Позднее в это расписание добавился уход за Алисой Мэй Сьюзан. Девочка передавалась от одной замужней женщины к другой и каждый месяц меняла фамилию, переходя из семьи в семью. Все в один голос говорили, что она — прелестная малышка, и Эулалия Фалкрик должна была, наконец, определить, кто удочерит ребенка.

Ее окончательное решение было принято благодаря одной простой вещи. В то время как все женское население возилось с девочкой, почти все мужское население городка было занято тем, что пыталось открыть сундук, на котором нашли плачущую малышку.

На первый взгляд сундук был огромным, но обыкновенным. Он был около шести футов длины, трех футов ширины и двух футов высоты. Его обвивали два кожаных ремня, а в скважину медного замка можно было вставить палец. Только никто этого не делал после того, как Торранс Виб всунул туда палец, а вытащил обрубок.

Кожаные ремни тоже не поддавались. Такой кожи в Динилбарге никогда прежде не видывали. Ремни невозможно было разрезать или разорвать. Каждый, кто пытался сладить с ними, доходил до бешенства.

Шли разговоры о черной магии и о заграничном волшебстве, пока Билл Кэйри, который понимал в багаже больше, чем все остальные в городе, не указал на медную табличку, на которой было написано: «Сделано в США. Сундук защищен от грабежа». Тогда все стали гордиться научным прогрессом и сожалеть, что неизвестно, какая фирма это производит, потому что все в Динилбарге захотели приобрести такой сундук, но не знали, куда посылать заказы.

Единственным мужчиной, который не пытался открыть сундук, был Джейк Хопкинс, аптекарь. Так что когда Стелла Хопкинс сказала, что они хотели бы взять малышку Алису Мэй Сьюзан, Эулалия Фалкирк поняла, что причиной этого заявления было искреннее сочувствие к девочке, а не желание заполучить сундук.

Вот так Алиса Мэй Сьюзан присоединилась к семейству Хопкинсов и стала расти вместе с дочерьми Стеллы и Джейка — Джейнис, Джесси и Джейн, которым в то время было десять, восемь и четыре. Сундук водрузили на чердак, и Алиса Мэй Сьюзан стала еще одной Хопкинс. Ничем не выделявшейся, обычной, типичной девочкой из Динилбарга.

До тех пор, пока ей в 1937 году не исполнилось шестнадцать лет.

В ее шестнадцатый день рождения дома из всех сестер была только Джейн, которая наслаждалась каникулами. Джейнис и Джесси уже вышли замуж и жили больше чем в двадцати милях от дома. Джейн отличалась от своих сестер. Она выиграла стипендию, и это позволило ей учиться в колледже на востоке. Там Джейн набралась всяческих идей. Она постоянно критиковала все, что Алиса Мэй Сьюзан делала или говорила, и считала дни, когда сядет в поезд и уедет из запыленного городка к тому, что она называла «цивилизацией».

— Ты бы получше училась, тогда уехать из этого места будет легче, — сказала Джейн Алисе, когда они сидели на веранде, ели именинный торт и наблюдали, что происходит в мире. Пока там ничего не происходило, мимо прошел только кот Проуэллов.

— А мне здесь нравится, — сказала Алиса Мэй. — Зачем мне отсюда уезжать?

— Затем, что тут ничего нет! — возразила Джейн. — Ничего! Ни жизни, ни цвета, ни… событий! Ничего никогда не случается. Все девушки просто выходят замуж и рожают детей. Никакой романтики, ни в чем и ни в ком!

— Не все выходят замуж, — ответила Алиса Мэй после короткой паузы.

— Ты имеешь в виду Гвенифер Корбен? — спросила Джейн. — Она — директор школы. А директора школ всегда бывают старыми девами. Ты ведь не хочешь быть директором школы?

— Может и хочу, — ответила Алиса Мэй и серебряным вихрем покрутила в пальцах вилку для торта.

— В самом деле? — спросила Джейн, оторопев. — Директором школы?

Алиса Мэй нахмурилась и швырнула вилку в стену. Вилка вонзилась в дерево и задрожала, рядом были видны крошечные дырочки, которые указывали на несколько лет практики изящного искусства метания в стену вилок для торта.

— Не знаю, — сказала Алиса Мэй. — Я чувствую… я чувствую, что чего-то хочу. Просто не знаю, чего именно.

— Учиться, — жестко сказала Джейн. — Упорно трудиться. Ехать в колледж. Образование — это единственный путь для женщины, которая хочет быть самостоятельной.

Алиса Мэй кивнула, чтобы избежать дальнейшей дискуссии. Это был ее день рождения, и ей было жарко и скучно, а вовсе не весело. Торт получился восхитительный, состоялся очень приятный ланч с семьей и несколькими друзьями из школы, но почему-то этот день рождения казался ей незаконченным, неполным. Оставалось что-то, что она должна была сделать, но она не понимала — что именно. Что-то более срочное, чем рассуждения о ее будущей жизни.

Понадобилось не больше двух часов качания в кресле-качалке на веранде, чтобы догадаться, что необходимо сделать, и дождаться для этого подходящего момента.

Сундук. Она уже давным-давно на него не смотрела. Раньше она часто разглядывала его, в одиночестве или в компании с кем-то. Были времена, когда она поднималась на чердак каждый день, чтобы проверить, не открылся ли сундук. Но были и времена, когда она забывала о нем на многие месяцы. Но в каждый день рождения она делала попытку его открыть.

Даже когда она забывала о сундуке, мысль о нем всегда жила у нее в подсознании. Он был напоминанием о том, что она не совсем такая, как другие девочки Хопкинс. Иногда это было приятно, но чаще — нет, особенно, когда она повзрослела. Алиса Мэй вздохнула и решила еще раз попытаться открыть сундук. Уже наступил вечер, и стало прохладней. Она взяла фонарь, чуть подрезала фитилек и вошла в дом.

— Сундук? — спросил приемный отец Джейк, когда она проходила через кухню. Он консервировал лимоны. Аккуратность аптекаря сказывалась и на его кулинарном искусстве. Больше никто в Динилбарге не консервировал лимоны, а может, просто не знал, что делать с этими консервами.

— Сундук? — переспросила Стелла, которая шила в рабочей комнате.

— Сундук?.. — удивилась Джейн, когда Алиса Мэй проходила мимо нее по лестнице. — Сундук?

— Разумеется, сундук, — огрызнулась Алиса Мэй. Она сердито подвинула приставную лестницу и стала взбираться на чердак.

Это был очень аккуратный чердак в очень аккуратном доме. На чердаке был только сундук, стоящий напротив маленького окна, сквозь которое падали последние лучи жаркого летнего солнца. Красный жар исходил от медного замка и глянцевитых кожаных ремней.

Алиса Мэй злилась. Она поставила фонарь на пол, ухватилась за ремень и потянула его. Когда ремень вдруг поддался, она упала навзничь и ударилась об пол головой. Звук этот эхом разнесся по всему дому. После небольшой паузы вверх взлетел хор из трех голосов:

— С тобой все в порядке?

— Да! — крикнула Алиса Мэй еще злее. Она ухватилась за другой ремень, и он тоже сдался. В тот же самый момент замок сделал «КЛИК!» Этот «клик» не был мягким щелчком замка. Это был медленный, продолжительный «клик», будто внутри неспешно стал поворачиваться могучий металлический механизм.

Крышка сундука приоткрылась на полдюйма.

Алиса Мэй прошептала:

— Он открывается.

Она наклонилась над сундуком и чуть приподняла крышку. Крышка двинулась так легко, будто ее петли только что смазали маслом.

— Он открывается! — в ужасе завопила Алиса Мэй. — Сундук открывается!

Безумные выкрики, донесшиеся снизу, заверили ее, что в этот раз все услышали ее слова. Прежде чем родственники оказались наверху, Алиса Мэй полностью откинула крышку сундука. У нее брови полезли на лоб, когда она увидела, что лежит внутри. Всю свою жизнь она дожидалась, когда сундук откроется, и боясь, и надеясь, что найдет там какой-то ключ к тайне своего рождения и прибытия в Динилбарг. Бумаги, письма, быть может, семейную Библию.

Но в сундуке не было ничего подобного. Вместо этого к задней стенке сундука было прикреплено ружье, старое ружье с хорошо отполированным прикладом из темного дерева и восьмигранным стволом из темно-голубой стали с выгравированными на нем серебряными цветами.

Внизу лежали два револьвера в кобурах. Два больших револьвера. На их стволах тоже был выгравирован цветочный узор, который повторялся и на кобуре, но темной линией, выглядевшей на коже очень мрачно. Патронташ был свернут и лежал между револьверами. Он был сделан из более темной кожи с еще более темным рисунком.