Кабинет доктора Вэйда располагался на пятом этаже нового стеклянного здания на углу улиц Вентура и Резеда. Приемная была уютной, выдержанной в спокойных зелено-голубых тонах. На полу лежало ковровое покрытие, повсюду стояли горшки с цветами, красовался огромный аквариум с экзотическими рыбками. Увиденное мгновенно поразило Люссиль Мак-Фарленд. О докторе Джонасе Вэйде очень хорошо отозвалась не только Ширли Томас, но и две другие подруги Люссиль. Она позвонила ему в кабинет, где ей сказали, что записанный на последний час приема пациент отменил свой визит и что доктор Вэйд сможет их принять. Было пять часов.

Ожидание казалось вечным. Мария отчаянно надеялась, что доктор Вэйд — древний старик и что визит будет быстрым и формальным. Она отправится домой с коробочкой таблеток, благодаря которым почувствует себя лучше и сможет принять участие в завтрашних выступлениях. Медсестра назвала ее имя, Мария вытерла влажные ладошки об юбку и пошла следом за женщиной. Люссиль осталась ждать в приемной, коротая время за бездумным перелистыванием журнала.

Единственный кабинет врача, в котором Мария когда-либо бывала, был кабинет доктора Чандлера, располагавшийся в небольшом саманном здании. За все тридцать три года, что доктор занимал его, он ни разу не модернизировался. Когда ее ввели в холодный, стерильный смотровой кабинет, с яркими современными обоями, абстрактными картинами и белыми матовыми лампами, ей стало не по себе. А когда медсестра велела ей снять с себя всю одежду, внутри Марии все оборвалось.

Попытавшись максимально укутаться в бумажное платье, Мария села на край смотрового стола и начала нервно болтать ногами. Медсестра вернулась через минуту и удивила Марию еще больше. Профессионально улыбаясь, она ловко обмотала вокруг руки Марии небольшой резиновый жгут, воткнула иглу и взяла полный шприц крови. Затем она дала девушке пластиковый стаканчик, смоченный спиртом ватный тампон и инструкции, как собрать «среднюю» мочу, что Мария не без труда сделала, едва поворачиваясь в крошечной ванной комнате, примыкающей к смотровому кабинету.

Мария снова заняла свое место на краю смотрового стола. Когда доктор Вэйд вошел в кабинет, она была уже достаточно измотана и напугана. Это был высокий мужчина, сорока с небольшим, который казался еще выше из-за своей худобы и длинного белого халата. У него были черные волосы, на которых кое-где серебрилось несколько седых прядок. Его улыбка была легкой и непринужденной, словно он, как подумала Мария, долго тренировался перед зеркалом, прежде чем войти в комнату. Взгляд его почти черных глаз был живым и пронизывающим, казалось, он мог с легкостью видеть сквозь бумажное платье. Для Марии его возраста было однозначно маловато, он не был достаточно старым человеком.

— Привет, — сказал он, глядя на медицинскую карту, — как ты предпочитаешь: Мария или Мария Анна?

— Мария, наверное, — тихо ответила она.

— Хорошо, Мария. Я доктор Вэйд. Насколько я понял, — он открыл карту, — из анкеты, которую заполнила твоя мама, у тебя грипп, — он широко улыбнулся. — Что ж, давай проверим, права ли твоя мама насчет диагноза.

Мария кивнула. Он положил карту на стол и начал мыть в раковине руки.

— Учишься в школе?

— Да.

— В одиннадцатом классе?

— Да.

— Учеба уже практически закончилась?

— Да.

Вытирая руки о бумажное полотенце, доктор Вэйд повернулся к ней, улыбнулся и облокотился на раковину.

— Представляю, как ты рада. Есть уже планы на лето? Поехать, например, куда-нибудь?

Она покачала головой.

С улыбкой и тоном человека, который знал ее всю жизнь, доктор Вэйд продолжал задавать ей различные вопросы. Мария ограничивалась короткими, едва слышными «да» или «нет» и честно пыталась вспомнить, болела ли она в детстве корью или коклюшем, переносила ли тяжкие заболевания, страдала ли частыми головными болями, приступами тошноты и еще какими-то вещами, значения которых она даже не поняла.

Ее ответы, казалось, удовлетворяли доктора Вэйда. Он делал какие-то пометки в ее карте и время от времени поглядывал на нее.

