Софи покивала головой. Ей с Бобом не хотелось говорить об этом в присутствии Натаниэля. И облегчением для них в этот момент стал Франк, весело подключившийся к их компании.

- Ну что, малый? Понравилось день рождение? Ты уже такой большой! – сказал он в своей любимой смеющейся манере.

- Как такое день рождение может понравиться? Все напились, до ребенка никому нет дела! – как всегда, эмоционально сказал Боб. – Если бы не Софи, так вообще…

- Все нормально! Мне понравилось! Видите, какого ангела мне мама подарила! – сказал Натаниэль, показывая.

- Молодец! Видишь, ему понравилось! – сказал Франк, доставая сигару.

Но Бобу так не показалось. Когда все разошлись, Натаниэль снова остался на плечах Софи. Неудивительно, что чуть ли не единственный праздник в его жизни понравился Натаниэлю. Ведь все снова возвращается в привычное русло. Софи уложит его спать, Боб скажет «пока» до завтра. Синди проснется и снова улетит куда-нибудь на самолете. Но для Натаниэля этот день останется лучшим в его жизни.

Париж

1984 год

Летели дни, Натаниэль взрослел. Синди все также практически не жила дома. Но сегодня был один из редких дней, когда ее присутствие заполняло этот дом. Только ей было плохо. Синди была бледной и чувствовала себя дурно. Навести макияж – казалось ей не столь важным в данный момент.

В черной спальней майке и в самих трусах, она сидела на своей кровати в спальне и нервно курила, с телефонной трубкой у уха. Она пыталась поговорить с Франком.

- Слушай, Франк! Я готова на все 100 процентов! – говорила она.

- Ты с ума сошла, Синди! Мы уже это обсуждали! Ты должна выздороветь! У тебя больничный! – пытался растолковать ей Франк.

- Но, Франк! Я так ждала этого показа!.. Неужели ты не позволишь мне…

- Нет, не позволю! Синди, милая! Ты в зеркало себя видела? На тебе же лица нет! Ты рехнулась? Быстро к доктору, или же я сам вызову тебе его!

- Франк!..

- Что «Франк»? Синди, пойми, что твое здоровье для меня важнее! Никакие показы с этим не сравнятся! Я переживаю за тебя! Почему ты за себя не переживаешь? Ты не уважаешь меня? Или мое мнение?

- Нет, Франк! Я уважаю тебя и твое мнение!

- Тогда, Синди, солнышко, не обижайся! Но ты должна понять меня! Как ты себе представляешь выход на подиум, если у тебя на репетиции ноги заплетались! У тебя нет сил! Хватит быть всесильной! Иногда можно взять тайм-аут и на чуток оказаться слабым! Понимаешь меня, Синди? Поэтому, я желаю тебе выздороветь! Поправляйся!

- Черт, Франк! – голос Синди казался безвыходным и в тоже время понимающим.

- Не переживай, Синди! Мир не пропадет без тебя! По крайней мере, на эту неделю! Я понимаю тебя и сожалею. Но как тобой, так и собой я рисковать не хочу! Извини! Я все сказал!

Синди была подавленной. Она любила и уважала Франка как коллегу и как человека, но его отказ раздавил ее. Не все решала Синди. И она понимала это. Так же она понимала, что Франк переживает за нее. Ее физическая слабость и обморок на репетиции лишили Синди долгожданного показа, на который она стремилась, как ни на что другое. Она бредила работой и вынужденный больничный казался ей какой-то грандиозной потерей.

Очередной раз, вырвав чем-то желтым в умывальник, Синди вернулась к себе в комнату и почувствовала еще большее изнеможение. Она безнадежно глянула на телефон и пыталась морально справиться с отказом Франка. Глянув на коробку каких-то таблеток, она выковыряла парочку и выпила их с водой, после чего услышала хлопок дверей.

- Мы дома! – раздался голос Софи на первом этаже.

С ней был Натаниэль. Как всегда, Софи забирала его со школы.

Ему не терпелось обнять свою маму. Торопясь, Натаниэль взбежал по ступенькам на второй этаж и кинулся пулей в комнату Синди. Но заметив ее не важный вид, он оробел.

Синди подняла глаза и увидела заметно вытянувшегося в росте Натаниэля. Он был все таким же миловидным. Казалось, он не спешит возмужать. Его голос не ломался, а бедра стали заметно шире талии. Его челка на уровне носа красиво спадала боковым пробором слева и делала его лицо более элегантным и невозмутимым.

- Наконец-то, ты дома! Мама, с тобой все в порядке? – сказал он, не смело подходя к кровати Синди.

Синди протянула руки, чтобы обняться и сказала, ощутив объятия Натаниэля:

- Конечно, все в порядке! Я буду дома всю неделю! – пытаясь притвориться здоровой и счастливой.

Натаниэль был рад это услышать. Он так хотел, чтобы его мать посмотрела на него на фехтовальной дорожке. И он сказал:

- Значит, ты сможешь прийти на чемпионат?

- Чемпионат? – как-то задумчиво спросила Синди.

- Да, чемпионат! Помнишь, я тебе говорил про него по телефону? Чемпионат Франции по фехтованию на шпагах среди юношей! Ну! Ты что, забыла?

- Ах, да! – сказала Синди.

Ей было неловко, ибо она действительно забыла. Но, не подавая виду, она продолжила:

- Конечно, приду! Куда я денусь! Разве я не поддержу своего сына!

На самом деле Синди сейчас думала, что ни разу не была на занятиях по фехтованию с Натаниэлем. За все годы, что он обучался, она ни разу не поинтересовалась его успехами в его любимом занятии, которое она видела лишь однажды по телевизору. И ей должно было быть стыдно, но головная боль отвлекала ее от любых эмоций. Она сказала Натаниэлю, что придет, и ему этого хватило.

На следующий день, в преддверии чемпионата, Вальтер – тот самый одноклассник-фехтовальщик, не мог не затронуть Натаниэля. Это был тот человек, с которым у Натаниэля была взаимная ненависть.

С первых же тренировок Вальтер не возлюбил Натаниэля и стебался над ним и ныне. Ему не нравилось то, что Натаниэль, глядя на него, тоже пошел на фехтование, тем более в секцию, в которой занимался он. Так же ему не нравилась воспитанность, не возмутительность и инфантильность Натаниэля. Ему все время хотелось вывести его. Но никак не получалось. Излишняя скромность Натаниэля бесила его, а особенно то, что он со своей скромностью стал достойным соперником и тренер взял его на чемпионат. Для Натаниэля это было первое спортивное состязание такого уровня в его жизни. Он знал, что главное – тренировки, а все обиды лишь тратят его жизненную энергию.

Вальтер МакГивен, потомок шотландских эмигрантов, был напротив натурой пылкой, вечно спорящей. Ему все время нужно было что-то доказывать. Его веснушки и светло-рыжие волосы лишь составляли композицию его задирству и высокомерию. Особенно он задирался тем, что он двукратный чемпион по фехтованию среди юношей. А звездной болезни ему придавало прозвище Лорд, которое дали ему льстивые соперники за единовластие и отсутствие достойной конкуренции в данном деле.

- Ты действительно думаешь, что выиграешь чемпионат, придурок!? – встретив в коридоре Натаниэля, говорил Вальтер, насмехаясь и пытаясь досаждать ему.

Натаниэль молча смотрел на него. Он знал все эти игры и пытался не обращать внимания. Но Марлен, по уши влюбленная в Натаниэля, не могла молча стоять рядом, и сказала:

- Оставь его в покое, Вальтер! Чего прицепился?

- Заткнись, дура! – как всегда был резок Вальтер.

- Сам заткнись! Не трогай нас! – сказала Марлен, взяв Натаниэля под руку.

- Не трогать вас? Ах, влюбленная парочка, ну извините!

Натаниэль выдернул свою руку из-под руки Марлен и сказал, глядя на Вальтера:

- Чего ты хочешь, Вальтер? Что тебя так беспокоит? Тренер заявил меня на чемпионат, значит, я заслужил. Выиграю я или нет – не важно! Пусть это тебя беспокоит! Ты же у нас чемпион! А для меня главней участие! И если моя мать придет, чтобы посмотреть на меня, значит, я действительно чего-то стою в этой жизни. Ты не думай, что можешь унижать меня!

- Ха! Унижать? Да нужен ты мне! Мать говоришь? По-моему она тебе не мать! Весь мир знает! Ты телевизор смотришь?

Для Натаниэля услышать это, словно получить ударом ножа в сердце. Нет, он уже подавно знал, что Синди ему не родная мать. Но каждое напоминание об этом не оставляло его сердце равнодушным и ему становилось больнее. Он всегда воспринимал Синди как родную мать, и никогда не инициировал разговоров по данной теме, ровно, как и Синди.