— Я хочу, — продолжил мистер Икс, — чтобы вы рассказали мне о расследовании данного дела, и мы с вами разойдёмся красиво.

Мурик не поверил своему гостю, но вида не подал, а только уточнил:

— Какая часть нашего расследования вас интересует? — спросил он у новоявленного опереточного героя.

— Расскажите всё, а я выберу то, что мне нужно, — сказал мистер Икс.

Мурик пытался по акценту определить, откуда его собеседник, но мистер Икс безукоризненно владел «универом», так что коронеру не оставалось ничего другого, как начать рассказывать о расследовании. Если сказать по-честному, то никакой секретности в расследовании не было, и Мурик с чистой совестью всё рассказал.

Мистер Икс слушал внимательно, не перебивая и не задавая наводящих вопросов, а когда Мурик закончил свой рассказ, он спросил:

— Как вы думаете, что ищет преступник?

— Если я это узнаю, расследование, возможно, закончится, — развёл руками Мурик.

— Я вам не верю, — сказал мистер Икс и поднялся со стула, на котором он сидел.

Когда за ним закрылась дверь, Мурик вздохнул, ясно понимая, что всё только начинается. Как будто в подтверждение его мыслей, в коридоре послышался топот ног и в комнату вкатили кровать, на которой лежал забинтованный человек.

* * *

Ламбре лихорадочно вдохнул воздух и открыл глаза. Над ним белел потолок, а не голубое небо, и Ламбре возбуждённо протянул руки, ощупывая голову. Цела! Он не понимал, как он избежал казни, так как собственными глазами видел обрезанную шею своего собственного тела.

«Я жив!» — словно молния, поразила его мысль, и он чуть не вскочил из кровати, но острая боль, отозвавшаяся в шее, остудила его рвение, напоминая о том, что недавно он был без головы. Ламбре медленно ощупал шею, с замиранием сердца ожидая шва, которым ему пришили голову, но ничего не нашёл, а шея была первозданно чиста.

Боль, оставив шею, переместилась на черепушку в верхнюю её часть, и Ламбре понял, что рана находится на темечке, а его шею никто не трогал.

«Мне, что, всё это показалось?» — медленно прозревал он, вспоминая, как они были в колодце с Шанталь, а потом оказались в древнем Париже.

«Вероятно, меня саданули в колодце, отчего я потерял сознание и мне мерещился старый Париж», — решил Ламбре и забеспокоился о Шанталь, так как с ней могли поступить так же, как с ним.

Горячечное состояние постепенно уступило место разуму, и Ламбре осторожно повернул голову, оглядываясь вокруг. Первое, что он увидел, были глаза Мурика, которые смотрели на него с удивлением. Ламбре не поверил своим глазам: — Михаль Васильевич? — спросил он, перевирая имя шефа, и ущипнул себя, опасаясь, что тот ему кажется.

— Что с тобой? — спросил Мурик, осматривая его забинтованную голову.

— То же, что и с вами, — улыбнулся Ламбре, глядя на забинтованную голову Мурика. Он рассказал о том, как они искали Мурика, и попали в водяной туннель, в котором его шарахнули по голове.

— А где Шанталь? — спросил Мурик и Ламбре сообщил ему о своём беспокойстве за неё.

— Я думаю, что девочка умней тебя, — оскорбляя его, сказал Мурик, раздумывая, но Ламбре на него не обиделся, тешась тем, что, возможно, Шанталь удалось улизнуть от его похитителей.

— Похитившие нас люди почему-то интересуются этим делом, — сказал Мурик и добавил: — Я им всё рассказал, и если тебя будут допрашивать, расскажи, что знаешь.

Мурик упал в глазах Ламбре, но, здраво рассудив, он понял, что шеф поступил правильно: если эти люди убили Сотникова, первую жертву в Киеве, и мадам Рекамье, вторую жертву в Версале, то, что им стоит укокошить заодно и коронеров, занимающихся этим делом. И концы в воду!

Ламбре представил, как его труп плавает под водой и разлагается на корм рыбам, отчего ему сразу сделалось нехорошо, и он подумал, что его начальник тысячу раз прав. Его размышления были прерваны шумом в коридоре, как будто несколько слонов протопали рядом с их комнатой.

