На исходе второго года я заметил, что подрос. Окреп. Однажды я со смешанным чувством ужаса и радости увидел на своём лице признаки отрастающих усов. В панике тут же кинулся к главарю. Ворвавшись к нему в землянку, спугнул оказавшуюся в тот момент с ним очередную его девицу. Та в страхе забилась в угол. Все его девицы почему-то меня боялись. Отослав девушку, Чеглок выслушал меня, порылся у себя в сундучке и вручил бритвенные принадлежности.

Глава 25

Вздрогнув, я выпрямился в седле и вцепился в поводья. Предавшись воспоминаниям и задремав под жарким солнцем, я не заметил, как мы выехали на тракт. Самый короткий и опасный участок пути. Ни впереди, ни позади нас никого не было видно. Я снова прикрыл глаза, собираясь ещё немного подремать. И тут у развилки показались верховые.

Это был патруль. Уходить с дороги было поздно, и мы продолжали двигаться вперёд. Обычно нас мельком оглядывали, и пропускали.

Мы их уже почти миновали – несколько конников в цветах местного гарнизона, когда один патрульный положил руку на поводья моей лошади.

Я взглянул ему в лицо. Это был рыжеволосый молодой человек, весь в веснушках. И я узнал его. Тот переход с чужим обозом казался мне уже нереальным. Я почти забыл всех этих людей, и рыжего мальчика в новеньком мундире рядом с командиром. Теперь он был в офицерских нашивках.

Я смотрел, как на его мальчишеском лице бледнеют веснушки. Он сказал срывающимся голосом, глядя мне в лицо:

– Это вы. Как странно. Каждый раз, как мы видимся, происходят неприятные события, вам не кажется?

Я открыл рот, мучительно подыскивая ответ. Но он не дал мне вставить слово.

– Кто-то тогда поменял указатель на дороге, и целый торговый обоз исчез на заброшенном участке пути. А вы ведь тогда были с ними? Рад, что вы в добром здравии! Может быть, вы ответите на мои вопросы?

Он повернулся к рядом стоящему всаднику, и сделал знак рукой. Одновременно произошло сразу несколько событий.

Я услышал тихий, переливчатый свист охотящейся хищной птицы. Невольно поднял голову. Тут же Молль выстрелил из обоих пистолетов.

У меня заложило уши. Веснушчатый офицер повалился с коня. Другой всадник рядом с ним клонился в седле, на боку у него расползалось кровавое пятно. Выстрелить больше не успел никто.

В оцепенении я смотрел, как две группы вооружённых людей молча и страшно режут друг друга. Слышен был лишь лязг, топот кружащихся коней, и тяжёлое дыхание.

Никто не мог взять верх, когда на дороге показались конники, сопровождающие чью-то карету. Заметив издали схватку, они поспешили к нам. Я видел, как взлетала пыль из-под копыт их лошадей. Мы рванулись с дороги.

Оставшиеся в сёдлах патрульные бросились за нами. Молль бросил мне пистолет: заряжай. Но наши преследователи успели выстрелить первыми. Отставший Филин взмахнул руками и повис, зацепившись за стремя. Наш главарь, перегнувшись с седла, вцепился в его ремень. Тут же подоспевший патрульный ухватил Филина с другой стороны.

Они тянули раненого каждый в свою сторону. Ещё один патрульный подскакал, стреляя в упор. Лошадь Чеглока, отчаянно заржав, рухнула на землю. Мы с Моллем выстрелили одновременно. Преследователи приостановились, Жак втащил главаря к себе в седло. И мы, бросив товарища, оторвались от преследователей, влетев в сосновый лесок.

Добравшись до лагеря, Чеглок велел сниматься с места. Меня, Жака, и Комарика позвал к себе. Вскоре поспешно сворачиваемый лагерь покинули несколько всадников, мчащихся во весь дух.

Подъехав к ближайшему городку, мы спешились. Мы знали, где размещаются казармы. Туда, по нашим расчётам, и должны были привезти Филина. На окраине остановились у неприметного, чистенького домика. Жак постучал в окошко, выглянула женщина. Потом дверь отворилась, и нас пригласили войти.

Скоро на улочке напротив казармы давала представление группа уличных артистов: два жонглёра и музыкант, играющий на нескольких инструментах. Немного поодаль расположился лоточник с расписными куклами и марионетками.