— Хорошо, Мария. Давай теперь поговорим о твоей проблеме. Ты можешь описать мне свои симптомы?

Она подробно рассказала ему о мучавшей ее последние три дня апатии и тошноте и отвергла его предположения о больном горле, диарее, рвоте, головной боли, насморке и температуре. Все это время его серебристая ручка, сверкающая в ярком свете ламп, строчила по бумаге. Когда он щелкнул ручкой и убрал ее в карман, в дверь тихо постучали. В комнату вошла медсестра и закрыла за собой дверь. Она молча протянула ему какие-то разноцветные бумаги.

Воцарившаяся тишина казалась Марии оглушительной и некомфортной. Она наблюдала за лицом доктора Вэйда, который читал принесенные ему бумаги: сначала желтую, потом красную, затем голубую и наконец белую. За все это время выражение его лица ни разу не изменилось.

Когда он наконец вложил бумаги в медицинскую карту и с улыбкой взглянул на нее, сердце Марии ушло в пятки. Наступал момент, которого она так боялась.

Пальцы доктора Вэйда оказались на удивление холодными. Он аккуратно ощупал ее шею, оттянул нижние веки, проверил уши и, взяв ее за подбородок, засунул ей в рот шпатель и посмотрел горло. Голос его был спокойным и расслабленным.

— Что планируешь делать после окончания школы?

Холодный стетоскоп прыгал по ее спине.

— Не знаю. Наверное, буду поступать в Беркли.

— Моя альма-матер. Вдохни, пожалуйста. Задержи дыхание. Теперь медленно выдыхай.

— Еще я думала о том, чтобы присоединиться к Корпусу мира.

— Еще раз, пожалуйста. Вдох, задержка, медленный выдох. — Холодный диск стетоскопа перепрыгнул на другое место. — Корпус мира, серьезно? Мне всегда казалось, что это очень увлекательно.

Он встал перед ней. Доктор Вэйд сбросил с нее верхнюю часть платья и поставил стетоскоп под ее левую грудь. Мария закрыла глаза.

— Я тоже мечтал о каком-нибудь диком месте, например о Восточной Африке, — тихо сказал он, — но, так уж получилось, этим «диким» местом стала для меня долина Сан-Фернандо.

Мария выдавила из себя некое подобие улыбки и с облегчением вздохнула, когда доктор убрал стетоскоп. Затем он постучал небольшим молоточком по ее коленям и провел ручкой по ногам.

— Ляг, пожалуйста.

У Марии пересохло во рту. Она вытянулась на столе, сжав кулаки, и уставилась в потолок, пока доктор Вэйд ощупывал ее живот. Когда он задрал ее платье почти до самой шеи и обнажил грудь, у нее перехватило дыхание.

— Подними правую руку над головой, пожалуйста.

Она снова закрыла глаза. Его пальцы начала ощупывать подмышечную впадину и грудь. Она вздрогнула.

— Больно?

— Да, — прошептала она.

Он снова нажал на грудь.

— А здесь?

— Тоже.

— А здесь?

— Тоже…

Затем он повторил эту же процедуру с другой грудью.

— Скажи мне, Мария, что хуже: идти на прием к терапевту или к стоматологу? — спросил он.

Она распахнула глаза. Доктор Вэйд с улыбкой смотрел на нее.

— Ну, я…

— По мне, так нет ничего более ужасного, чем поход к стоматологу. Знаешь, Мария, мне неловко об этом говорить, но когда я иду к стоматологу, пусть даже поставить пломбу, я пью успокоительное, потому что мне так страшно, что у меня ноги подкашиваются.

Ее глаза округлились.

— Так больно?

Из ее уст вместе с выдохом вылетело слово «да».

Когда он наконец опустил платье и отошел, Мария, не дожидаясь его разрешения, села. Она взглянула на медсестру, которая по-прежнему улыбалась ей застывшей на ее губах улыбкой.

Доктор Вэйд вернулся к раковине и начал что-то писать в ее медицинской карте.

— Скажи мне, Мария, — сказал он, не глядя на нее, — когда у тебя началась менструация? Сколько лет тебе было?

Уши Марии вспыхнули.

— Э… э… когда мне было двенадцать.

— Цикл регулярный?

Она облизала верхнюю губу сухим языком.