Когда они поели, а слуги убрали со стола и принесли чай, Ван Средний хотел было спросить брата, для чего ему понадобилось все его серебро сразу и что он намерен делать с племянниками, но не знал, с чего начать, и прежде чем он успел придумать, как половчее приступить к этому, Ван Тигр неожиданно сказал:

— Мы братья. Мы с тобой понимаем друг друга. Я рассчитываю на твою помощь!

А Ван Средний отпил глоток чаю и сказал осторожно и мягко:

— Ты можешь на меня положиться, потому что мы братья, но мне хотелось бы знать, что ты задумал и чем я могу тебе помочь?

Тогда Ван Тигр наклонился к нему и заговорил громким шопотом; речь его лилась стремительно, и дыхание, словно горячий ветер, обжигало ухо брата:

— У меня есть верные люди, их целая сотня, а то и больше, и всем им надоел старый генерал. И мне он надоел, я тоскую по родине, видеть больше не хочу этих желтолицых южан! Да, у меня есть верные люди! Я подам знак глухою ночью, и они пойдут за мной. Мы пойдем на Север, туда, где есть горы, пойдем далеко на север и там укрепимся и поднимем восстание, если старый генерал выступит в погоню за нами. А может быть, он не двинется с места, — он стар и ни о чем не думает, кроме еды и питья да своих женщин, а в моей сотне самые лучшие и сильные из его людей — не южане, а люди другого, сурового и храброго племени.

Ван Средний всегда был человек незаметный и смиренный, простой торговец, и хотя знал, что где-то, не там, так здесь, постоянно идет война, ему не приходилось соприкасаться с ней, кроме одного раза, когда солдаты расположились на постой в доме его отца; он не знал, из-за чего начинают войну и как ее ведут, ему было только известно, что если война идет поблизости, то цены на хлеб растут, если же война далеко, то цены снова падают. Никогда еще война не была так близко от него — родной его брат затевал новую войну!

Тонкогубый рот его раскрылся, узкие глаза расширились, и он прошептал в ответ:

— Но чем же я могу помочь, ведь я человек мирный?

— Вот чем! — отвечал Ван Тигр шопотом, и шопот его походил на скрежет железа о железо. — Мне нужно много серебра, все серебро, какое у меня есть, и ты тоже дашь мне взаймы под проценты, и я возвращу тебе долг, когда добьюсь своего.

— А под какое обеспечение? — спросил Ван Средний, затаив дыхание.

— Вот под какое! — опять ответил Ван Тигр. — Ты будешь давать мне, сколько нужно, из тех денег, которые выручишь от продажи земли, пока я не соберу могучее войско, а тогда я обоснуюсь где-нибудь к северу от нашей провинции и стану господином над всей областью. Потом я начну расширять свои владения и с каждой новой войной, которую поведу, буду становиться все сильнее и сильнее, до тех пор, пока…

Он замолчал, глядя в пространство, словно видел перед собой какую-то далекую страну, какое-то далекое будущее, а Ван Средний ждал, чем кончит он свою речь, и не мог дождаться.

— До каких пор? — спросил он.

Ван Тигр неожиданно поднялся с места.

— До тех пор, пока во всей стране не будет никого выше меня! — оказал он, и теперь шопот его походил на крик.

— Кем же ты тогда будешь? — спросил Ван Средний в изумлении.

— Буду тем, кем хочу быть! — воскликнул Ван Тигр, и черные брови его сразу грозно нахмурились, и он так ударил ладонью по столу, что Ван Средний подскочил на месте. Оба они, не отводя глаз, смотрели друг на друга.

Все это для Вана Среднего было неслыханное дело. Он был неспособен питать смелые замыслы, и самая смелая мечта его была о том, как он сядет вечерком за свои счетные книги и подведет итоги, на сколько им продано в этом году и на сколько можно будет без всякого риска расширить дело в следующем. Поэтому он смотрел на брата, не спуская глаз, и видел, что этот человек не такой, как все: высокого роста, смуглый, глаза у него блестят, как у тигра, и прямые черные брови, широкие, словно флаги, сходятся над переносицей. Ван Средний, забывшись, смотрел на брата и испытывал страх перед ним и не смел ему перечить, потому что во взгляде этого человека было безумие и такая власть, что даже он, человек трезвый, почувствовал своим сухим сердцем всю его силу. Однако Ван Средний всегда был осторожен и тут, не изменяя обычной своей осторожности, сухо кашлянул и сказал негромким голосом:

— А какая мне и всем нам от этого польза, и под какое обеспечение я ссужу тебе мои деньги?

