Странное зрелище являло собой Ровно в 1942 году. Сравнительно небольшой и тихий до войны провинциальный город, он был объявлен «столицей» оккупированной гитлеровцами Украины. Выбор немцев не был случаен. Исторической столицы — Киева — с его многотысячным населением они попросту боялись. А небольшое Ровно, где каждый человек был на виду, гитлеровцы рассчитывали контролировать свободно. Они учитывали и то немаловажное обстоятельство, что Ровно лишь два года назад было освобождено Советской Армией, а ранее входило в состав панской Польши. Следовательно, там должны быть еще люди, крепко связанные со старым миром, на которых оккупанты могли рассчитывать и опираться.

К лету 1942 года город буквально наводнили всевозможные оккупационные учреждения и штабы. Здесь находились резиденция самого рейхскомиссара Украины и гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха и рейхскомиссариат Украины (сокращенно РКУ), штаб начальника тыла германской армии генерала авиации Китцингера, высшего фюрера СС и полиции на Украине, генерала полиции, обергруппенфюрера СС[1] Прицмана, командующего восточными войсками генерала Ильгена, ведомство главного немецкого судьи Украины генерала Функа и многие другие.

С утра и до вечера по улицам города сновали сотни немецких офицеров всех родов войск и званий, чиновников различных гитлеровских ведомств, понаехавших из Германии коммерсантов. Время от времени в толпе попадались черные мундиры гестаповцев, мелькали бляхи жандармов и нарукавные повязки полицейских. И по всему городу шныряли бесчисленные шпики в штатском.

К вечеру улицы пустели. Местные жители с наступлением темноты под страхом расстрела не имели права выходить из своих домов. А новые «хозяева» устремлялись в появившиеся повсюду, как грибы-поганки, увеселительные заведения: рестораны, казино, различные притоны. Гремели убогие джаз-оркестры, с треском взлетали в потолок пробки от трофейного французского шампанского, пьяно галдели тыловые лейтенанты и их подруги из числа девиц не слишком строгих правил. В залах казино шла крупная игра. На офицерское жалованье много не покутишь, играли на другие деньги — пахнущие кровью, заработанные грабежами и насилиями.

В ресторане «Дойчегофф», наиболее респектабельном в городе, самой привлекательной официанткой была Лидия Лисовская, на вид лет двадцати пяти. Гибкая, стройная фигура спортсменки, гордое точеное лицо. Большие серо-голубые глаза. Великолепные пышные волосы цвета спелой ржи. К случайным посетителям она относилась сухо и деловито. Завсегдатаям снисходительно позволяла немного поухаживать за собой.

Места за столиками Лиды заказывали еще днем. Было известно, что она вдова польского капитана, поговаривали, даже графа. И это льстило тщеславию ее поклонников — сынков мюнхенских пивоваров и берлинских лавочников, ставших офицерами гитлеровской армии. Некоторые знали, что она окончила Варшавское балетное училище и консерваторию, была до войны актрисой. Это тоже льстило.

Иногда за Лидой заходила ее двоюродная сестра Мария Микота, сокращенно — Майя. Тоже красавица, но совсем в другом роде. Худощавая, живая. Глаза у Майи редкие — зеленые.

Сестры жили вместе в трехкомнатной квартире с балконом в доме № 15 по улице Легионов. Со временем самые верные поклонники сестер заслужили право бывать здесь по вечерам. Вскоре составилась более-менее постоянная компания: несколько офицеров, кое-кто из сотрудников немецких учреждений. Бывали и птицы поважнее: из военной разведки — абвера и даже из гестапо.

У сестер всегда было весело. Танцевали под патефон, рассказывали анекдоты, играли в карты. Гости приносили с собой вино и закуски.

Как-то один из приятелей Лиды (домашние и хорошо знакомые называли ее Леля), служащий строительной фирмы «Гуго Парпарт» Леон, попросил разрешения привести с собой недавно прибывшего в город офицера.

— Он вам обязательно понравится. Заслуженный фронтовик, после тяжелого ранения временно работает по снабжению армии, денег у него куры не клюют. Воевал во Франции. В компании незаменим.

Леля согласилась. И на другой день все поклонники обеих сестер поняли, что рядом с новым гостем их шансы на успех безнадежно упали. Это было само воплощение идеального немецкого офицера. Выше среднего роста, строен, подтянут, красив. Светлые волосы гладко зачесаны назад, широко поставленные серые глаза смотрят прямо и жестко. Чуть приспущенные к внешним уголкам глаз веки и слегка приплюснутый прямой нос делали его слегка похожим на боксера. На груди «железный крест» первого класса, ленточка второго, медали за Францию и зимний поход на Восток.

Щелкнув каблуками, офицер представился:

— Обер-лейтенант Пауль Зиберт.

С этого дня Зиберт стал своим человеком в доме № 15 по улице Легионов. В компании он всегда был желанным гостем, так как был человеком веселым, остроумным и щедрым. Он явно симпатизировал Лидии. Вскоре она уже знала, что ему тридцать лет, что он сын ныне покойного управляющего имением князя Шлобиттена в Восточной Пруссии, что тяжело ранен под Курском и в Ровно бывает наездами.

Потом он попросил сдать ему одну из комнат.

— Я вас не стесню, так как буду жить не постоянно, а лишь наездами по нескольку дней в месяц.

Лиду это вполне устраивало, и она согласилась.

Проходили дни. По-прежнему два-три раза в неделю собиралось веселое общество на квартире сестер. Лилось вино, и гремел патефон. И никто из гостей не догадывался, что их очаровательные хозяйки являются агентами немецкой службы безопасности — СД и гестапо, в чьи обязанности входило регулярно сообщать своим шефам о настроениях в офицерской среде, о крамольных разговорах и тому подобном. Но, в свою очередь, руководителям СД и гестапо не было известно, что Лида и Майя на самом деле глубоко законспирированные разведчицы особого отряда советских разведчиков-чекистов под командованием полковника Д. Н. Медведева, действующего по заданию партии под Ровно.

И уже совсем никому не могла прийти в голову нелепая, сумасшедшая мысль, что обер-лейтенант Пауль Зиберт — советский разведчик из этого же отряда Николай Васильевич Грачев. Но даже бойцы и командиры-медведевцы лишь после окончания войны узнали, что настоящие имя «Грачева» — Николай Иванович Кузнецов.

На восьмом километре шоссе Винница — Киев, на берегу Южного Буга, раскинулось село Коло-Михайловка. Если, чуть не доезжая его, свернуть вправо, то окажешься в небольшом сосновом лесу. Издали видны нарядные домики-теремки, примостившиеся на опушке. Большая вывеска по-русски и по-английски сообщает: «Кемпинг».

Здесь на день-другой, а то и на неделю останавливаются в наши дни туристы, путешествующие на автомобилях или автобусах по Советскому Союзу.

На картах этого района можно найти названия и других окрестных сел: Стрижавка, Якушинцы, Калиновка, Павловка, Корделевка, Черепашинцы, Полевая Лысиевка. Обычные украинские колхозные села, каких в республике тысячи.

Необычное путешественник заметит лишь тогда, когда углубится в коло-михайловский лес. Сначала ему попадутся растрескавшиеся остатки асфальтированных дорог, по которым уже давным-давно никто не ездит. Потом он натолкнется на огромные глыбы железобетона, разбитые и искореженные. Встретятся разрушенные и обвалившиеся бункера и подземные переходы, уже поросшие молодым лесом. На всем печать запустения, заброшенности. И хочется поскорее уйти из этого угрюмого места.