Алекс с отсутствующим видом следила, как кофе капал сквозь фильтр, постепенно наполняя кофейник. Ее куртка висела на спинке стула, сапоги стояли у двери кухни. Дэйв появился бесшумно, как кот, крадущийся за мышью. Он был босиком, в темно-зеленой рубашке, небрежно заправленной в брюки, которые, как всегда, отлично сидели на его узких бедрах.

— Тебе стоит позвонить Мэнди, — пробормотал он, пододвигая ногой стул и усаживаясь на него.

— Зачем? — спросила Алекс, бросив на него мимолетный взгляд.

— Потому что я целый день проклинал ее, думая, что ты была там, а она не захотела сказать мне об этом.

— А почему ты так уверен, что я не была там?

После паузы он неохотно объяснил:

— Потому что я попросил мать присмотреть за детьми, а сам съездил на квартиру к Мэнди, чтобы убедиться во всем самому.

— Итак, теперь и твоя мать, и Мэнди знают, что я сбежала из дома на целый день, — сухо заметила Алекс.

Кофе был готов, и она сняла с сушилки прелестно раскрашенную кружку.

— Ты не можешь винить меня за то, что я беспокоился о тебе, когда ты ни с того ни с сего помчалась куда-то, — проворчал он, чувствуя неловкость.

Хорошо, подумала Алекс. Это отучит его обращаться со мной, как с ребенком. Может быть, я и есть ребенок, но это не значит, что я хочу, чтобы меня им считали. И, в любом случае, он должен понять, что поведение его маленькой жены не настолько предсказуемо, как ему казалось.

Она села напротив него, обхватив холодными руками горячую кружку. Дэйв сидел, ссутулившись, положив руки на стол. Наклонив голову, он нервно сжимал переплетенные пальцы, в нем явно шла внутренняя борьба. Густые темные волосы были взлохмачены. Алекс никогда не видела его таким.

— Твои родители тоже знают, — неожиданно произнес он. — Я позвонил им, когда у меня не осталось предположений о том, где ты можешь быть. Они весь день ждут, что ты приедешь в Олтрингем. Тебе стоит позвонить им и сказать, что все в порядке.

Итак, у него были всего три предположения о том, где она могла быть. И как это может характеризовать ее? Хватит самоанализа, решила Алекс, отложим этот вопрос на потом.

— Вот что я тебе скажу, Дэйв, — заявила она. — Почему бы тебе самому не позвонить им, ведь это ты взбудоражил всех? И своей матери и Мэнди тоже, раз ты заварил эту кашу. Я не желаю разговаривать с ней лично.

— С кем? С моей матерью? — тревожно спросил он.

— С Мэнди, — язвительно пояснила Алекс, удивившись тому, что он вдруг стал плохо соображать. — Ты втянул ее в это дело, вот ты и звони, если думаешь, что она волнуется.

— Мы все волновались! — огрызнулся он, бросив на нее сердитый взгляд.

— Я не склонна к самоубийству, ты это знаешь, — произнесла она ровным голосом. — Возможно, я и в самом деле безмозглая кукла, какой ты меня считаешь, но я не собираюсь из-за этого расставаться с жизнью.

— Ничего подобного я не думал, — пробурчал он и резко добавил: — Я никогда не считал тебя, безмозглой.

— Считал, — возразила она. — Именно такой ты меня и считал, поэтому устроил такой переполох.

Дэйв усилием воли заставил себя не заглотнуть наживку.

— Где ты была?

— В Лондоне.

Он резко поднял голову.

— Где в Лондоне? Что ты там делала? Тебя не было дома с десяти утра. Почти двенадцать часов! Что, черт побери, можно делать в Лондоне в течение двенадцати часов, если все магазины закрыты?

— А может, я нашла себе мужчину! — поддразнила Алекс, безмятежно наблюдая, как с его лица сбегает краска. — Ты ведь знаешь, совсем нетрудно найти кого-нибудь, — продолжила она, пока Дэйв не опомнился от удара. — Может быть, я решила взять пример с тебя и отправилась искать, скажем… утешение, поскольку дома неожиданно возникли трудности!

Дэйв вскочил на ноги, с грохотом опрокинув стул.

— Прекрати! — выпалил он, взъерошив и без того спутанные волосы. — Не пытайся набрать очки за мой счет! Это на тебя не похоже — получать удовольствие, причиняя боль другим.

