Против подобной терпимости, напоминавшей своего рода снисходительное отношение к заблуждениям, выступал пастор Рабо-Сент-Этьен, говоря от имени протестантов Франции на заседании Национальной Ассамблеи 22 августа 1789 года: «Ваши принципы базируются на том, что свобода мысли и голоса — это право неотъемлемое и незыблемое [...]. Я требую французских прав для двух миллионов дееспособных граждан. Им нужна отнюдь не терпимость — они требуют свободы! Терпимость! Призрение! Прощение! Милосердие! Все это в высшей степени несправедливые идеи в отношении инакомыслящих, поскольку истинно то, что различие религий или воззрений не является преступлением. Терпимость! Я требую, чтобы это слово запретили — и оно будет запрещено, это несправедливое слово, изображающее нас гражданами, достойными сожаления, виновными, которых прощают!»[30]
Испания трех религий
В средневековой Испании допускали сосуществование религиозных меньшинств, однако никто не был расположен признавать их равными главенствующей религии. Немногие готовы были задуматься над притчей о трех перстнях — над этим древним преданием, положенным в основу драмы «Натан Мудрый» (1778-1779) немецкого писателя Лессинга. Султан Саладин, желая поставить Натана в затруднительное положение, потребовал от него ответа: какая религия — христианство, иудаизм или ислам — является истинной. В ответ Натан рассказал притчу об отце семейства, который, почувствовав приближение смерти, задумался о том, кому из сыновей своих он должен отдать знак первенства — драгоценный перстень. И тогда велел он сделать еще два перстня, как две капли воды похожих на первый. Таким образом, каждый из сыновей получил по перстню, но кому же из них достался настоящий? После раздумья судья заявил, что он не может разрешить этот спор: три сына — в которых читателю не составит труда узнать три религии Священного Писания — равны перед Богом, подобно тому, как неотличимы друг от друга три перстня. Их отец поступил мудро, отказавшись отдать предпочтение одному из своих чад. Его сыновья должны извлечь из этого урок: им нужно уважать друг друга, ибо никто из них не может быть уверен в том, что является владельцем настоящего перстня — или хранителем истинной веры. В интересующее нас время ни мусульмане, ни христиане, ни иудеи не были готовы признать за другими свободу вероисповедания — иными словами, они отказывали иноверцам в их «праве на ошибку» и не принимали их точки зрения. Все они были в равной степени убеждены в том, что именно их народ является хранителем истины; они и только они почитают истинного Бога. Именно в этом смысле средневековая Испания была «толерантна»: она допускала присутствие религиозных меньшинств как крайнее средство, навязанное историей. Появление христианских сообществ в мусульманской Испании и мусульман в христианских королевствах (не говоря об иудеях, осевших повсюду) стало возможным лишь в силу обстоятельств. В исламских землях, правда, закон о зимми (dhimmi) предусматривал для «народов Священного Писания» (иудеев и христиан) особые условия: их не принуждали переменить веру; за ними признавали особый статус, что, однако, не означало равного с мусульманами положения — напротив, христиане и иудеи были ущемлены в гражданских и юридических правах. Тем не менее этот статус позволял им сохранять не только свое имущество, но и свободу вероисповедания, а также юридическую автономию: они самостоятельно управляли своими общинами. Взамен эти неверующие были вынуждены платить обременительные подати. Иудеи быстро влились в мусульманское общество. В качестве делового языка и языка культуры многие из них избрали арабский — вот почему власти охотно поручали им непопулярные виды работ (например, сбор податей). Нередки случаи, когда иудеи занимали посты на высших уровнях власти, но в данном случае речь идет скорее об исключениях, о личном продвижении. В целом же подавляющее большинство их единоверцев жили более чем в скромных условиях. Кроме того, социальное положение «придворных иудеев» провоцировало гнев толпы, что приводило к преследованиям и гонениям евреев в трудные времена. Высокие должности, занимаемые ими, явно противоречили закону о зимми, запрещавшему неверующим иметь власть над правоверными. Свержение с вершин власти оказывалось столь же быстрым, сколь быстрым было и восхождение. Процветание иудеев в ту эпоху было возможно лишь из-за нестрогого соблюдения мусульманскими властями правил; оно полностью зависело от воли правителей.
Успехи арабизации, а затем исламизации мало-помалу сократили количество христиан, проживавших на мусульманской территории. Многие из них приняли ислам или же перебрались в христианские королевства на севере. В XI веке веротерпимость в мусульманских землях распространялась только на иудеев и на христианское меньшинство; оказавшись без объекта, она исчезла (конец XI века — середина XII века) вследствие второй волны мусульманского вторжения. Альморавиды и еще в большей степени альмохады (и те и другие — выходцы из Марокко) сохраняли непримиримую позицию в отношении неверующих. Изгнанные иудеи нашли приют в христианских королевствах, правители которых оказали им хороший прием, поскольку те явились из стран, опередивших в развитии христианскую Испанию: «пришельцы» разбирались в политическом, экономическом и социальном устройстве мусульманского общества и владели новейшими торговыми приемами. Итак, христианские короли поощряли иудеев поселиться на своих землях, несмотря на католическую Церковь, которая, начиная с IV Латеранского собора (1215 год), изыскивала способы ограничить общение между иудеями и христианами, желая свести его исключительно к экономическим контактам. Так появился запрет на смешанные браки; запрещение, не позволяющее иудеям использовать для работ христиан или занимать должности, которые дают им власть над христианами, и т. д. Правда, короли и не думали следовать этим указаниям: для них евреи были прекрасным подспорьем в освоении вновь обретенных земель. Однако в христианской Испании, как в недавнее время и в мусульманской Испании, и речи не шло о равенстве евреев и приверженцев главенствующей религии. Знаменитый правовой кодекс «Партиды», составленный кастильским королем Альфонсом X (1252-1284), дает на этот счет точное и ясное указание: иудеям дозволено жить среди христиан в своего рода пожизненном плену, «дабы одно только их присутствие напоминало о том, что они — потомки тех, кто распял Бога нашего Иисуса Христа». Такое наставление было в духе литургических текстов, которые с VII века по 1959 год призывали «слуг христовых» помолиться в страстную пятницу за «вероломных иудеев» (pro perfidis judaeis). Конечно, в данном случае слово «вероломство» означало отсутствие веры или неверие, но в конце концов оно приобрело значение «коварство», культивируя тем самым враждебные чувства христианского народа.
Итак, в средневековой Испании «с грехом пополам» сосуществовали три религии, но лишь две доминирующие культуры: сначала арабская, а затем христианская. Первая из них была богатой и блистательной — вплоть до XI века, пока ее не сменила вторая. Иудеи успешно ассимилировались и в том и в другом обществе, что позволило им играть роль посредников между этими двумя культурами. Именно в таких условиях в средневековой Испании появились еврейские общины (aljamas), обладающие относительной автономией. В них действовало самоуправление под началом собственных магистратов, в общинах имелись собственные синагоги, школы, кладбища. Эти «aljamas» не были гетто: евреи выбирали места для поселений по собственной воле. Если они и предпочитали селиться в определенных кварталах, то лишь из соображений удобства, чтобы жить поближе к синагоге, талмудической школе или кошерной мясной лавке, куда они ходили за покупками. Таким образом, на «окраинах» доминирующего христианского общества сформировалось микрообщество, включавшее в себя двести тысяч испанских евреев. Его члены в большинстве своем вели скромную жизнь ремесленников или мелких торговцев. Лишь небольшая группа занималась крупной торговлей и обладала богатствами, позволявшими при необходимости ссужать деньги королям, прелатам, сеньорам и частным лицам. Правители, князья католической церкви и крупные феодалы охотно поверяли евреям руководство своими делами и заботы о сборе налогов, податей и различных пошлин. Именно эта сторона деятельности подпитывала в народе ненависть к евреям.
30
О том же говорит и Мирабо: «Я не собираюсь читать проповедь о терпимости. Неограниченная свобода вероисповедания, на мой взгляд, право столь священное, что слово „терпимость", которое хотели бы использовать в этом случае, кажется мне по сути тираническим, поскольку существование власти, обладающей возможностью „терпеть", посягает на свободу мысли именно тем, что она ее „терпит" (а следовательно, может и не „терпеть")».