Стражник прислушался к молитве Брожака.

— Не иначе, как беглый преступник, — прошептал он, — его надо поймать, он, видимо, сбежал из тюрьмы и теперь хочет укрыться в монастыре.

Пока пан Брожак молился, а стражник терялся в догадках, с другой стороны от Острого предместья по Медницкому тракту к Острой браме подъехало несколько всадников. Стражник повернулся к ним, пригляделся. Было их человек пятнадцать, они ехали рысью на крепких выездных конях и очень торопились, опасаясь, как бы перед ними не закрыли ворота. Как только увидели стражника, еще издали начали кричать:

— Эй, стражник! Не затворяй ворота!

— А что такое? — стражник поднес руку к шапке, полагая, что всадники из свиты важного господина.

— Сейчас вслед за нами проедут послы его королевского величества! Сенаторы из Варшавы!

Стражник поклонился. Всадники проехали под Острой брамой, сняли шапки перед иконой и остановились, озираясь по сторонам.

Стражник тотчас подошел к ним:

— А нельзя ли узнать у вас, панове, что это за паны сенаторы?

— А что тебе с того, что узнаешь? — спросил один из них.

— Понятно, ему надо разнести новость по городу, — улыбнулся второй.

— А что же, простому человеку нельзя ничем и поинтересоваться? — сказал стражник с льстивой улыбкой. — Каждому хочется знать немного больше, чем знают другие. Если бы я принес эту новость в ратушу, мог бы что-нибудь получить от панов радцев.

Всадники ничего не ответили, все они раз за разом поглядывали за ворота. А тем временем к ним подошла торговка Марыся с корзинкой и стала предлагать им пряники, до которых приехавшие оказались большими охотниками.

Благодарная горожанка, улыбаясь сенаторским придворным, начала осторожно расспрашивать их. Если спрашивает мужчина — одно, а если женщина — совсем иное. Да если женщина еще и молода, красива — ну как тут не развязать языки! Так оно и случилось. Торговка, поправив свою черную челку и взглянув на них голубыми глазами, спросила:

— И много их, этих послов? Куда они едут?

— Сюда едут! — ответил красивой белоголовой ближайший к ней всадник, пряча коврижки в карман кафтана. — Едут в Вильно, специально к вам, к пану воеводе и пану каштеляну, чтобы примирить и не допустить войны между ними.

— Ну, слава тебе, Господи! — воскликнула горожанка. — Значит, войны не будет?

— Скорее всего, не будет, — успокоил ее второй.

— И в городе станет спокойно! Хвала тебе, Господи! — обрадовался стражник. — И кто же к нам едет?

— Ксендз епископ жмудский, — сказал один из всадников, — мой господин.

— Литовский маршалок, — отозвался второй.

— Витебский воевода, — добавил третий.

— И пан подскарбий, — завершил первый. — Но — тихо! Прочь с дороги! Они уже едут!

Только он промолвил это, как на улице предместья показался длинный кортеж, который направлялся к Острой браме. Все расступились и молча смотрели. Мимо проехали раззолоченные кареты, всадники, среди них свита и слуги, а сзади ехали большие возы, накрытые шкурами — на них везли поклажу и продовольствие. Два сенатора ехали верхом. Их можно было узнать по богатому убранству и важным лицам; двое ехали в каретах. Кортеж проехал через браму, миновал ратушу и направился в сторону древнего замка.

Пока все это происходило, пан Брожак молился на галерее, затем поднял свой кувшин и в глубокой задумчивости побрел назад. Он видел, как проехали сенаторы, а потому хотел вернуться домой с важной новостью. Молитва немного успокоила юношу, поэтому он сначала наполнил кувшин у Мальхера, а потом, спрятав его под полой, подался во дворец Ходкевичей. Прошел по двору, взбежал по лестнице, а там его уже поджидали Барбье, Станислав, Бурчак и еще несколько панов.

— Где ты так долго бродил, пане Брожак? — спросил француз, забирая из его рук кувшин. — Мы тебя не так далеко посылали. Тебя, как здесь говорят, только за смертью посылать, а не за вином.

— Как раз смерть я себе и выходил, — сказал Брожак невесело.

— Что? — испугался Барбье. — Что ты сказал? Какая смерть? Ты со вчерашнего дня ходишь как в воду опущенный.

