Ее адъютанта, Лонсмана, разрубили поперек талии, его внутренности вывалились на землю. Один гвардеец подскользнулся и упал уже мертвым. Вопли несчастных еще звучали в ушах, когда Онор подобралась достаточно близко для атаки. Она была готова встретиться с чудовищем. Однако перед ней оказалось не чудовище, но и не ангел.

А они оба.

— Назад! Я стреляю! — отчаянно прокричал остаткам своих людей Кэмерон, вскидывая к бедру дробовик.

С башни ему улыбалось и скалилось гнусное, безумное существо. Оно было разделено на две части — смесь ярости и безмятежности, убийственный сплав мечника и мясника.

Борясь с нерешимостью, Кэмерон надавил на спусковой крючок.

Залп оглушил даже на фоне грохочущей битвы. Дробь изрешетила стены, но не достигла цели, только разорвав в клочья пару культистов, явившихся вслед за своим чемпионом.

Он увидел капитана Онор, ее каменное, ожесточенное войной лицо, губы, беззвучно произносящие молитву. Со времен начальной подготовки ее ни разу не побеждали в фехтовальном зале. Ни одному вардасскому офицеру не удалось даже поцарапать ее на тренировке или в официальных состязаниях.

Она атаковала Безупречного — смертельный выпад, гарантированный завершающий удар.

Кэмэрон тоже начал молиться.

Бои развернулись по всему Сороковому Терциус. Потерянная третья стена и ее гарнизон окровавленных трупов теперь стали лишь далеким воспоминанием, которое слабо тревожили вопли тех, кто сейчас медленно умирал внизу. Их предсмертные крики утихли до фонового шума, когда меч вонзился в плоть.

Сначала ее охватило торжество. Потом сковал холод — когда капитан Онор осознала, что промахнулась.

Длинный меч поразительной красоты вошел в ее нагрудную пластину по самую рукоять. Ее омыл наркотический аромат дыхания, в котором была лаванда и запекшаяся кровь. Один ангельский глаз ласково смотрел на нее, раскрывая сущность удовольствия от убийства. Другой, с черными прожилками, злобно дергался.

Онор закрыла глаза.

Кэмерону хотелось убежать и спрятаться. Капитан Онор распалась на две части, разрубленная мясником, и были видны ее ребра и внутренние органы, от которых в холодный ночной воздух исходил кровавый пар. Во рту появился резкий привкус металла; его едва не стошнило. У него не было с собой дробовика — он оставил его, когда бежал. Люди отшвыривали друг друга с пути, порядок был уничтожен, воцарился хаос.

Кэмерон почувствал резкую боль — укол в спине, словно от раскаленной булавки. Он прекратил бежать. Бежать было некуда. Сила инерции ушла из него, ноги оторвало от земли и они теперь болтались над ней, словно у марионетки.

Из его груди выступал меч; его лезвие, похожее на белый огонь, с хирургической точностью резало плоть и кость. Оно достигло шеи, подбородка, носа, и резало, резало, так искусно, так совершенно, что Кэмерон не осознавал, что мертв, пока меч не вышел через макушку черепа и он не упал, распотрошенный, словно рыба.

— Один на счет мясника, один на счет мечника.

Ардантес улыбнулся, созерцая итоги резни, учиненной над гвардейцами на вершине зубчатой башни. Убийство вражеских офицеров дарило восхитительные ощущения, но удовлетворенность никогда не длилась долго.

Зарычав от боли, и тут же выдохнув в наслаждении, он вцепился в наруч, закрепленный на запястье Мясника.

— Изрубить их всех!

Что-то выжило. Ардантес услышал всхлип и стремительное стучание сердца, которое скоро остановится. Страх поможет ему. И красота.

Ардантес перевернул труп острым носком бронированного сапога и обнаружил под телом живого солдата. Вид забрызганной кровью, рваной и почерневшей от копоти униформы заставил ухмылку заиграть на его уродливых, совершенных губах.

— Марать меч таким грязным, жалким созданием?

Испачканный в красном топор разделил лицо человека на две части. Он проломился через нос, раздробил кость и сплющил лицо, после чего вышел через щеку, расколол череп, обнажив рассеченный мозг, и наконец застрял в рокрите под головой солдата.

