясла. Она дёрнулась, глаза широко открылись, рот задвигался под моей рукой, готовясь закричать. Потом она меня узнала. Я приложила палец к губам.
Она не двигалась, пока я резала верёвки своим ножом. Этот нож достался мне от Петера – уходя на службу принцу, брат подарил мне на прощание один из своих. Он знал, что я давно заглядывалась на его вещи.
Нож был очень острый, верёвки быстро распались. Доротея поднялась на четвереньки, её пошатывало. Я потянула её, и она, с трудом передвигаясь, последовала за мной.
Нужно было увести хотя бы одну нашу кобылку. Мы пробирались ползком, и были уже почти у цели. Ползущая сзади Доротея задела воткнутый вертикально шест с надетым сверху пустым кувшином. Шест покачнулся, кувшин упал, глухо стукнув о землю.
Караульный у костра вскинул голову. Мы замерли. Караульный оглянулся по сторонам и приподнялся, потягиваясь. «Бежим» – зашипела я Доротее. Мы метнулись к кустам. И услышали сзади пронзительный свист.
Таща за руку подругу, я бежала так быстро, как только могла. Та с трудом поднимала ноги, пыхтела, и то и дело висла на мне. Наконец Доротея упала на колени, вырвав руку. Я оглянулась. Она сидела, уткнувшись лицом в юбку, и глухо кашляла. «Доротея, пожалуйста!» – крикнула я в отчаянии. Она только помотала головой.
Вдали за деревьями мелькнули всадники. Я озиралась по сторонам, ища укрытия. В глаза бросилось небольшое углубление в земле, на месте вывернутого пня. Подхватив подругу под мышки, я потащила её к ямке. Кое-как уложив тяжёлое тело, принялась в спешке набрасывать сверху прошлогодние листья и сухие ветки. Себе же присмотрела укрытие под торчащей среди мелкого кустарника изогнутой корягой.
Послышался конский топот. Всадник на гнедой лошади был уже так близко, что я видела его лицо. Медленно отступая от закиданной листьями Доротеи, я пятилась спиной к кустам.
Взрывая копытами влажную землю, лошадь остановилась. Незнакомый мужчина соскочил с седла и направился в нашу сторону. Я вытащила свой ножик.
– Вы не знаете, с кем связались! – крикнула сипло. – Вы пожалеете!
Мужчина, снисходительно усмехнувшись, потянул с пояса большой нож. В спину мне уткнулись упругие ветки кустарника.
Мой противник, всё ещё улыбаясь, шагнул вперёд. Вдруг глаза его выпучились, рот широко открылся. Он нелепо взмахнул руками и повалился лицом вниз. Из его спины торчало древко короткой стрелы с пёстрым оперением.
Говорят, в минуту опасности перед глазами проходит вся жизнь. А я как наяву увидела, как мы, ещё совсем дети, сидим в кружок возле Олвера. По вечерам он устраивался у огня. Не умея сидеть без дела, что-то чинил, или мастерил полезные в хозяйстве мелочи. Закончив с делами, вырезал нам из дерева игрушки, рассказывая истории из своей военной жизни.
Он любил возиться со своим арбалетом, всё время его настраивая и усовершенствуя. Помню, как тщательно он обрабатывал заготовки для стрел, неторопливо водя своим старым, очень острым ножом с истёртой рукоятью. Заранее припасённые пёстрые перья лежали рядом на особой полочке.
Ещё один всадник подскакал, его лошадь стала рядом с первой, и тут же крепкие руки подхватили меня сзади. Не помня себя, я вцепилась зубами в руку, втащившую меня в седло.
– Я нашёл её! – крикнул над ухом знакомый голос. И, уже тише:
– Госпожа Эвелина, не надо портить свои зубки, через перчатку всё равно не прокусите.
Это был Стефан, старший сын Олвера.
Я с трудом разжала зубы:
– Стефан, там, под листьями, Доротея.
Я привалилась к такому большому и надёжному Стефану. Меня начала бить дрожь.
Вскоре к нам присоединились ещё двое наших людей. Я узнала их – это были крепкие парни, работавшие под началом Олвера.
Один усадил к себе на коня Доротею, и мы поскакали. На небольшой круглой полянке, откуда мы с подругой так неудачно убежали, в окружении наших людей жались друг к другу трое мужчин. Ещё двое неподвижно лежали рядом.
Когда мы подъехали, всадник на большом сером жеребце развернулся, и я узнала Олвера. На нём был кожаный камзол с металлическими нашивками, на перевязи висело оружие. Никогда я не видела его таким суровым.
– Госпожа Эвелина, эти люди причинили вам вред? – спросил он голосом, от которого прежде у меня душа ушла бы в пятки.