– А если они уже проехали? – тихо спросил я, перебрасывая в руках цветные шарики.

– Не должны, – прошипел Жак, ловко крутя вокруг себя горящий факел.

Комарик усердно мучил флейту, одновременно качая ногой барабанную колотушку.

Нам повезло – в это время здесь проходила ежегодная ярмарка, и городок был наполнен самыми разными людьми. Вокруг нас собралось несколько человек – в основном ребятишки. Миновал полдень, обеденный час прошёл, и прохожих было немного.

Наконец наше ожидание было вознаграждено – из казармы показались несколько солдат. И они несли с собой на одеяле человека. Наши зрители тут же обратили своё внимание на новое развлечение. Мы тоже изобразили вялое любопытство, не прекращая своего занятия. Наш музыкант воспользовался передышкой, прочистив флейту. Только у лотка с куклами какой-то горожанин торговался с разносчиком.

– Говорю тебе, слишком дорого за эту куклу. Я бы взял вот эту – в красном, для своего мальчишки.

Зеваки, загораживающие обзор, наконец потеряли интерес к солдатам, и немного расступились. Лоточник продемонстрировал покупателю куклу в ярко-красном кафтане. Комарик продул флейту, извлёкши из неё несколько звуков на пробу.

Солдаты подняли нашего Филина, неподвижно лежащего на носилках, и потащили дальше по улице.

Мы же продолжили представление. Но вскоре обошли немногочисленных зрителей по кругу, собрав скудную плату, подхватили свой инвентарь, и ушли.

Какое-то время за нами тянулись мальчишки. Потом, когда мы присели в тени перекусить, отстали, и вскоре мы уже поднимались на крыльцо неприметного домика.

Там же оказался и купивший куклу горожанин. Он снял шапку и вытер вспотевший лоб, поросший редкими бесцветными волосами. Это был Сапог.

Появилась давешняя женщина. Она принесла узел с одеждой. Все, кроме Сапога, быстро переоделись и ушли. Он же сунул мне в руки узел с тряпьём, велев одеваться. Это была одежда мальчика, простая, но добротная. Сам он уже успел переодеться, и превратился в солидного аптекаря.

– Ты мой ученик, запомни.

Потом он взял ножницы, и с хрустом обрезал мне волосы. Отдал срезанные пряди вошедшей женщине, и сказал, глядя на меня:

– Не плачь. Так надо.

Мы уезжали вдвоём. Когда вместе с толпой местных крестьян, покидающих городок, мы с Сапогом пересекали мост, у ворот я увидел новенькую виселицу. На ней качался повешенный. Ветер повернул его, и я узнал Филина.

Наконец, кто поодиночке, кто по двое, мы собрались в условленном месте. Когда все устроились в новом лагере, я, мучимый одним вопросом, зашёл к Комарику, который делил одну землянку с Сапогом. Он, по обыкновению мурлыча себе под нос, устраивал лежанку в дальнем углу. Не разобранные ещё вещи лежали на земле.

– Скажи, зачем мы всё это делали? Ведь всё равно его повесили?

Комарик бросил заниматься лежанкой, и присел над своим походным мешком. Достал флейту, повозился с ней. Потом приложил к губам. Раздался лёгкий звук, похожий на хлопок. Из прислонённого к покатой стене землянки обрубка древесного ствола торчала неприметная стрелка. Она была похожа на шип колючего кустарника.

– Нельзя отбить, так можно помочь. А повесили они уже мёртвого.

– Скоро будет одно местечко, там есть постоялый двор. Мы сможем там остановиться.

– Я давно твержу, что надо ночевать в гостиницах.

– В здешних лесах неспокойно. Не хотелось бы попасть в лапы грабителей, лучше уж наткнуться на патруль.

– Вы считаете, сюда уже добрались гонцы из столицы? – спросил Леонел.

– Я не исключаю такую возможность, ваше высочество, – ответил секретарь.

Постоялый двор, да и само местечко оказались совершенной дырой.

Хозяин в потрёпанной простой рубахе, едва прикрытой не менее потёртым жилетом, принёс тарелки с омлетом. Поставил кувшин сидра.

Усевшийся крайним на скамье у стены капитан с тоской оглядел стол из плохо струганных досок.