Служанка ответила, что Ехонала в постели.
— Что это за бесчувственность? — завопила обряжающая. — Разбудите ее! Стащите с нее одеяла, ущипните за руки!
Служанка повиновалась, и Ехонала, притворившись, будто только что проснулась, открыла глаза.
— Что такое? — сонно потянулась она.
Сев в постели, Орхидея схватилась за щеки.
Ох, ох, — проворковала девушка. — Как же я могла забыть?
Да, действительно, как? — возмутилась главная обряжающая. — Разве ты не знаешь приказ императора? Через два часа все вы должны быть в Зале аудиенций, причем в самом лучшем виде. Говорю вам — через два часа, и за это время вы должны успеть выкупаться, надушиться и одеться. К тому же надо еще сделать прическу и позавтракать.
Ехонала прикрыла зевок ладонью:
Как хорошо мне спалось! Здесь матрац намного мягче, чем у меня дома.
Старая женщина фыркнула:
Трудно представить, чтобы во дворце Сына неба матрац был таким же жестким, как на твоей кровати.
Он гораздо мягче, чем я могла вообразить, — продолжала Ехонала.
Она ступила на изразцовый пол босыми крепкими ногами, — все девушки были маньчжурками, а не китаянками, и их ступни не перевязывались.
Давайте, давайте, — подгоняла главная обряжающая. — Поспешите, Ехонала. Остальные уже почти одеты.
Да, почтенная, — смиренно ответила Орхидея.
Но она не спешила. Орхидея позволила служанке раздеть себя, не выказав при этом никакого желания помочь. Потом, обнаженная, ступила в ванну с горячей водой, но пальцем не шевельнула, чтобы вымыть свое тело.
Послушайте, — прошептала служанка, — вы не поможете мне?
Ехонала широко раскрыла свои большие глаза, черные и блестящие.
А что я должна делать? — спросила она беспомощно.
Никто здесь не должен догадываться, что дома у нее не было служанок, кроме кухарки Лу Ма. Она с детства мыла не только себя, но еще младшую сестру и братьев. Их одежду она стирала вместе со своей, а когда они были маленькими, таскала их за спиной, привязав широкими полотняными лентами. Этот груз не мешал ей помогать матери по дому. Она частенько бегала в масляную лавку и на овощной рынок. Единственным ее развлечением было уличное представление, которое давали бродячие китайские актеры. Добрый дядя Муянга разрешал ей присутствовать на уроках их семейного учителя, который обучал детей, но деньги, которые он давал ее матери, уходили на еду и скромную одежду. О роскоши и думать никто не смел.
А здесь все было роскошно. Орхидея оглядела просторный зал. Лучи утреннего солнца падали на стены через решетчатые окна. Наверху голубым и красным сияли разрисованные балки. В дверных проходах висели ярко-красные атласные занавески, а подушки резных деревянных кресел были задрапированы алой шерстью. Рисованные свитки, украшавшие стены, радовали глаз пейзажами или мудрыми изречениями, написанными черными чернилами по белому шелку. Воздух был сладок от благоухания мыла и масел. Орхидея поняла, что роскошь ей очень, очень нравится.
Служанка ничего не ответила Ехонале. Она и так догадалась, что помощи ждать не приходится. Да и главная обряжающая поторапливала их.
Пусть лучше девушки сначала поедят, — распоряжалась она. — А в оставшееся время займемся их волосами: на прическу требуется целый час.
Служанки принесли с кухни еду, но соискательницы не могли заставить себя есть. Слишком учащенно бились их сердца, а кто-то даже заплакал от волнения.
Главная обряжающая опять рассердилась. Ее полное лицо раздулось и раскраснелось.
Прекратите немедленно! — закричала она. — Может ли быть большее счастье, чем оказаться избранницей Сына неба?!
Но девушки не были честолюбивы, они хотели вернуться домой.
Я лучше буду жить дома, — всхлипывала одна.
Я не хочу быть выбранной, — вздыхала другая.
Позор, позор! — кричала старуха и махала на них руками.
Видя, как отчаяние охватывает девушек, Ехонала все более успокаивалась. Она с непринужденностью переходила от одной процедуры к другой, а когда принесли еду, села за стол и с удовольствием поела. Даже главная обряжающая была удивлена, не зная, возмущаться ей или, наоборот, радоваться.
