…По сторонам загородного шоссе бежали ряды посаженных по линейке деревьев. Машина прошла через пригородные поселки, мимо чистых домиков под крутыми черепичными крышами. Раздумывая о своем, Либель едва не налетел на полосатый шлагбаум с надписью: «Ремонт. Объезд три километра». Дорога впереди основательно разбита, и снова следы бомбежки. Времени оставалось в обрез. Либель дал полный газ. Перед мостом через канал снова остановка. Заградительный отряд.

— На ту сторону нельзя, господин обер-лейтенант! — тревожно отрапортовал молодой ефрейтор из отряда фольксштурма.

По сторонам шоссе уже стояло с десяток машин, скрытых в тени кустов. Вдали, за каналом, стелился дым, оттуда доносился грохот зенитных батарей.

— Какого черта! — Либель с досадой ударил кулаком по баранке. — Кто у вас тут старший, позовите!

Юнец куда-то исчез и вскоре появился со стариком в форме фельдфебеля. Только что созданные той осенью отряды фольксштурма состояли из призывников семнадцати и шестидесяти лет. Старик, внимательно прищурив дальнозоркие глаза, долго разглядывал удостоверение Либеля.

— Абвер! Он из абвера! — зашептались стоявшие рядом мальчишки в солдатской форме.

Наконец старик уразумел, в чем дело, и лихо взял под козырек.

— Но ведь там, должен вам доложить, господин обер-лейтенант, как вы сами слышите, налет авиации… На станцию Зоссен… Это весьма опасно!

Либель усмехнулся.

— На фронте еще опаснее, фельдфебель!

Шлагбаум поднялся, и обер-лейтенант на полном ходу повел машину через мост. Еще с насыпи он увидел подымавшееся за дымным облаком пламя. Горела станция, а в полутора километрах от нее (Либель отлично определял на глаз расстояния), сбавляя скорость, подходил дрезденский экспресс. Свернув с шоссе, обер-лейтенант повел машину по какой-то лужайке прямо навстречу поезду. И в этот момент послышался свист бомбы, раздался взрыв. Либель остановил машину и выскочил из кабины.

Основная часть самолетов — это были американские тяжелые бомбардировщики — уже прошла на Берлин. Но два самолета отстали и теперь атаковали станцию Зоссен и подходящий поезд. Крупнокалиберные пули грохнули по крышам вагонов.

Оттуда в панике выпрыгивали люди. Обер-лейтенант, не видя и не слыша ничего вокруг, кинулся к четвертому вагону. С трудом он пробился сквозь встречную толпу и втиснулся в купе. На диване сидел высокий загорелый человек в мундире капитана вермахта, одной рукой он прижимал к щеке носовой платок, другой держал большой черный портфель. Стекло в окне было разбито.

— «Циклон»! — сказал полушепотом Либель, автоматически подымая руку в приветствии.

Человек поднялся, не отнимая руки от лица.

— Возьмите мои чемодан, — сказал он. — Портфель я понесу сам, в нем документы. О черт, как это некстати! Меня огрело осколком стекла. Посмотрите, что там? — Он отнял руку.

— Пустяк, — сказал Либель. — Вам наложат шов. Немного рассечена щека. Идемте!

Взяв одной рукой чемодан, другой поддерживая капитана, Либель помог ему выбраться из вагона.

Они почти сбежали по насыпи и направились к машине. Американские самолеты разворачивались невдалеке на второй заход.

Обер-лейтенант помог высокому Шварцбруку влезть в фургон «оппеля».

— Что, не нашлось другой машины? — спросил капитан, втискиваясь в кузов.

— Инструкция требует, господин капитан, чтобы машина была закрытой и чтобы вас никто не видел. Мы поедем по городу, — ответил Либель. — Прошу вас быстрее, самолеты возвращаются.

— Да, они теперь не отвяжутся. Штурмовать пассажирский поезд — это для них неплохое развлечение.

Либель захлопнул дверцу, и под щемящий я оглушительный треск новых очередей сел за руль.

