Пролог

Лондон

1972 год

Шум дождя пронизывал сумерки апреля. Обычный британский вечер как всегда пах сыростью и проституцией. Город заботливых людей, от которых невозможно дождаться заботы…

Детский дом приюта при женском монастыре Святой Марии в это время отправлялся ко сну. Как обычно вечерний обход совершала рабыня божья Елизавета – сухая и холодная старуха лет 60-ти, пользующаяся большим почтением и авторитетом среди своих сестер. Она ходила по коридорам и проверяла, чтобы дети ложились спать, и выключала свет в их комнатах. Она начинала свой обход с первого этажа, а затем поднималась по ступенькам на остальные.

Все проверив и убедившись в том, что вся обстановка в порядке, сестра Елизавета спокойно спустилась на первый этаж и направилась по главному коридору в свою комнату. Но проходя мимо парадной двери, ей вдруг что-то послышалось. Елизавета остановилась, дабы прислушаться. И ей не показалось – за дверью действительно был какой-то тихий не понятный звук. Она начала двигаться в сторону двери и внимательней прислушиваться. На миг ей показалось, что эти звуки издает ребенок, и, подойдя в упор к двери, она еще раз хорошенько прислушалась и решила убедиться в своих предположениях. Она достала ключ и открыла дверь. То, что она увидела, повергло ее в замешательство и некую растерянность. На ее лице проявилось какое-то недовольное удивление. Это действительно был ребенок. Совсем маленький, грудной ребенок в корзинке, оставленной кем-то прямо на крыльце приюта. Накрытый каким-то грязным одеяльцем, он двигал своими маленькими ручонками, и тяжело выдыхая сквозь легкий сон, тихонько похныкивал. Именно это нытье и услышала сестра Елизавета за дверью. От увиденного она просто стала столбом, колеблясь в своих мыслях. Какая-то внутренняя скрытая дрожь в ее теле не давала ясного ответа, что же делать с этим ребенком. Холод ее души пытался усомнить ее.

Именно в этот момент душевных колебаний ее окликнул приближающийся голос сестры Терезы. На вид ей было около 25-ти лет. Молодая, милая, кареглазая девушка.

- Сестра Елизавета, что-то случилось? – спросила она, подходя со спины Елизаветы.

Елизавета вздрогнула от неожиданности и, приняв свою привычную фригидную гримасу, натянула свои тонкие губы и сказала:

- Ничего особенного, сестра Тереза. – закрывая дверь и поворачиваясь к Терезе сказала она.

Тереза подошла к Елизавете. Она была уверена, что та что-то не договаривает, ибо сама что-то слышала за дверью.

- Вы уверены? – переспросила она.

И вдруг, в этот самый момент, ребенок за дверью громко заплакал. Тереза поняла, в чем дело. Она с ужасом посмотрела на Елизавету. Та холодно опустила глаза. Тереза сразу же кинулась открывать дверь, но Елизавета, схватив дверную ручку, сказала:

- Нет, Тереза!

Тереза выкрикнула:

- Да как вы можете? – и с силой, оторвав руку гордой Елизаветы, она распахнула дверь и бросилась к ребенку.

Она достала его из корзины и прижала к себе, дабы успокоить. Она взглянула на Елизавету, которая стояла в дверном проходе, вовсе холодная, но недовольная сложившейся ситуацией. Она смотрела на Терезу, натянув свои фригидные, тонкие губы и в мыслях задавалась вопросом. Тереза тоже молча и вопросительно смотрела на Елизавету. Как она посмела умолчать сей факт? И не выдержав более важного и сильного взгляда Елизаветы, Тереза, все же, молвила слово первой:

- Как вы можете оставить ребенка на улице? Ведь вы это хотели сделать? – у нее начали накатываться слезы.

- Мы не можем себе этого позволить, ты же знаешь! Наш монастырь и так в сложном положении! – сказала Елизавета своим уверенным голосом.

- В любом положении есть место для детей! – вскрикнула Тереза, не выдержав своего отчаяния и черствости сестры Елизаветы.

- Не смей кричать, Тереза! Быстро успокойся! Ты знаешь, что мы…

- Нет! Молчите сестра! – крикнула Тереза, не дав договорить Елизавете, – Как вы смеете называть себя рабыней Божьей, коль с детьми так обращаетесь!? Вы не имеете права! Все время, что я служила с вами в этом монастыре, в этом приюте, я считала вас достойной, честной! Как же я ошибалась! И все ошибались! Я не медленно пойду и сообщу обо всем Габриэлле!