Клянусь, никогда я не встречала такое бесчувственное сердце, — громко произнесла она.
Ехонала улыбнулась, крепко зажав в правой руке палочки для еды.
Очень вкусно, — облизнулась она, как ребенок. — Лучше всего того, что я ела дома.
Главная обряжающая решила все-таки поощрить девушку.
Ты разумная девушка, — заявила она. И тут же, обернувшись, прошептала одной из служанок: — Обрати внимание, какие огромные глаза. У этой девицы неистовое сердце.
Служанка усмехнулась.
Тигриное сердце, — согласилась она. — Настоящее тигриное сердце.
В полдень пришли евнухи во главе с главным евнухом. Красивый и моложавый, он был облачен в длинный атласный халат бледно-голубого цвета, перепоясанный лентой красного шелка. На безбородом лице выделялся крючковатый нос, а взгляд черных глаз светился высокомерием.
Несколько небрежно главный евнух приказал девушкам пройтись перед ним по очереди. Подобно императору, он уселся на огромном резном стуле черного дерева и с презрительным выражением лица разглядывал каждую новую соискательницу. На стоящий поблизости стол — тоже из черного дерева — он положил книгу для заметок, кисточку и чернильницу.
Из-под длинных ресниц Ехонала внимательно смотрела на этого человека. Она стояла в стороне от других девушек, наполовину спрятавшись за ярко-красной атласной занавеской, висевшей в дверном проходе. Главный евнух обмакивал кисточку в чернила и отмечал имя каждой проходившей девушки.
Одной нет, — объявил он.
Я здесь, — откликнулась Ехонала.
Склонив голову и отвернув лицо в сторону, она робко пошла вперед. Голос ее прозвучал нежно и едва слышно.
А, эта весь день опаздывала, — громко сказала главная обряжающая. — Когда другие встали, она еще спала. Потом не хотела сама мыться и одеваться. Позавтракала прямо как крестьянка — проглотила целых три миски проса! А теперь изображает из себя дурочку. Не знаю, может, она и в самом деле дурочка.
Ехонала, — зачитал главный евнух высоким резким голосом, — старшая дочь покойного Чао, выходца из знатного рода. Ее опекун — досточтимый Муянга. Была зарегистрирована в Северном дворце два года назад в пятнадцатилетнем возрасте. Теперь ей семнадцать.
Он поднял взгляд от бумаги и стал внимательно смотреть на Ехоналу. Она стояла перед ним, склонив голову и глядя в пол.
Это ты и есть? — спросил он.
Я, — ответила Ехонала.
Проходи, — приказал главный евнух. Но его глаза продолжали следить за ней.
Затем он встал и приказал младшим евнухам:
Девушек отвести в Зал ожидания. Когда Сын неба будет готов принять их, я сам представлю каждую по очереди перед троном Дракона.
Девушки ждали четыре часа. Служанки устроились рядом с ними, выражая неодобрение, если у кого-то помялся атласный халат или же выбилась прядь волос. Время от времени служанки пудрили претенденткам лицо или снова подкрашивали им губы. Дважды было разрешено попить чаю.
В полдень из дальних дворов донесся шум. Затрубили рога, забили барабаны, ритм приближающихся шагов отбивался гонгом. В Зал ожидания вошел главный евнух Ань Дэхай и с ним младшие евнухи, среди которых выделялся молодой, высокий, худой человек. И хотя лицо его было уродливо, он настолько поражал своей смуглостью кожи и необычным орлиным взором, что глаза Ехоналы невольно задержались на нем. Евнух тут же поймал ее взгляд и, в свою очередь, ответил дерзким взглядом. Ехонала отвернулась. Это не укрылось от главного евнуха.
Ли Ляньинь, — закричал он, — почему ты пришел сюда? Ведь я приказал тебе ожидать с девушками четвертого класса.
Без единого слова молодой евнух покорно покинул зал. Затем главный евнух обратился к девушкам:
Молодые дамы, вы должны ждать здесь, пока не вызовут ваш класс. Сначала вдовствующая императрица представит Сыну неба первый, затем второй. Только после того, как они будут просмотрены и император сделает свой выбор, то и вы, третий класс, сможете приблизиться к трону. Помните, вы не должны смотреть на императорское лицо. Это он будет смотреть на вас.