Мясник с напряженным рыком выдернул оружие, разбрызгивая капли крови. Ардантес сделал шаг назад, уходя от кровавого ливня.

— Не на броню же! — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Опять ты разговариваешь сам с собой, Ардантес?

Еще один из Безупречных достиг зубчатой стены. Это был широкий воин, с мощной шеей, но ему легко удавалось скрываться за парапетами.

Ардантес старался не становиться к новоприбывшему спиной, ибо Вайдар был весьма честолюбивым слугой Губительных Сил. За его огромным плечом на ремне из человеческой кожи висело необычное оружие, похожее на карабин, с рифленым стволом и множеством изогнутых стержней, выходящих из черного как смоль приклада. Он назвал его «Дискордией», разделяя старую любовь легиона к присваиванию оружию почетных имен. Половина его бугрящегося мышцами тела была лишена брони, только обмотана кожей. Вниз по подбородку сбегала щель, разделяя его, словно старая рана.

— Брат, ты явился, чтобы стать свидетелем моего художественного мастерства? — Ардантес убрал оружие.

Вайдар посмотрел на него холодными черными глазами и фыркнул:

— Тебя это, кажется, беспокоит.

Ардантес надменно повернул голову — так, чтобы была видна только патрицианская часть.

— Забавно…

Ответа от Вайдара не последовало; он резко развернулся, словно вздернутый на крючке. Щель на подбородке разошлась, превратившись в бездонную пасть.

Выжившие, пропущенные во время резни, стягивали силы, а между ними помещалось длинноствольное артиллерийское орудие, в которое были вставлены новые обоймы.

Назвать воплем то, что изверг рот Вайдара, было бы не совсем правильно.

Негармоничный и утробный, он ударил солдат, словно волна от взрыва, перекрывая их крики и разрывая форму на клочки. Кости обратились в пыль, кровь закипела, пятнадцать человек перестали существовать, и только алое пятно напоминало о том, что они погибли.

Звуковой поток иссяк. Из соединяющегося обратно рта потекла ихорная слюна.

Он вытер рот тыльной стороной латной перчатки, и на металле остались выжженные кислотой следы.

— Вот совершенное убийство.

— Ха, вот только изящества ему недостает, брат.

Вайдар посмотрел на еще подергивающиеся тела, вокруг которых были разбросаны полупережеванные внутренности.

— Я не вижу особого изящества вокруг. Ты еще собираешься жрать трупы, или твой зверь на коротком поводке?

Одной половиной лица Ардантес улыбнулся, при этом другая исказилась в ярости. Мясник никогда не говорил — зверь не должен иметь права речи. Но он чувствовал. Ярость была его голосом.

Ардантес указал на противоположный конец стены.

— Я совершенствовал симфонию. Она тебе нравится?

— Она мне омерзительна, брат. Посмотри туда! — он махнул рукой за вторую стену. Ардантес проследил за его взглядом.

Вражеские фортификации представляли собой ряды защитных баррикад, усиленных башнями и артиллерийскими орудиями. Стены были окружены рядами колючей проволоки и содержали полностью укомплектованные гарнизоны, при этом каждая стена была укреплена лучше предыдущей. Насыпи утрамбованной земли поднимали последующие заграждения над предшествующими, формируя наклонную гряду, увенчанную крепостью.

Орды предателей из Багрового Воинства уже штурмовали последнее заграждение. Сопротивление выглядело яростным.

— Там, наверху, у тебя будет отличная возможность приструнить зверя и начать убивать так, как учил нас Фулгрим, — в голосе Вайдара слышался резонанс, скрывающийся под его человеческим голосом, — намек на звуковой шквал, который он мог выпустить изо рта. Вайдар встретил взгляд своего брата. — Без совершенства это… Это просто месиво.

Ардантес взъярился, рука его метнулась к мечу, и из ножен показалась небольшая полоска стали, хотя большую часть меча он пока оставил внутри. Боль от наруча огненными кинжалами пронзила руку и плечо. Вайдар этого не заметил; он уже начал наступать, когда над их головами показался корабль. Посмотрев вверх, Ардантес увидел знакомый символ с оскалившейся пастью, принадлежащий боевому отряду-противнику. Он задвинул меч обратно в ножны.