И Ван Тигр ответил торжественно, очнувшись от задумчивости и переводя взгляд на брата:

— Неужели ты думаешь, что я забуду родных, когда достигну высокого положения? Разве вы мне не братья, и разве ваши дети не сыновья моих братьев? Слышал ли ты когда-нибудь о полководце, который возвысился бы сам и не возвысил бы вместе с собой весь свой род? Разве для тебя ничего не значит быть братом… верховного правителя?

И он заглянул сверху вниз в глаза брата, и Ван Средний почти поверил ему, хотя и против воли, потому что все это было для него неслыханное дело, и сказал, по обыкновению рассудительно:

— Во всяком случае я отдам тебе всю твою долю и ссужу, сколько будет можно, если ты и впрямь можешь возвыситься, потому что ведь далеко не все достигают намеченной цели. Свою долю ты во всяком случае получишь.

Глаза Вана Тигра, горевшие огнем, сразу потухли, он сел и, крепко сжав губы, сказал:

— Ты осторожен, я вижу!

Голос его звучал так резко и холодно, что Ван Средний немного испугался и сказал, оправдываясь:

— Я человек семейный, у меня много детей, а мать моих сыновей еще не стара и то-и-дело рожает, — мне приходится обо всех думать и заботиться. Ты еще не женат и не знаешь, что это значит, когда столько народа сидит на твоей шее, а одеть и прокормить их с каждым годом становится все дороже!

Ван Тигр пожал плечами и отвернулся, а потом сказал с напускной небрежностью:

— Правда, я не знаю, что это значит, однако выслушай меня! Каждый месяц я буду присылать к тебе надежного человека — ты его узнаешь по заячьей губе. Ты будешь давать ему столько денег, сколько он сможет донести. Продай как можно скорее мою землю, потому что мне нужно не меньше тысячи серебряных монет в месяц.

— Не меньше тысячи! — воскликнул Ван Средний, и голос его задребезжал, а взгляд стал бессмысленным от изумления. — Куда тебе столько денег?

— Нужно прокормить сотню солдат и закупить оружие и одежду. Прежде чем набирать войско, я должен купить оружие, если не захвачу его во-время, — быстро заговорил Ван Тигр. Потом он неожиданно рассердился: — Что ты у меня спрашиваешь то одно, то другое! — закричал он, снова ударяя ладонью по столу. — Я знаю, что мне делать, мне нужно серебро, пока я не захватил область и не стал над ней господином! Тогда можно будет обложить население налогами, так я и поступлю! А теперь мне нужно серебро. Если ты мне поможешь — я тебя награжу. Если нет — я забуду, что ты мне брат и родной по крови!

Он приблизил свое лицо к лицу брата, и Ван Средний, заглянув в эти грозные глаза, устремленные на него из-под нависших черных бровей, поспешно отодвинулся, закашлялся и сказал:

— Да, да, разумеется, помогу. Ведь ты мне брат. А когда ты начнешь?

— Когда ты продашь мою землю? — спросил Ван Тигр.

— Уборка пшеницы начнется через несколько месяцев, — ответил Ван Средний медленно, так как раздумывал и колебался, ошеломленный всем, что слышал.

— Тогда у крестьян будут деньги, а кроме того, ты, конечно, сможешь продать хоть часть перед посевом риса, — сказал Ван Тигр.

Это было верно, и Ван Средний не посмел перечить своему необыкновенному брату, так как боялся его и понимал, что это дело нужно как-нибудь устроить. Он поднялся с места, говоря:

— Если это так спешно, то я должен не мешкая вернуться домой и сделать, что можно. Урожай недолго сбыть с рук, а потом людям снова начинает казаться, что они бедны и что нелегко обрабатывать и ту землю, какая у них есть, а если купить еще, то, пожалуй, засеять ее будет не под силу.

Он не захотел оставаться дольше, ему не терпелось поскорей уехать отсюда, где столько свирепых на вид солдат и столько оружия повсюду. Он зашел ненадолго в соседнюю комнату, куда отослали мальчиков и где они сидели за маленьким некрашеным столом. Перед ними стояли остатки тех кушаний, которыми Ван Тигр угощал брата, но для мальчиков и это было хорошо, и сын Вана Среднего с удовольствием набивал рот. А племянник был разборчивее, он не привык к чужим объедкам, и понемногу выбирал рис палочками, не дотрагиваясь до мяса. Ван Средний почувствовал, что ему не хочется оставлять здесь мальчиков, особенно — своего, и на минуту он усомнился, стоило ли посылать сына на такое опасное дело. Но начало было положено, изменить он не мог и потому сказал: