Баллани вздохнул.

– Ну, допустим, была и другая причина.

– Так в чем дело?

– Директор «Ла Фениче» положил на меня глаз.

– Князь Манин?

Баллани кивнул.

– Он помыкал мной, скотина такая! А когда я ему отказал, он меня вышвырнул! Якобы из-за моей политической неблагонадежности! – Баллани умолк, чтобы снова смочить тряпицу, которую прикладывал к глазу. – Месяц спустя я познакомился на площади с Леопольдом. Я был сам не свой, а он был очень ласков со мной. – Баллани задумался. – А вы уверены что в каюте Леопольда нашли женщину, а, например не… – Он не договорил до конца, – У надворного советника была слабость к молодым мужчинам, похожим на… – Он опять оборвал себя на полуслове.

– Совершенно уверен. Я сам ее видел. Женщина была обнажена.

Баллани мрачно молчал, о чем-то размышляя. Трон счел, что лучше будет его не торопить. Несколько погодя Баллани сказал:

– А не могли бы вы мне объяснить, по какой причине полковник Перген отстранил вас от расследования, комиссарио?

Трон решил сказать Баллани правду.

– Потому что это дело политическое. Бумаги, которые вез в своей каюте надворный советник, якобы имели отношение к покушению на императрицу.

Баллани пристально посмотрел на Трона здоровым глазом и усмехнулся.

– Глупости все это, комиссарио. Документы, якобы похищенные на «Эрцгерцоге Зигмунде», Перген и искал у меня. А они к политике не имеют ни малейшего отношения.

– А к чему они имеют отношение?

– Вы помните о самоубийстве фельдмаршала барона Эйнаттена?

– Начальника армейского интендантства?

Баллани кивнул.

– Будучи под следствием, он покончил с собой в тюремной камере. Его обвинили в задержке поставок для императорской армии во время кампании 1859 года. Я говорю о той же самой афере, которая год спустя привела к самоубийству министра торговли.

– Какое отношение это имеет к полковнику Пергену и надворному советнику?

– По делу о хищении проводились разного рода следственные действия, и к некоторым из них в качестве военного эксперта имел самое непосредственное отношение полковник Перген. – Баллани сделал небольшую паузу. – Сам процесс завершился оправданием обвиняемых – по прелюбопытнейшей причине, как установил надворный советник совершенно случайно! Но для Пергена все сложилось не очень удачно, потому что обнаружились некоторые документы…

– Вы хотите сказать, что документы касались…

– …роли Пергена в вынесении оправдательного приговора. Полковник взял взятку. Документы доказывают это неопровержимо.

– И попади эти документы в самые высокие инстанции, Пергену пришел бы конец?

Баллани в знак согласия кивнул.

– Так оно и есть. А мне случайно стало известно, что этот самый блестящий офицер, что приходится племянником надворному советнику, хорошо знаком с Пергеном. – Баллани многозначительно посмотрел на Трона, не считая необходимым произносить вслух то, о чем и так можно было догадаться.

– Вы выдвигаете очень серьезные обвинения против полковника Пергена и лейтенанта Грильпарцера, – подчеркнуто холодно проговорил Трон.

– Ведь вы сами сказали, что есть еще целый ряд открытых вопросов. Теперь вы видите, что не ошиблись…

– К сожалению, у нас в руках нет никаких доказательств, а без доказательств я мало что могу предпринять. Как вы думаете, знает Перген о том, что вам все об этих документах известно?

Баллани развел руками.

– Трудно сказать. Я ни словом не дал понять ему что я во многое посвящен.

– И теперь?…

– Теперь я жду, когда мне принесут обещанную сумму. И когда исчезнет синяк под глазом…

Трон поднялся со стула.

– Вы очень помогли мне, синьор Баллани. Могу я быть чем-то вам полезен?

Ответ Баллани последовал так скоро, будто он только этого вопроса и ждал.

– Думаю, да.

– Чем же?…

– Выясните, кто убил надворного советника, – сказал Баллани.

Дойдя до двери, Трон оглянулся и увидел, что Баллани сидит в прежней позе, прижимая тряпицу к глазу. Виолончелист хмуро смотрел ему вслед. Блеклый свет тусклой лампы поблескивал на его волосах.

Если то, что рассказал Баллани, соответствует истине, размышлял Трон, все вдруг обретает смысл: и та торопливость, с которой Перген отстранил его от дела, чтобы взяться за расследование лично, и то, что полковник в разговоре с ним скрыл, что знаком с лейтенантом Грильпарцером. Есть теперь и объяснение для размолвки, которая случилась в казино «Молин» между Пергеном и Грильпарцером. Очевидно, Грильпарцер отказался передать полковнику документы или запросил за них сумму большую, чем согласен был дать Перген. Тем не менее оставалось еще много неясного: какую роль во всей этой истории играла убитая молодая женщина? И главное: как отреагирует Шпаур на рассказ Баллани? А вдруг полицай-президент просто-напросто отмахнется от Баллани за отсутствием доказательств? Или немедленно доложит обо всем Тоггенбургу? Трон не мог себе представить ни того, ни другого.

Снегопад тем временем пошел на убыль. Если не считать нескольких детей, безуспешно пытавшихся слепить снеговика, на площади Санта-Маргарита было безлюдно. Трон поднял воротник своего старого пальто, надвинул на лоб цилиндр, сунул руки в карманы и ускорил шаги. Возле Скуола деи Варотари ему встретилась старушка, которая везла на санках хворост. За ней неловко, но быстро шел по снегу высокий господин. Проходя мимо, он взглянул на Трона. Согласно правилам вежливости, следовало поклониться встречному. Тем более что встречный узнал Трона, да и Трон сразу узнал его – это был полковник Перген. Он торопился к синьору Баллани…

Ночью опять шел снег. Когда Трон на другое утро направился в управление полиции, он увидел, что никому и в голову не пришло сгрести снег и сбросить в каналы или, по крайней мере, проложить пешеходные дорожки на тротуарах, где его намело по колено. Как обычно, венецианцы понадеялись на то, что погода изменится и проблема решится сама собой; они удовольствовались тем, что наблюдали, как хорватские егеря убирают снег с площади Святого Марка, с центральных улиц и переулков, а также с прилегающей к площади части Рива делла Скьявони.

Слабый ветер вздымал снеговые облачка над тротуарами. Временами он усиливался – и тогда снег взлетал веселыми вихрями, облепляя фигуру Трона и мешая видеть дорогу. Зима в Венеции была невыносима и казалась бесконечной…

Когда около одиннадцати утра Трон добрался до цели, часовые, стоявшие у входа на площади Сан-Лоренцо, отдали ему честь, не скрывая удивления. По меньшей мере половина сотрудников управления полиции воспользовалась снегопадом как поводом не выходить из дома, и это было не лишено смысла: в той же мере, в какой снег препятствовал активности всех жителей Венеции, он умерял активность правонарушителей. Трон знал по собственному опыту, что в те дни, когда случались наводнения или – как сегодня – город заваливало снегом, кривая преступности резко падала. Так что, если на работу приходила хотя бы половина сотрудников, этого было вполне достаточно, чтобы справиться со всеми проблемами.

Оказавшись в своем кабинете, Трон первые три четверти часа безуспешно пытался выяснить, какой безмозглый осел растопил здесь утром печь. Огонь едва теплился и сильно тянуло дымом – очевидно, в печь засунули сырые поленья. Еще минут сорок у него ушло на чтение «Венецианской газеты», которая и сегодня – скорее всего, по указанию Тоггенбурга – ни единым словечком не упомянула о происшествии на «Эрцгерцоге Зигмунде», зато всю первую полосу отдала под материалы о грядущей установке фонарей газового освещения, подчеркивая, что делается это по желанию и повелению императора.

Около половины второго, когда Трон уже был уверен, что и Шпаур счел излишним показываться сегодня в управлении, на пороге его кабинета появился сержант Босси.

– Барон хочет поговорить с вами, комиссарио.

– Прямо сейчас?

Сержант козырнул.

– Немедленно.