— Я могу чем-либо компенсировать свою невольную вину? — спросил Орлов, чувствуя, что ему, отчего-то, не хочется покидать странную девушку.

— Спасибо, — сказала мадемуазель Эмилия, открывая калитку, — вы сделали более чем достаточно.

Она озарила Орлова своей очаровательной улыбкой и скрылась за калиткой. Орлов увидел её, когда она по ступенькам поднялась на крыльцо, откуда на прощанье махнула ему рукой.

«Возможно, у неё есть любимый», — подумал Орлов, вспоминая её сдержанность, с сожалением вскакивая на Пегаса и с досады пришпоривая его по бокам. Конь, не понимая, отчего хозяин на него сердит, рванул прямо с места, и легко нёс своего седока вперёд.

Гильберт Ламбре осторожно ходил по комнатам, фиксируя капом расположение вещей. Труп мадам Анаис Рекамье уже унесли, и только запах да смятая постель с почерневшим пятном крови напоминала о том, что здесь разыгралась трагедия. Все окна были открыты, чтобы выветрить запах тлена, но запах лип, льющийся с улицы, наоборот, как будто усиливал его, напоминая о смерти.

Предварительное заключение врача говорило о том, что старушку убили так же, как и Сотникова в Киеве: ударом чего-то острого и длинного. Ламбре не думал, что эти дела связаны, но всё равно вызвал капом Мурика, несколькими словами описав ситуацию.

Старушку нашла её племянница, которая приходила два раза на неделю, чтобы принести еду и прибрать в комнатах. Только открыв двери и почувствовав тошнотворный запах, она, едва взглянув на мадам Рекамье, заметила пятно крови на груди и сразу, выскочив на улицу, по капу сообщила в муниципалитет.

Прибывший служащий, только глянув на труп, тут же передал сведения в Бюро. Начальник бюро расследований Совета Наций Максимилиан Броннер не нашёл Мурика, как ни изгалялся над капом, поэтому отправил в Париж Ламбре, строго наказав тому найти своего начальника.

Ламбре, проверив по документам, кому достанется квартира после смерти владельца, сразу обнаружил, что всё наследство завещано племяннице, но, допросив её, убедился, что квартира ей без надобности, так как у племянницы и её мужа хороший дом в зелёном месте.

Неожиданно для Ламбре в прихожей он увидел Мурика и удивился, что тот так быстро прибыл.

— Что здесь у нас? — деловито спросил коронер и Ламбре выложил всё, что знал.

— Похищенные вещи есть, — спросил Мурик.

— Ничего, — ответил Ламбре и, окинув взглядом вокруг, добавил: — Здесь и брать нечего.

— Какие-то следы пребывания? — спросил Мурик, но Ламбре отрицательно кивнул головой. Мурик подошёл к изголовью кровати и осмотрел то, что лежало на тумбочке. Ламбре, который до этого всё проверил, скептически смотрел, как шеф перебирает флакончики духов.

— Была ещё записная книжка, — помолчав, сообщил Ламбре, — но я её запаковал и приготовил для анализа.

Мурик так посмотрел на Ламбре, что тот сразу распаковал улику. Книжка хранила хозяйственные записи мадам Рекамье и ничего больше. Мурик два раза перелистал книжку, но ничего, что могло заинтересовать, не обнаружил. Он уже хотел её отложить, но взгляд, брошенный сбоку на корешок, обнаружил, что в блокноте был вырван листок.

Снова раскрыв блокнот, Мурик внимательно рассмотрел предшествующую страницу, а потом следующую чистую. Рассмотрев её, Мурик вытащил из кармана карандаш, но его, ухмыляясь, остановил Ламбре.

— Михаил Васильевич, можно проще, — он вытащил из кармана фонарик и осветил листок. На синей, от фонарика, бумаге проявились тёмные буквы: «Rue de Romainville 22 appartement 7».

«Улица Роменвиль 22 квартира 7», — прочитал Мурик и посмотрел на Ламбре.

— Я знаю, где это, — сказал Ламбре, — в Иль-Де-Франс, бывший девятнадцатый округ Парижа, а теперь остров Монтрёй.

Они вышли из дома и Ламбре вызвал магнетик. Через десять минут они поднялись в воздух, а ещё через пятнадцать летели над Парижем. Собственно говоря, внизу, под ними, находилось Парижское море, так как большая часть города была под водой. Слева виднелась Эйфелева башня, чуть ли не до смотровой площадки погруженная в воду, а впереди, по курсу, ощетинился домами остров Монтрей.

Они едва нашли место, где можно приземлиться, выбрав небольшой парк на пересечении улицы Бельвиль и Телеграф. Отпустив магнетик, они прошли через парк, и Ламбре повёл Мурика через дорогу, в узкую улицу, которая и оказалась Роменвиль. На пересечении с улицей Эмиль Дево они нашли свой дом, на первом этаже которого располагалась кондитерская с вывеской, на которой было написано, что они работают здесь с 1949 года.

Дом был пятиэтажный, очень старой индустриальной постройки, имевший из украшений только балконы. Они зашли во двор, и нашли кнопку седьмой квартиры. На их звонок ответил молодой женский голос, а когда Ламбре представился, голос с недоумением предложил: «Проходите».

Когда они поднялись по ступенькам на третий этаж, их уже ждали у дверей. Молодой кудрявый парень с интересом уставился на них, а из-за его плеча выглядывала любопытная мордашка миловидной девушки. Видно было, что им помешали, но интрига перевесила любовные утехи и они уставились на Ламбре и Мурика, ожидая, что они скажут.

— Может, зайдём к вам в квартиру? — спросил Ламбре и молодята, переглянувшись, посторонились, буркнув: «У нас не прибрано».

Прибирать что-либо им не стоило, так как, кроме постели, расположенной прямо на полу, да обыкновенного стола с двумя стульями в комнате ничего не было, а их постель мало интересовала Ламбре и Мурика.

— Вы позволите осмотреть ваше жилище? — спросил Ламбре и молодые люди согласно кивнули. Мурик, посмотрев на юношу и девушку, понял, что они ничего нового ему не сообщат, но, всё же, спросил:

— Вы давно в этой квартире?

— Пару месяцев, — ответил юноша и спросил: — Что случилось?

— Ничего, если не считать то, что ваш адрес записали в блокноте после того, как кто-то убил мадам Рекамье, — сообщил им Мурик, наблюдая мимику их лиц. Молодые люди оправдали его ожидания, выразив на лице недоумение и растерянность, а потом ужас.

— Нам незнакома мадам Рекамье, — сказал юноша, а девушка подтвердила его слова кивком головы.

— К вам никто не приходил, чтобы осмотреть квартиру? — спросил Мурик и юноша отрицательно замотал головой. Мурик записал их имена, имя хозяина и его адрес. Ламбре возвратился совсем обескураженный и двинул плечами, сообщая, что ничего подозрительного не нашёл. Мурик дал молодым людям адрес своего капа, попросив их обязательно сообщить, если кто-то будет интересоваться их квартирой.

— А нас не убьют? — спросила девушка, а парень её успокоил: — Не беспокойся, мы поедем к моей маме.

Предложение юноши не сильно понравилось девушке, но жить ей, видимо, хотелось, и она утвердительно кивнула головой любимому.

Когда они вышли, Ламбре включил кап и позвонил хозяину квартиры, чтобы выяснить у него имена предыдущих жильцов. Хозяин, весьма недовольный, сообщил, что предыдущие жильцы были семейной парой с ребёнком, которые переехали в Сен-Дизье. Ламбре посмотрел на Мурика и вызвал магнетик, так как здесь им делать было нечего.

Нужно было возвращаться к дому мадам Рекамье, чтобы тщательно его осмотреть и, возможно, найти какие-нибудь новые следы. Когда они, поднявшись над Парижем, собирались лететь в Версаль, где остановился Мурик, Ламбре вскочил, хряснул ладонью себя по лбу и крикнул:

— Я дурак!

Мурик был полностью с ним согласен.

Калитка оказалась открыта, и Орлов поднялся по ступенькам к двери. Круглая ручка, расположенная на уровне головы, явно напрашивалась, чтобы её покрутили, что Орлов и сделал. За дверью раздалась приглушенная мелодия, и вскоре послышались чьи-то шаги. Орлов приосанился и постарался придать независимое выражение лицу, держа в одной руке букет роз, а во второй корзинку, в которой покоились две бутылки «Шамбертена» головка сыра и окорок.

На пороге показалась Эмилия Моризо в простом черном платье, с фартуком на шее, а в руках был кусок ткани, которой она вытирала малярную кисть. Увидев Орлова, она смешалась и покраснела, и её естественная смуглость тела не смогла скрыть данное обстоятельство.