Преисполняясь тоски, ища ответы, человек проходит свой путь от рождения и до окончания жизни в непонимании, для чего существует. Суета обыденности, знакомая и, кажется, привычная, на поверку может быть разбита войной, эпидемией, несчастной любовью и другими странностями поворотов судьбы. Одни из них – общие, другие – лишь частности, выделенные из тонкой схемы.

   Города напоминают однообразных животных, в чреве которых кипит и одновременно разлагается жизнь. Детство, юность, молодость, зрелость, старость – как странички чужого бытия, за которым так бывает приятно наблюдать или же пользоваться.

   Здесь уже никогда не поднимется свежий ветер, никогда… Лишь с берега, с пирса иногда подует соленой надеждой на новизну, в город, где все погрязло в традициях и где главная из них – семейство Учинни, произошедшее от такого же рыбака, решившего торговать на материке и придумавшего обрабатывать рыбу на солнце и солить особым способом.

   Давно уже не пахнут потомки его запахом, от которого невозможно отделаться. Давно носят кружева и шелк, меняют каждый год кареты и строят доходные дома, но все так же зовут их завистники из благородных грязнулями.

   Старший сын Учинни, Паоло, во всем помогал отцу, занимаясь фабрикой и продажами, осваивая тонкости торговли и управления (а тут нужна особая сноровка для того, чтобы обкрадывать самых бедных в их крошечном жаловании и наживаться на несчастьях и бедах), а младшая дочь – только прибыла из закрытой школы.

   То есть приехала она месяц назад, но сообщили об этом недавно, пригласив гостей на небольшой бал в честь воссоединения семьи.

   То утро выдалось дождливым и невероятно холодным, передернутым сероватой дымкой ледяного тумана, который стелился по черным дорожкам заснувшего сада. От почерневшего моря, покрытого огромными волнами, к особняку Учинни устремлялись вдоль скал злые ветра, и лишь стоявший, как страж, на пути город защищал от постоянных атак зимы, не ослабляя, впрочем, жесткого климата.

   Но в спальне, растопленной и жаркой, все еще царствовало лето. Через плотные портьеры не пробивался блеклый дневной свет, а спящая в кровати даже не слышала, как пришла матушка Лусиана, принесшая любимице завтрак. Она поставила его на столик и присела на край кровати, под грузным весом приспустилась перина.

   – Лучик, просыпайся, – сказала тихо женщина, наклоняясь и пытаясь стянуть с плеча одеяло.

   Анна недовольно сморщилась и уцепилась пальцами за убегающее тепло, натягивая его обратно, чуть ли не до носа.

   – Ну, матушка, – недовольно пробормотала девочка, все еще находяшаяся во власти сна, который накрывал разум странными сумрачными видениями. – Еще немного...

   В школе был жесткий режим, и выспаться ей удавалось только в единственный выходной день – воскресенье, ведь даже суббота была полностью заполнена – с раннего утра церковь, потом исповедь, покаяние и слово божие до самого вечера. Это был самый тягостный день за всю неделю учебы, особенно потому, что он предшествовал воскресенью.

   В выходной же всех девочек, кроме первого года обучения, отпускали в город на полдня – на ярмарку, да и просто побегать. Анна, которая уже два года провела в школе Святого Франциска, сначала бегала с другими ученицами вместе, потом нашла укромный уголок около старой церкви на холме и предпочитала большую часть времени проводить там. Церковь почему-то стояла заброшенная, даже кладбище с полуразвалившейся оградой никто не посещал, но вид на город открывался очень интересный. Игрушечные домики, но не такие, как дома, где держали только искусно расписанные изделия известных мастеров.