Через мгновение двери раскрылись и появились несколько человек в масках. Увидев забинтованных людей, лежащих на кроватях, они отошли в сторону, и в комнату ворвалась живая Шанталь, которая сразу же определила, где лежит Ламбре, и бросилась к нему.

— Что с твоей головой? — заботливо спросила она и, на попытку Ламбре подняться, сказала ему: — Лежи, лежи!

— Привет, Мишель, — улыбнулась она Мурику, и тот расцвёл встречной улыбкой. В дверях показался сам начальником бюро расследований Совета Наций Максимилиан Броннер в костюме с иголочки и неизменных роговых очках с тёмными стёклами.

— Как вы? — спросил он и, не ожидая ответа, кивнул людям в масках: — Выносите их.

— Я сам могу идти, — возразил Мурик и поднялся с кровати. Ламбре, к сожалению, ещё не готов был идти и его, вместе с кроватью, вынесли бойцы спецназа, а рядом, как курица с золотым яйцом, кудкудахтала прекрасная Шанталь, провожая своего героя к магнетику.

Как оказалось, она же и вызвала на помощь Максимилиана Броннера, после того как Ламбре стукнули и выдернули из колодца. Водяной туннель соединялся со зданием на берегу, где держали пленников. Их тюремщиков не нашли, так как они каким-то образом пронюхали о том, что прибывает сам начальник бюро расследований, и исчезли бесследно.

* * *

Пятого апреля 1812 году наследный шведский принц Карл-Юхан, бывший наполеоновский генерал, но перешедший на сторону союзников во главе с Россией, подписал с последней секретное соглашение, по которому принц обещал поддержку России в войне против Наполеона и подтверждал права России на Финляндию и Аланские острова. Взамен Россия поддерживала отторжение Норвегии от Дании и присоединение её к Швеции.

В результате проигрыша войны Наполеоном, Дания, его поддерживающая, проиграла, и 14 января 1814 года был подписан Кильский мир, по которому Норвегия отходила Швеции, а Дании получала шведскую Померанию и остров Рюген. Но норвежский народ не желал присоединения к Швеции, и тут, кстати, появился лидер, который на гребне народного гнева стал во главе сопротивления осуществлению пунктов Кильского мира.

Им был не кто иной, как принц-регент Христиан-Фридрих, которого народ прочил в короли Норвегии. 10 апреля 1814 года в городе Эйдсволле состоялось Учредительное собрание, на котором Норвегию провозгласили независимым государством. В ответ на это шведы отправили в Норвегию тридцати тысячную армию, чтобы принудить норвежцев к подчинению Швеции.

Карл-Юхан требовал от России и Англии, как союзников, помощи в войне с Норвегией, но Александр I не желал прослыть жандармом Европы и послал генерал-майора Михаила Фёдоровича Орлова уладить сложный международный конфликт.

Такие обстоятельства требовали скорейшего отъезда Орлова из Парижа, и он, вытребовав шестимесячное жалование, помчался к Эмилии Моризо.

Эмилия по памяти делала наброски его портрет, когда он, без стука влетел в дом и прижал её к себе, всю измазанную краской и мелками.

— Мылый, — смеясь, отстранилась она, — позволь я переоденусь.

— Я тебе помогу, — сказал Орлов, провожая её на второй этаж, где помог только раздеться.

Они исступленно занимались любовью, лаская друг друга, как в последний раз. Словно что-то почувствовав, Эмилия, когда они остановились, тяжело дыша, тревожно спросила:

— Что-то случилось?

— Да, — не скрывал Орлов, — я вынужден буду уехать на время по государственным делам, а потом вернусь и заберу тебя в Россию.

— Я там замёрзну, — прошептала Эмилия, наслушавшись о России от соседей.

— Глупенькая, — сказал Орлов, — я всегда тебя согрею.

Они грели друг друга некоторое время, сожалея о том, что придётся расстаться на долгое время. Орлов был необычайно нежен, целуя её всю, а она смотрела на него во все глаза, чтобы запомнить, запечатлеть в памяти и не забыть

— Ты останешься на ночь? — спросила она с надеждой.

— К сожалению, нет, — сообщил Орлов, поднимаясь. Он вытащил из кителя кошелёк и положил его на столик.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: