- Вот именно. – Барон улыбнулся.

Анри хмыкнул. В палатке, кроме них, никого не было. Герцог отослал лакеев, и приказал не приближаться ближе чем на длину копья. Он повертел головой, отыскивая перчатки. Наконец подхватил со столика заботливо приготовленную пару, лежащую среди нескольких пар на выбор. С натугой принялся натягивать, дёргая тонкую кожу. Усмехнулся уже открыто.

- Я давно знаю своего дорогого брата. Он удивительно предсказуем. – И добавил уже серьёзно:

- Вы уверены, что всё предусмотрели? Может быть, обсудим это ещё раз?

- Мы уже обсуждали это не однажды, Ваше высочество, - устало ответил барон, - стоит ли тратить на это время?

- Интересно, на что вы в последнее время тратите столько времени, милейший? – язвительно поинтересовался Анри. – Я кое-что слышал о вашей новой…

- Прошу вас, Ваше высочество, не сейчас.

- Хорошо. Мы ещё поговорим об этом. А сейчас вот что: вы поедете с Вульфом, как мы решили. Но своих людей вы оставите здесь.

- Поехать одному? Без слуги, без охраны?

- Охраны у вас там будет предостаточно, - со скрытым злорадством ответил Анри, - зато у меня будет хоть какая-то гарантия того, что у вас не возникнет соблазна прибрать к рукам такой лакомый кусочек.

- Вы мне не верите, Ваше высочество? – спросил барон, делая обиженное лицо. - Разве я давал вам повод?

- Нет, не давали, - Анри наконец натянул перчатки, и направился к выходу из палатки. – И не дадите, пока я не позволю вам этого.

Герцог огляделся, кивком подозвал Вульфа, дожидавшегося его появления у палаток.

- Когда вы уедете, я прошу вас, мой дорогой, присмотрите за господином бароном. Он человек неосторожный, и чересчур ретивый. Словом, держитесь к нему поближе.

- А если господин барон всё-таки увлечётся? – спросил Вульф, кладя руки на пояс, увешанный оружием, и понимающе щурясь.

- Вы меня не так поняли, дорогой мой, - укоризненно сказал Анри, качая головой, - просто придержите его, большего не требуется. Не мне вас учить, как это делать. Со своими людьми я разбираюсь лично.

Когда верхушки деревьев скрыли от глаз зубцы крепостных стен, и в просветах густых крон стало видно только синее небо, группа верховых, двигавшаяся плотной кучкой, распалась, вытягиваясь в неровную цепочку. Один, на рослой гнедой лошади, оглянулся назад, плотнее запахивая тёмный плащ из грубой ткани. Такими плащами пользовались здесь охотники и торговцы средней руки.

- Давно я не видал крепости снаружи.

Всадник рядом с ним ответил негромко, проследив за его взглядом:

- Иногда смотреть изнутри безопаснее.

- До поры до времени, - ответил тот, отворачиваясь и толкая коня пятками. – Здесь и воздух совсем другой. Я уже совсем было собрался прокиснуть, как старый кувшин со слабеньким винцом.

В зарослях, густым ковром покрывающих обочину тропы, достаточной только для того, чтобы двое лошадей в сбруе прошли рядом, пересвистывались потревоженные мелкие птицы. Покачивались отводимые лошадиными боками гибкие ветки, покрытые зреющими ягодами. Всадник, двигавшийся впереди цепочки, сделал знак рукой и свернул с тропы, проведя коня меж кустов шиповника. Остальные последовали за ним. Вскоре тропа опустела, а группа углубилась в лес.

Какое-то время они двигались по земле, покрытой густым слоем опавших сосновых игл и стелющейся травой, сплетённой в единый пёстро-зелёный ковёр. Кони ступали бесшумно по толстой лесной подстилке, лишь потрескивали под копытами случайные сухие ветки. Потом подстилка стала тоньше, копыта глухо застучали по твёрдой почве. Деревья стали ниже, протягивая к головам всадников узловатые ветки, покрытые пучками длинных иголок. Сквозь землю стали прорываться угловатые хребты камней. Они выбрались на каменистую тропу, прихотливо изгибавшуюся среди угловатых валунов и убегающую куда-то вверх по склону.

- Что вы сказали своей жене, когда уезжали? – спросил всадник на гнедой лошади, оглядываясь на своего спутника, продолжавшего держаться рядом.

Тот пожал плечами:

- Ничего особенного. Сказал, что уезжаю по делам. Вернусь через пару дней. А вы что сказали?

