— Розенберг! — отозвался Мартин. — Думаешь, он по-настоящему доверял мне? Ценил то, что я для него делал? Чёрта с два! Он сделал меня живым щитом!

— Чем? — переспросил Дарий, глядя на исказившееся от ненависти лицо собеседника.

— Я был его защитой от проклятий! Думаешь, у Розенберга было мало врагов? Он боялся их и воспользовался тем, что я почти постоянно находился рядом с ним.

— То есть, Розенберг сделал так, чтобы обращённые на него проклятия падали на тебя? — уточнил Княжевич, пытаясь представить себе изощрённость, с которой бывший маг хладнокровно использовал жениха своей дочери и своего преемника в бизнесе, сделав из него страховку на случай проклятий со стороны недоброжелателей. — Вот так предусмотрительность. Выходит, однажды так и случилось? Ты проклят? Кто это был?

Если бы взглядом можно было испепелить, именно это и произошло бы с ним сейчас, но через несколько секунд Мартин всё же взял себя в руки и ответил:

— Один маг, который учил его и других древней запрещённой магии.

Так вот откуда Карл Розенберг узнал заклинание, которым убил Артура и едва не сделал то же самое с ним самим, когда Дарий встретился с ним на том складе.

— Однажды Розенберг отказался заплатить ему требуемую цену, и тот проклял его. Но проклятие так и не настигло Карла! На той встрече его сопровождал я.

— А затем Розенберг убил этого мага?

— Никто его не убивал! Он попал в автокатастрофу в тот же вечер. Столько лет успешно прятался от Инквизиции и МН, а с управлением не справился!

— И снять проклятие не может никто, кроме него, — констатируя факт, проговорил Княжевич. — Так артефакт нужен тебе для того, чтобы вернуть того мага к жизни и заставить его освободить тебя? А в чём именно проявляется это проклятие?

— Пока ни в чём, но однажды оно убьёт меня. Меня научили, как отсрочить его действие, но рано или поздно это перестанет помогать, — выдохнул Мартин, и его длинные пальцы, лежащие на краю стола, сжались в кулак. — Всё это должно было случиться с Карлом, а не со мной!

— Так это ты сдал Розенберга инквизиторам? — поинтересовался Дарий с внезапной догадкой. — Решил, что это будет унизительнее и страшнее для него, чем смерть? И после этого ты всё равно женился на его дочери?

— У меня не было выбора, — бросил Шталь, пожав плечами. — Слишком уж хитро устроено завещание Розенберга, а маги без своей силы долго не живут, так что скоро оно вступит в силу. К тому же, ещё одно наказание для него — знать, что его обожаемая дочка целиком и полностью в моей власти, — с усмешкой добавил он.

— Что ты собираешься делать с тем магом после того, как он снимет проклятие, убьёшь его? — спросил Княжевич, и Мартин в ответ на это только улыбнулся — не задавай, мол, глупых вопросов.

— Зато потом ты сможешь с чистой совестью уничтожить артефакт, если получится, или запереть его в сейфах МН.

— Я должен подумать, — ответил Дарий, поднимаясь с места.

— Только не слишком долго, — ответил Шталь, разрушая барьер вокруг них и протягивая ему картонный прямоугольник визитной карточки.

Уходя, Княжевич оглянулся. В неярком освещении кафе силуэт сидящего за столиком Мартина казался особенно тёмным. Он смотрел в одну точку и выглядел задумчивым, но никто бы не усмотрел в нём даже тени уязвимости и слабости.

Говорят, что нет хуже врага, чем бывший друг, и, пожалуй, так оно и есть.

Мы поужинали в небольшой столовой, освещённой уютным светом старинных ламп и наполненной приятными запахами стоящих в вазе цветов. Несмотря на уединённую жизнь, леди Гвендолин достаточно неплохо разбиралась в реалиях современного мира и была прекрасно осведомлена о жизни магического сообщества Британии. Но меня это мало интересовало. Все мысли были сосредоточены на событиях далёкого прошлого и на личности Вивиан Тревельян, некогда жившей в этом доме. Именно об этом мне хотелось расспросить его нынешнюю хозяйку.

Тео моего любопытства, судя по всему, не разделял. Он охотно поддерживал разговор о том, что нового случилось у общих знакомых, и время от времени взглядом напоминал мне, чтобы я не проговорилась леди Гвендолин о случившемся с нами на холме. Я вовсе не собиралась волновать её этим рассказом, но всё же попыталась подвести разговор к интересующей меня теме, когда мы пили чай с ежевичным вареньем.

— Вы, кажется, не успели что-то рассказать мне о той даме с портрета, — проговорила я. — О леди Вивиан. Мне очень интересно узнать побольше о том, как сложилась её жизнь.

— Если тут планируется экскурс в историю, то я лучше пойду, пока не заснул прямо за столом, — произнёс Тео, зевая и поднимаясь. — С самого детства только и слушаю истории о своих предках, но никогда их не запоминаю. Благодарю за ужин, доброй ночи!

— Мальчишка! — фыркнула леди Гвендолин, когда за Тео закрылась дверь столовой. — Другой бы на его месте гордился тем, что принадлежит к столь древнему и прославленному роду. Так что ты хотела узнать о леди Вивиан, дорогая?

— Вы сказали, что она тоже практиковала магию созидания, — наполнила я, отодвигая в сторону чашку с недопитым чаем и полностью сосредотачивая своё внимание на лице сидящей напротив женщины, на котором промелькнула озадаченность.

— Да, так и есть. Но не она одна. Это достаточно распространённая специализация магии в нашей семье. Странно, что Тео ею не заинтересовался. Что же касается Вивиан Тревельян, урожденной Вивиан Шелтон, то она была одной из самых необычных личностей в истории магических семейств.

— В чём же это заключалось? — боясь слишком сильно надавить на рассказчицу, я всё же позволила себе слегка поторопить её, чтобы узнать побольше.

— Ты ведь знаешь, что раньше такие, как мы, вынуждены были постоянно притворяться и делать вид, что они ничем не отличаются от обычных людей. Отпрысков семей магов с раннего детства учили маскироваться и не выдавать своих способностей, открытое проявление которых могло навлечь неприятности на всю семью. Что же касается Вивиан, то у неё это плохо получалось. Она была слишком яркой, заметной, храброй. Родители давали ей волю, старались развить её способности и ни в чём не давили на дочь, даже не стали заранее заключать договор о её помолвке и тем самым разрешили ей самостоятельно сделать выбор спутника жизни.

— Так и случилось? — поинтересовалась я.

— Да. Они познакомились в этом самом доме. Был праздник, кажется, отмечали чей-то день рождения. Среди приглашённых оказалось немало молодых людей. Вивиан озоровала и веселилась, как обычно, а, познакомившись с Джоном Кристофером Тревельяном, сразу же нашла с ним общий язык. Позже они стали друзьями, а затем и поженились. Именно в нём юная мисс Шелтон обрела родственную душу, и их брак, совершившийся по любви, мог стать предметом зависти любого, кто прожил свою жизнь с почти чужим человеком, заключив союз по договору.

При этих словах леди Гвендолин пытливо взглянула на меня, и я смущённо опустила глаза. Разумеется, для родственницы Тео не было секретом то, что наша помолвка также стала результатом договора между Александром Владимировичем Вороничем и родителями моего так называемого жениха. Подозревала ли она, что нашего на то согласия никто и не подумал спрашивать?

— В их семье появилось двое детей, — продолжала собеседница. — Близнецы. Жить бы да радоваться, но…

— Но? — с замиранием сердца переспросила я.

— Видишь ли, когда я изучала историю рода, в моём распоряжении были только дневники самого Джона Тревельяна. Сама Вивиан записей не вела, а, возможно, они попросту не сохранились. Из заметок лорда можно узнать, что однажды его жена начала вести себя странно. Она слишком боялась за него и детей, буквально не находила себе покоя. Иногда пропадала куда-то, а, возвращаясь, не желала рассказывать, где была. Одно время он даже подозревал, что жена ему не верна. Но всё это искупала её любовь к семье, которую никак нельзя было посчитать притворной.

— А как это было связано с магией леди Вивиан? — взволнованно спросила я, не замечая, что почти до боли вонзила ногти в ладонь.