Да, это так, признала она. Забавно, как может измениться характер человека за один день. Раньше она и представить себе не могла, что может наброситься на кого-нибудь, а теперь ее снедало желание резать по живому. Она даже не подумала, что ее родители беспокоятся о ней. И что мать Дэйва, наверное, не находит себе места в своей квартире в миле отсюда, с нетерпением ожидая услышать, что ее дорогая овечка Алекс в целости и сохранности вернулась в свой загон.

— Тогда иди звонить, — посоветовала она Дэйву, вспомнив о своем недопитом кофе, — раз не хочешь слушать.

Он смерил ее взглядом, готовый, казалось, перепрыгнуть через кухонный стол, если она продолжит провоцировать его. Затем, к ее удивлению, повернулся и вышел из кухни.

Алекс услышала, как хлопнула дверь его кабинета, и поднялась наверх, чтобы воспользоваться ванной, пока Дэйв будет говорить по телефону. Убрав свои длинные волосы под непромокаемую шапочку, она быстро приняла душ и только теперь, торопливо надевая длинный белый махровый халат, вдруг вспомнила, что так и не уложила его чемодан.

Молча проклиная свою забывчивость, она поспешила в спальню, достала мягкий черный кожаный чемодан, пригодный на все случаи жизни, и положила его на кровать, чтобы расстегнуть ремни.

— Это уже не нужно, — раздался от двери голос Дэйва. — Я отменил поездку.

— Какая жалость, — протяжно произнесла она, когда он вошел и закрыл дверь. — Линда будет разочарована.

В точку! Дэйв взвился, как от удара хлыста. Алекс на мгновение стало по-настоящему страшно, когда она увидела его побелевшее, искаженное злостью лицо. Она едва успела сделать судорожный вдох, как в два прыжка он оказался рядом с ней и грубо схватил за плечи.

— Я не могу больше выносить это, — произнес он. — Все, что бы я ни сказал или сделал, ты используешь, чтобы изменить свое мнение обо мне!

— Но мое мнение о тебе и так уже изменилось, — возразила Алекс. Она была всерьез испугана лихорадочным огнем, которым загорелись его глаза, но не хотела показать этого. — Раньше я считала тебя святым, а теперь я знаю, что ты ублюдок!

— Тогда я и буду ублюдком, — зарычал он и впился ртом в ее губы.

Он не стал ее уговаривать, просить, умолять — просто воспользовался грубой силой. Алекс протестующе застонала, пытаясь вырваться, но его пальцы, как клеши, вцепились ей в плечи. Ему удалось раздвинуть ее плотно сжатые губы, и она почувствовала возбуждающее прикосновение его языка. Она задрожала и попыталась вонзить яростно сжатые кулаки в грудь Дэйва в безнадежной попытке потушить непрошеный огонь, вспыхнувший в ее жилах, который ясно дал ей понять, что она все еще неравнодушна к своему мужу. Даже ненавидя его до самой глубины своего существа, она чувствовала, что ее непреодолимо влекло к нему.

В отчаянии Алекс ударила его босой ногой, но это не помогло. Дэйв не собирался отпускать ее. Она была в его власти, ее напрягшееся тело было не более чем тростинкой, подчиняющейся его воле.

Отпустив плечо Алекс, он одной рукой взял в кольцо ее тонкую талию, а пальцами другой стал наматывать длинные шелковистые пряди, безжалостно оттягивая ее голову назад и не давая уклониться от поцелуя. Ей стало жарко в толстом махровом халате, кожа горела, как от прикосновения крапивы: ощущение прильнувшего к ней тела вытеснило все остальные. Другой, внутренний жар разгорался в глубине ее существа, приводя в смятение. Она поняла, что не в состоянии сдержать чувства, как невозможно остановить рой пчел, летящих на мед.

Это нечестно, подумала Алекс, это несправедливо, что он все еще может делать это со мной! Она ненавидела себя и презирала его за то, что он вынудил ее обнаружить эту слабость.

— Будь ты проклят! — вырвалось у нее, когда Дэйв наконец оторвался от нее, чтобы сделать вдох.

Его щеки пылали, но взгляд потемневших глаз выдавал удовлетворение.

— Что ж, — согласился он, переводя дыхание, — можешь проклинать меня, посылать к черту! Но ты хочешь меня, Алекс. Ты хочешь меня до умопомрачения. Тогда из-за чего весь этот кошмар?