- Не смей! – сказала Елизавета, еще больше загородив проход Терезе, - Ты пойми, что мы не можем подбирать детей всяких пьяниц и проституток прямо на улице!

Они уставились глазами друг на друга. Гордый взгляд Елизаветы просто съедал заживо ранимую и нежную Терезу. Она еще крепче прижала ребенка к груди. Слеза спустилась по ее щеке. Никто не хотел уступать, и вдруг, в этот самый момент, спасительный для Терезы, из коридора прозвучал обеспокоенный голос Габриэллы. Она была старшей, главной сестрой в монастыре. Возрастом около 60-ти лет, она носила большие, неуклюжие очки, так как имела плохое зрение.

- Что случилось? Что за крики в столь поздний час? – донесся приближающийся голос Габриэллы из коридора.

Немного помешкав глазами от неожиданности, сестры продолжали сверлить друг друга глазами. Вот уже рядом слышались шаги Габриэллы, и край губы Елизаветы дрогнул от волнения. Тереза, сквозь слезы, немножко улыбнулась в злости к Елизавете. Момент достиг своего напряжения, и голос Габриэллы прямо за спиной Елизаветы провещал:

- Сестра Елизавета, что случилось? – положив руку ей на плечо.

Подойдя впритык к проходу, она увидела Терезу, которая держала на руках ребенка. Габриэлла прищурилась сквозь свои гигантские очки и тихо, с неким впечатлением, сказала:

- Господи!

Она подошла к Терезе и протянула руки, чтобы взять ребенка. Нежно и аккуратно она прижала его к себе и сказала:

- Я жду объяснений! Что за дикая дискуссия между вами произошла? – смотря то на Елизавету, то на Терезу.

Тереза, ощущая свою правоту, не стала молчать и тихим, заплаканным голосом сказала:

- Кто-то его оставил. Сестра Елизавета была против того, чтобы его приютить.

Елизавета нервно глотнула, но со свойственной ей гордостью она старалась не показывать нервозность. Габриэлла с удивлением на лице спросила:

- Это правда, Елизавета?

Та, помолчав несколько секунд, кивнула, подтвердив слова Терезы, после чего молвила:

- Сестра Габриэлла!..

- Я не хочу слушать оправданий!

- Я думала о наших возможностях!..

- Молчать!

Габриэлла была крайне возмущена и удивлена Елизаветой. Она уставилась на Елизавету, которая с каменным лицом опустила глаза и молчала, не смея перечить старшей сестре.

- Сестра Тереза, можете идти! – сказала Габриэлла, не отрывая глаз от Елизаветы.

Тереза взяла корзинку и пошла вовнутрь здания с чувством воцаряющейся справедливости. Уже через мгновение ее след в коридоре простыл.

Густые капли дождя нервно стучали по навесу, все больше нагнетая и без того напряженную ситуацию. Габриэлла не отводила глаз от Елизаветы. Та, зная, что сейчас главное слово не ее, молчала в ожидании упреков и последствий.

- Столько лет, Елизавета! Столько лет я знала тебя и никогда не могла бы подумать, что ты готова предать невинного ребенка! Я тебя судить не смею, Господь тебе судья! Жди наказания Всевышнего! – молвила Габриэлла и устремилась внутрь, искать местечко для нового жителя приюта.

I Глава

Лондон

1978 год

«Синди Уолкотт вернулась», «Британская топ-модель одолела наркоманию», «Англия в ожидании Синди Уолкотт» - таковы были заголовки модной прессы. Одну из таких публикаций держал в руках Боб Дилан, ассистент и по совместительству близкий друг Синди.

- Ты только посмотри, что они про тебя пишут! – иронично говорил Боб. – «Англия ждет!» Бред! Напишут же ерунды всякой пустословной!

Боб всегда был эмоциональным человеком. Он работал ассистентом Синди много лет, и за эти года он стал для нее чуть ли не лучшим другом в ее жизни, с которым всегда можно было поговорить на разные темы. Его лобная лысина придавала ему еще более уверенного и серьезного вида. Сам по себе он был довольно грамотным и умным человеком, который любил активно жестикулировать. На левой руке он всегда носил толстую золотую цепь вместо часов (из-за чего он часто не знал точного времени), и постоянно любил носить синие рубашки и строгие, деловые брюки.