На автокроссе с препятствиями Либель наверняка занял бы не последнее место. Сквозь всю суматоху, царившую на станции, он сумел пробраться на шоссе. Машину кидало из стороны в сторону, обезумевшие от страха люди бросались прямо под колеса, что-то сильно ударило по кузову то ли снаружи, то ли изнутри. Наконец по сторонам снова замелькали липы. Промелькнул мост, бросились врассыпную от машины мальчишки из фольксштурма. Фургон вышел из-под огня. «Ну, что вы скажете теперь относительно тыловиков, господин Клетц?»

Обер-лейтенант остановил машину. Нужно посмотреть, как там гауптман Шварцбрук, Пожалуй, надо бы сделать ему перевязку. Как всякий запасливый немец, Либель в то время возил с собой аптечку. Он достал ее из-под сиденья и отправился к задней дверце. На крашеном металле борта обер-лейтенант увидел свежую пробоину. С замирающим сердцем он открыл фургон. Капитан Шварцбрук лежал на дне кузова. Либель затаив дыхание осмотрел его. Мертв. Вероятно, это произошло, когда машина уходила со станции… Дурацкий случай!

Случай-то случай, но это грозило обер-лейтенанту Либелю многими неприятными последствиями. Теперь у оберштурмбаннфюрера Клетца были все основания дать возможность тыловику «понюхать фронт». Тем более что свидетелей гибели капитана Шварцбрука не было. «Чертов полицай» наверняка может назначить следствие. Все это никак не входило в планы обер-лейтенанта Либеля, тем более что он вовсе и не был ни Карлом Либелем, ни настоящим обер-лейтенантом. В секретных списках советской разведки перед его простой русской фамилией стояло совсем другое воинское звание: «Полковник».

Либель призадумался. В запасе у него всего час-полтора. Но вот он принял решение и на своей машине, внезапно превратившейся в катафалк, помчался к Берлину.

Генерала Кребса — начальника штаба сухопутных войск — с утра одолевало растущее чувство раздражения, в причинах которого он, впрочем, побоялся бы признаться и самому себе.

Ночью он вернулся в Берлин из новой ставки в Гессене, около города Цигенберга, где вместе со всем составом генерального штаба вермахта принимал участие в совещании.

В подземном зале вокруг большого стола собрались фельдмаршалы и генералы. До начала совещания шли негромкие разговоры. Внезапно вес стихло. Из потайной двери вошел фюрер. Минуту его взгляд блуждал по залу, он словно нюхал воздух. Затем, слегка волоча правую ногу, подошел к единственному креслу и сел, сильно сутулясь. Кребс отметил, что левая рука фюрера стала подергиваться еще сильнее со времени прошлого совещания.

Сразу же после того, как генерал-полковник Йодль доложил о приближении Советской Армии к границам рейха, Гитлер, следивший за его докладом по карте, резко выпрямился, с силой бросив на стол толстый цветной карандаш. Глаза его вспыхнули знакомым всем угольным блеском.

— Высшие силы, — медленно начал он, — придут на помощь великой Германии. Русская армия погубит себя с первых шагов по нашей земле! Тогда пробудятся все силы нации! Только тогда мир узнает тотальную войну! — Голос его достиг верхней точки. Гитлер, казалось, старался перекричать самого себя. Бледное лицо стало зеленоватым. — Я снова поведу свою армию на Восток!

В подземном бункере стало тихо. Было слышно, как где-то рядом капает вода. «Должно быть, умывальник», — подумал Кребс. Он оглядел генералов, которые стояли, захваченные порывом фюрера. Фельдмаршал Кейтель снял старомодное пенсне и, близоруко щурясь, немного испуганно смотрел на Гитлера.

После глубокой паузы фюрер продолжал: — Мировую историю можно делать только в том случае, если на деле станешь по ту сторону трезвого рассудка и вечной осторожности, все это нужно заменить фанатичным упорством. Только враги и трусы, — он снова начал с низкой ноты, — могут сомневаться в нашей победе. Военный и промышленный потенциал империи использован далеко не полностью… Моя армия несокрушима, мы получим… — Голос его снова оборвался. — Я отдал приказ о новых мерах, — тихо закончил он и повернулся.

Кребс заметил, как фюрер быстрым движением забросил за спину дрожавшую руку. Затем он вышел из бункера. Речь фюрера произвела на Кребса тягостное впечатление. «Видимо, это правда, — подумал он, — что доктор Морелль, личный врач фюрера, увеличил число возбуждающих уколов до шести в день. Гитлер, кажется, действительно тяжело болен».