Всадник покашлял, пряча за край капюшона покрасневшее в смущении лицо:

- Я сказал, что мне нужно посетить ваше имение на севере. Обещал скоро вернуться.

- Лучше бы вы пообещали, что вернётесь не скоро.

- Почему это?

- Тогда вас не обвинят в том, что вы задержались.

Тот вздохнул:

- Алина так расстраивается, когда не знает, где я. Она собирается испечь мне какой-то особенный пирог по семейному рецепту.

Граф хмыкнул:

- По семейному? Ого!

- Ну да, любимый пирог её матушки, - смущённо возразил Леонел. – Ничего особенного.

- Пирог – это прекрасно, - весело сказал Ноэль, – главное, чтобы больше ничего другого не случилось.

И он тихонько пропел слова фривольной песенки:

- Берегись, покидая надолго свою красотку!

Леонел зафыркал, дёргая полу плаща.

- Я прекрасно помню эту песенку! – и спросил ядовито: - А вам разве не приходили в голову те же строчки?

- Я в этом смысле спокоен, дорогой друг, - успокоительно ответил граф, - моя жена на днях должна родить. Надеюсь, это будет мальчик.

- Вы уже решили, кто будет крёстным отцом?

- Я уже думал об этом. Не знаю только, согласится ли человек, о котором я подумал.

- Думаете, он согласится? – слегка осипшим голосом спросил тот.

- Если это случится, мне больше нечего будет желать, - склоняя голову в сторону собеседника, тихо ответил граф.

Глава 20

Граф Скал’ле почтительно подождал, пока господин кивнёт головой в его сторону. Это означало позволение удалиться. Великий герцог не любил лишних слов, и терпеть не мог, когда его не понимали с полуслова.

В комнатке маленького деревенского домика, где была устроена временная резиденция, обедали ещё несколько особо приближённых военачальников. Обстановка была самая простая. Великий герцог, воспитанный на рассказах о воинских подвигах предков, взялся воевать с энтузиазмом новичка. И суровая походная жизнь, которую устроил им господин, для некоторых придворных оказалась неприятным сюрпризом.

Скал’ле неторопливо вышел на крылечко домика, по дороге к порогу придавая своему лицу непроницаемое выражение, приличествующее человеку, пользующемуся особым расположением господина, и знающего обо всём больше других. В присутствии Великого герцога он всегда был воплощением спокойного внимания и сообразной почтительности.

Сойдя с крылечка, он неторопливо направился по единственной улице в сторону крайнего домика. Там после обеда собирались устроить игру в кости. Граф Скал’ле, зная неприязнь своего господина к плебейской, по его мнению, игре, заявлял во всеуслышание, что предпочитает шахматы всем остальным забавам за столом. Но, когда он становился за спинами у игроков с деланно безразличным видом скучающего бездельника, внимательный наблюдатель мог различить азартный блеск в чёрных прищуренных глазах графа, и его сжимающиеся в волнении руки в дорогих перчатках, посверкивающих россыпью драгоценных камней.

Не дойдя до конца улицы, он приостановился у коновязи, наблюдая за слугой, чистящим лоснящуюся шкуру белого в крапинках жеребца. Поймал себя на том, что выискивает повод придраться к уверенным движениям опытного конюха, и легонько улыбнулся своим мыслям.

Осторожное сопение и топтание в сторонке заставили его обернуться. Хмуря брови, он оглядел своего лакея, единственного, кого Великий герцог позволил взять с собой. Получив позволение приблизиться, слуга с поклоном подал перчатки и платок. Это был знак, что получены новости. Принимая платок, граф ощутил в тонкой, аккуратно сложенной ткани небольшой продолговатый предмет – тщательно скрученное письмо.

Окинув улочку скучающими глазами, он мановением руки приказал лакею следовать за собой, и направился дальше.

Игра уже шла. На приход графа не обратили особенного внимания, лишь некоторые обернулись, и снова устремили взоры на стол, по которому катились кости. Постояв немного у стола за спинами игроков, граф отошёл к стене и устроился на скамье, отдуваясь и отирая платком вспотевшее лицо. Да так и остался сидеть с платочком, зажатым в ладони. Расслабив щёки в снисходительной улыбке и наблюдая за игроками, он поводил пальцами по краешкам тонкой ткани, расправляя и снова складывая изящный платочек, рассеянно разглядывая пятна пота и пыли, оставшиеся на полотне. Если бы кто-то внимательнее посмотрел на него в это время, то заметил бы, как взгляд графа на мгновение стал напряжённым, а глаза сузились, превратившись в чёрные щёлки.