Позже мне вспомнилось, что белошвейка была одной из поклонниц Вита. Её муж, за которого её выдали совсем девочкой, был гораздо старше, и спустя годы превратился в отвратительного старика.

Спустя несколько лет моя сестра вошла в брачный возраст. Ей заказали много новых платьев, а на всяческих учителей ушла уйма денег. Дома начали устраиваться званые вечера. Сестру теперь редко можно было увидеть дома. Она проводила всё своё время то у соседей, то на охоте, сопровождаемая свитой нарядных молодых людей.

Однажды наш городок посетил наследник престола. Принц оказался ровесником Эльвиры. Он приехал в сопровождении знатной молодёжи. В нашем замке начался переполох. Ближе к вечеру все знатные гости были у нас.

Помню, меня нарядили в новое платье, и велели Виргинии за мной присматривать, чтобы я не вертелась у гостей под ногами.

Столичные гости поразили своими вычурными – по сравнению с нашими провинциальными – нарядами и привычками. А ещё они практически все влюбились в Эльвиру. Одна она не оставалась – если не тот, так другой гость крутился возле неё, поедая сестру глазами.

Ей постоянно передавали надушенные записки, разрисованные цветами, птичками, и тому подобными вещами. Она, смеясь, читала мне некоторые из них. Это были стихи, полные любовных признаний. Думаю, тогда сестра и познакомилась с будущим мужем, хотя надежду она подавала всем, и все поклонники терзались неопределённостью.

Уже после отъезда гостей сестре принесли ещё одно послание. Она показала его мне. Помню, сестра нашла меня в саду, сунула в руку листок и сказала:

– Прочти вслух!

Я прочла. Посмотрела на сестру. У неё был одновременно довольный и раздражённый вид. Тогда мне казалось, что Эльвира показывала мне эти письма, чтобы похвастаться. Сейчас я думаю, что, может быть, она просто плохо разбиралась в орфографии?

Принц Леонел шевельнулся в кресле:

– Что это были за стихи?

– Кажется, там было так:

«Её любил, теперь я равнодушен.

Уж больше не заманишь в эту сеть.

На самом деле ей никто не нужен.

Забавно было на меня смотреть.

Ну, сущая сирена, право слово!

Сладчайший голос – лампа мотыльку.

Летишь поближе – и уже приколот,

Классифицирован, и номер на боку.

Я больше никого любить не буду,

И по расчёту, видимо, женюсь…»

– Дальше я не помню.

Принц почувствовал, что мучительно краснеет. Он был уверен, что этих стихов уже никто никогда не вспомнит. Из глубокой задумчивости его вывело осторожное покашливание секретаря.

– Что такое?

– Прошу прощения, ваше высочество. Уже поздно. Можно ли подавать к столу?

Леонел только теперь ощутил голод.

– Да, пусть подают. – Он посмотрел на собеседника, кашлянул.

– Тебя сегодня кормили?

Тот отрицательно качнул головой.

Принц сделал знак секретарю, указав на арестанта:

– Тебя накормят. Поговорим позже.

Леонел вышел из кабинета, бросив охране: «Глаз не спускать!»

Глава 7

По дороге двигались тени. Безлунная ночь укрывала их как нельзя лучше. Большие, горбатые, в ночной тьме похожие не на всадников, укрытых плащами, а на диковинных четвероногих чудищ, сменялись более низкими, пешими, повторяясь в ритме набегающих волн. Слышался лишь невнятный шорох, приглушённый топот тяжёлых копыт, позвякивание сбруи.

Вот мелькнул огонёк – это случайный путник пробирался ночной тропой, такой тихой и безлюдной в это время. От общей массы отделилось несколько быстрых теней, и огонёк погас. Тело незадачливого путника, оставшегося безвестным, оттащили в кусты.

Весной лесник найдёт то, что от него останется.

На дороге продолжалось безмолвное движение.