   Нет – жизнь открывалась с другой стороны. Обшарпанной, побитой ветрами и дождями, но от этого по-настоящему интересной. Анна любила представлять, что небольшие фигурки людей внизу передвигаются по ее приказанию и придумывала для всех какие-нибудь задания. Вот помощник пекаря катит свою рассохшуюся тележку с колесами из цельных кругов дерева, так смешно прыгающую на булыжниках мостовой. К кому он пойдет? Ну, конечно к матушке Мартилье! И правда – тележка тут же сворачивала к домику, выкрашенному желтой краской. Ну и что, что матушка Мартилья торговала выпечкой и всякими вкусностями, за которыми к ней регулярно бегали все воспитанницы школы святого Франциска, и именно в это время к ней завозили свежие булочки? Это Анна так решила, и точка! Но такое развлечение было доступно только раз в неделю, да и то, когда не шел дождь.

   Так что сейчас юная наследница семьи Учинни хотела восполнить все то, чего не доставало вдали от дома – спать сколько хочется, лазить по всему дому, вечером сидеть около камина слушать страшные и завораживающие сказки матушки Лусианы. К родной маменьке Анна не была особо привязана – так интересовалась девочкой только из-за того, что должна, а вот нянюшка вкладывала всю свою душу, за что малышка очень крепко и по-детски наивно ее любила.

   – Лучик, милая моя, – женщина наконец выкопала девочку из теплых одеял, но еще не освободила, наклонилась ванильным поцелуем к румяным щечкам. – Ты еще не видела, какие подарки твой отец приготовил тебе. – Лусиана не спешила вытащить ребенка из тепла, от нее исходил запах молока и сказки, домашнего уюта, которым так щедро делится сама природа. – Салазки и коньки. А еще господин Учинни обещал залить каток на площадке за домом. Сегодня утром.

   Пригладив мягкие растрепавшиеся волосы и убрав те с лица, нянюшка поцеловала редкую гостью в веки и щеки.

   – А какую вкусную кашу я сварила! Ммм, с изюмом и медом...

   Анна обняла пожилую женщину. Та была теплая и хорошая. Но ее каша, которая затмевала все, чем их кормили в Святом Франциске, перевешивала все. Поэтому девочка просто быстро пробормотала:

   – Матушка, я тебя люблю, – и принялась выбираться из постели, путаясь в длинной ночной рубахе, и побежала к столу, чтобы по-взрослому уже усесться и приняться за еду. В камине тихо потрескивал огонь, и только небольшой сквозняк нарушал идиллию – холодил пол тихими всплесками, но теплые домашние сапожки надежно защищали ступни Анны.

   Лусиана улыбнулась такой прыти. За этот год ее девочка сильно подросла. Она даже два раза делала зарубки, чтобы быть уверенной, потому что заказывать одежду приходилось постоянно. Отец Анны не скупился тратить деньги на младшую дочь, желая получить образованную невесту, которая могла бы породниться со знатной фамилией.

   Многие семейства пользовались таким способом, чтобы получить герб у старинных родов. И смотрины уже велись хитроумным рыбаком, который знал, по крайней мере, три разорившихся дома в округе, которые согласятся на подобные сделки. И сыновья у них подходили по возрасту Анне.

   – Я принесла тебе волшебные сказки, – нянюшка села рядом за стол, переходя на шепот. Ей запрещали читать страшилки из ее деревни, только девочка просила именно их.

   Анна замерла, восхищенно блестя глазами. Сказки нянюшки были не чета всему, что рассказывали остальные, и уж тем более – учебным и церковным книжкам. Там были страшные великаны и карлики, там похищали детей, чтобы их потом сделать королями или съесть, там были необычные звери, вернее, обычные, но вели они себя так странно и не по-человечески, что сердце замирало восторгом.

   – Расскажи, – попросила девочка очень тихо, сжимая в руке серебряную ложку с узорчатой рукоятью.

   Много лет назад, когда Лусиана была еще совсем маленькой, ее тоже увлекали рассказы о дивных существах, живущих в лесах, за холмами, которые приходят из иных миров, она и теперь верила, что это не сказки, а предупреждения, которые помогают избежать ненужных встреч. До сего времени матушка не рассказывала Анне самую страшную из сказок – ее частенько избегали начинать вечером, но за окном стояло утро, так что и бояться вроде нечего.