— Это вчера и стряслось, — подтвердил Брожак.

— И что же вчера стряслось? — начали расспрашивать его.

— Зачем вам знать?

— Нет, ты все же расскажи нам, в чем дело, — настаивал француз, — а то я заметил еще вчера, что ты вернулся будто с креста снятый и никому ничего не сказал. Что с тобой случилось? Может, это все же не тайна? Что это ты заладил про смерть?

— Мне пора умирать… — мрачно промолвил Брожак.

— С чего бы это? Что с тобой? Да рассказывай скорее! — накинулись на него остальные. — Что случилось? Тебе кто-то угрожал, или что еще?

— Если бы только угрожал! Тут иное…

— Но что?

— Было все так, — наконец начал неохотно рассказывать Брожак. — Вчера вы послали меня за вином, было поздно, думаю, что за полночь, а это самая пора для духов и привидений.

— И что же тебе привиделось? — спросил француз. — Где ты углядел привидение?

— Я подошел к двери в стене, чтобы отпереть ее, как вдруг увидел…

— Что увидел?

— Другого такого же гонца, как и я. Тоже с кувшином. Он шел впереди меня. Я спросил: «Кто там?» А он мне таким сильным голосом отвечает: «Я иду за вином для пана Барбье». Я не успел еще испугаться и говорю: «Так это же я иду за вином». «И я», — ответил дух и открыл дверь.

— Дверь! Открыл! Боже милостивый! — вскричал пан Бурчак. — Чем же он ее отпер, если ключ был у васпана?

— Это был дух, — отвечал Брожак. — Я сам видел: отпер дверь, вышел и — исчез!

Все слушавшие застыли в молчании.

— Может, это тебе приснилось? — спросил Барбье.

— Если бы так! — чуть не плача ответил Брожак. — Но это святая правда, могу подтвердить под присягой! Еще вчера я специально ради этого ходил расспрашивать сведущих людей и старых женщин; они сказали мне, что это был дух, который предрекает мне смерть, причем ее не избежать, разве что пойти в монастырь.

— Брехня! — отрезал Барбье. — Все это тебе показалось. Такого не может быть.

— Если говорю, значит было, — не отступал от своего Брожак. — Я же не слепой, там было открыто, потом я сам замкнул дверь, хотя и не отмыкал. Было темно, однако я рассмотрел, что это был в точности alter ego — второй я, — ну просто вылитый я!

— Сдается мне, что ему шибануло в голову вино, — заключил Барбье. — Давайте выпьем!

Он наполнил кубки, а потом обратился к Брожаку:

— Скажи мне, разве ты тогда не был пьян?

— Клянусь Святой Троицей, даже и не нюхал! — заверил Брожак, молитвенно сложив руки. — Был я так же трезв, как и сейчас, видел все своими глазами.

— Страное дело, — прервал его пан Бурчак. — Но самое удивительное, как дух открыл дверь без ключа? Ключ был только у вас.

— Право же, как на исповеди говорю, так и было: открыл и на моих глазах вышел.

Все замолчали.

— А сегодня ты где так долго таскался? — спросил Барбье.

— Ходил молиться, — ответил грустно Бурчак. — Молился Матери Божьей на Острой браме, просил защитить меня. И как раз увидел там, как приехали сенаторы.

— Какие сенаторы?

— Посланные от короля к воеводе и каштеляну, чтобы помирить их.

— Приехали? — воскликнул Барбье.

— Только что.

— Что ж ты молчал? Надо бежать сказать каштеляну, — решил Барбье. Он поставил кувшин, схватил плащ и шпагу.

— Дай мне ключ, — сказал Бурчаку. — Я скоро вернусь.

И почти бегом заторопился в каштелянию.

Сенаторы, посланные королем, приехали в Вильно 30 января 1600 года. Незадолго до этого разошлись из уст в уста слухи о том, что войско Радзвиллов большими отрядами подтягивается к городу, движется со всех сторон, собирается вместе. Сторонники воеводы не утаивали ни его количества, ни того, кто их прислал. Да и католики рассказывали любопытствующим, что Ян Кароль, жмудский староста, идет с несколькими тысячами войска и с десятком орудий в Вильно, дня через четыре уже будет в городе. Обе стороны в молчании и внешне безразлично готовились встретиться и решить дело силой оружия. Обе стороны повторяли: «Мы еще посмотрим!»