За столом принц сидел в глубокой задумчивости. Рассказ странного гостя разбудил воспоминания. Перед его глазами, устремлёнными в пространство, возник старый замок провинциального барона, который он посетил проездом. Он тогда только достиг совершеннолетия, и ездил по стране по желанию отца, посещая все более-менее крупные города. Ему вспомнились немного смешные в своей старомодности местные аристократы. Их наряды, их манеры, почтительные лица. Стремление угодить и наивная гордость.

Вспомнился и разговор с отцом перед отъездом.

– В городе Лиезеле ты встретишься с семьёй барона Герберта. Окажи им почтение, будь вежлив и внимателен. Это старинная семья, хотя и не богатая. Отец баронессы оказал неоценимые услуги нашей семье. Он служил ещё твоему деду, был с ним во всех опасных переделках на войне. Скажу больше – если бы не он, ни меня, ни тем более тебя на свете бы не было.

– Старый граф спас жизнь нашему деду?

– Можно сказать и так, – туманно ответил король. – Честь он ему точно спас.

– Почему же семья такого человека прозябает в провинции?

– У старика был трудный характер. После войны он разругался со своим лучшим другом – твоим покойным дедушкой. Дедушка тоже не стерпел и отправил бывшего друга с глаз долой, отобрав большинство земель и привилегий. Однако одну, очень редкую, всё же оставил. Думаю, ты должен об этом знать – старый граф, а после него – его прямой потомок по мужской линии – имеют право сидеть в присутствии короля, даже на любых, самых официальных церемониях.

– Это, конечно, большая честь, – с иронией сказал принц. – Дохода с неё, правда, маловато.

– Мой отец был строг, но справедлив, – сурово ответил король. – Надеюсь, это наследственное.

В кухне замка, служившего резиденцией принца Леонела, замирали последние послеобеденные хлопоты. Кухонный мальчик вытряхнул объедки в специально заготовленное для этого ведро. Шмыгнул носом, подхватил кадки для питьевой воды и направился к колодцу.

Неторопливо начерпал воды и, лениво загребая ногами, вернулся обратно. Воровато оглядевшись, подхватил пузатый кувшинчик. В него загодя было отлито вино, отлито виртуозно, натренированным не за один день движением. Вино, густое, бархатно-красное, было непривычно крепким, и подавалось на стол господину.

Предвкушая запретное удовольствие, мальчик скользнул в сторону старых погребов. На пути туда нужно было пройти несколько коридоров, обычно пустынных, которые использовались только в дни больших торжеств. В их толстых, каменных стенах кое-где попадались ниши замурованных или давно закрытых дверей. Сюда же сносили и развешивали старые, утратившие вид, но ещё прочные гобелены.

В конце последнего коридора было ещё две двери: одна вела в подвалы, другая выводила во двор, к задней стене конюшни. Мальчик, перехватив сползающий кувшин, другой рукой поднял ведёрко, и толкнул тяжело скрипнувшую дверь. Пробрался в пустую конюшню.

Расположившись на соломе, он разложил объедки на почти чистой салфетке. Вино, густое и крепкое, ударило в голову, повело в сон. Колючая солома показалась мягче шерстяного одеяла.

Когда, проснувшись от кошмара, мальчик подскочил на соломе, было уже темно. Нашарив проход в стене, там, где была вынута доска, он выбрался на воздух. И только отодвинув тяжёлую дверь, понял, что возвращается на кухню не двором, а тем же путём, что и накануне. Тем, что вёл к заброшенному коридору. И что дверь, так визжавшая накануне всеми своими ржавыми петлями, почему-то не издала не звука.

Пока он проворачивал эти туманные мысли в своей сонной голове, к нему быстро скользнула неясная тень. Последнее, что он успел увидеть – метнувшийся сверху мешок. Затем свет померк, а грубая ткань окутала лицо, и перекрыла дыхание.

Был уже полдень, когда принц вспомнил о вчерашнем собеседнике. Вызвав секретаря, Леонел спросил:

– Скажи, любезный, как поживает наш разбойник?

Секретарь замялся:

– В общем и целом неплохо, ваше высочество.

– Какие-то проблемы?

– Уже никаких, ваше высочество. Вчера, когда вы изволили уйти, преступника накормили, выполняя ваши указания. Затем его препроводили в местную тюрьму.