Он отлично чуял ветер и уверенно представлял себе возможности гукера. При тех парусах, какие поставлены русским команданте, и курсе, который он избрал, гукер должен идти вполветра, рискуя попасть на рифы. Но полуторамачтовая скорлупка рассекала воду заметно быстрее, чем могла — и ускоряла ход!

«Он что, решил пролететь над рифами, как гаваец на доске?» — Квалья невольно перекрестился. Кому не приходилось слышать о капитанах, ходящих при любом ветре и даже в безветрие?.. Это бывает с теми, кто не струсил подписать контракт с нечистым.

— Hombre![10] — Бернардо не сдержался от похвалы в адрес русского, лихо выполнявшего самоубийственный манёвр. С таким сорвиголовой лучше на узкой дорожке не сталкиваться.

— Второе орудие…

Между тем гукер, уходя, открыл взору качавшуюся на волнах шлюпку.

— Канониры никудышные, — процедил сэр Арчибальд. — Кто это там на лодчонке? Вы хорошо их видите?

— Ума не приложу, зачем они расстались с экипажем. Может, дезертиры? бегут от ужасов царизма?.. Третье орудие…

— Дайте трубу.

— По-моему, у них белый флажок. Парламентёры.

— Позвольте взглянуть, капитан. Белый флаг?.. Это топор! малый нам угрожает! У него пистолеты за поясом. Двое других тоже вооружены.

— Выходит, переговоров не будет.

— Квалья, прикажите сосредоточить огонь на них.

— Вы шутите? — свирепо скосился Бернардо. — Здесь это называют: «Из пушки по воробьям»…

— Выполняйте.

— Что это — вода под ногами? — Дивов воззрился на дно шлюпки. — Ишь как плещется.

— Шлюпка гнилая, дно трухлявое! — надрываясь на вёслах, отозвался Сашка. — Мы спешили, кто её досматривал? За матчасть отвечает Скирюк — ох, если вернусь, я ему выскажу!

— Сдавайтесь! — ничего не замечая позади себя, горланил Гончарь как глухарь. — Вот я вас топором-то! Всех порешу!!

— Глянь в рундучке под кормовым сиденьем — нет ли котелка? — приказал Дивов. — Эту сырость надо срочно вылить!

— Доплыть бы — глядишь, на борт возьмут, — Сашка, бросив вёсла мотаться в уключинах, полез в корму. Шлюпка сбавила ход; рядом с ней шумно плюхнулось ядро.

— Возьмут они нас, жди!

— Ваше благородие, нет котелка! Верёвка, киянка, клёпок дюжина…

— Хватит в хламе рыться! Ну-ка, разуй меня! Сапоги ёмкие, черпать можно.

— Эх, чурбак бы какой в шлюпку кинули, за что держаться! — кряхтел Бирюк, ногой упёршись в банку и что есть силы стягивая с офицера сапог. — Никто о спасении не позаботился!

— Протопоп с нами, все спасёмся.

Плесь! Ещё одно ядро взрыло воду, столбом подняв белые брызги.

— Стреляете, сволочи?! — разорялся Славка, топчась с ноги на ногу, от чего шлюпка ходуном ходила. — Дай подойти — я вас так разуважу, одно мокрое место останется!

— Славка, обормот! чем ты уши заткнул?! садись на вёсла!! — возопил Сашкин голос. Оглянувшись, Гончарь с удивлением увидел, что шлюпка на треть полна воды, а корнет с Бирюком лихорадочно вычёрпывают её сапогами.

— Что такое? почему?

— А-а, это мы тонем! Чего ты заладил орать? Вперился туда, не дозовёшься!

— Да я никогда не оглядываюсь! И что нам теперича делать?

— Соси ворвань! — выругался Дивов. — Вёсла! Грести надо! Мигом!

— Щас! — Славка проломился на гребную банку, схватился и стал так наяривать вёслами вразнобой, что шлюпку понесло в пляс по кругу. Наводчик, не ожидавший этой циркуляции, дал маху — ядро опять бултыхнулось мимо.

— Виртуозные гребцы! — Квалья восхищённо затянулся сигарным дымком. — Танцуют на прицеле — не поймать!

— Сашка, гляди за фонарём! Гранаты не замочи!

— Не извольте беспокоиться, ваш-бродь, они сухоньки! А может, нам того… назад грести? Днище сочится быстрее, чем выплёскиваем.

— Поздно поворачивать, только вперёд! До брига куда ближе, чем до гукера.

— Или Петруху — ну, то есть Пьера — покликать? Подпёр бы нас снизу…

— И не жди. Они под ядра не поплывут.

Подтянув лямку, чтоб сумка с гранатами висела удобней, Сашка окончательно и сокрушённо осознал, что из воды помощи не будет. Трепетные русалочки сразу отказались идти в бой — понятно, бабы не вояки! — вызвались одни остроухие тритоны, но наверху не показывались.

— Эге-гей! Славка, наддай! греби чаще! Сашка, кончай черпать — скоро фитили запаливать!

— Они слишком близко, сеньор капитан. Уже невозможно целиться.

— Стрелки к борту, — приказал сэр Арчибальд. Взятых в поход метких ланкаширцев он с вельботами не отпускал, держал для безопасности при себе… особенно с тех пор, как русалки стали утаскивать под воду зверобоев.

— Там какие-то жлобы со штуцерами показались, — сквозь зубы объявил Бирюк, укладывая гранаты на банке, рядком у открытого фонаря.

— Поджигай, — тихо сказал Дивов и встал с улыбкой, делая рукой международный привет. — Hallo, boys! God, save the King![11]

Стрелки тупо, с недоумением переглянулись, поднимая стволы.

— Давай. И сам тоже… — склонившись, Дивов принял от Бирюка пару гранат с дымящимися фитилями, затем распрямился и крикнул:

— Я хотел сказать — Боже, царя храни!

Четыре гранаты полетели на борт «Предейтора»; сразу же Дивов с Сашкой выхватили пистолеты и разрядили их в ланкаширцев, если не убив, то надёжно свалив троих. Почти тотчас на бриге грянули взрывы, фальшборт в нескольких местах треснул от осколков, а с палубы послышались вопли ужаса и боли.

Не дожидаясь, пока прогорят короткие фитили, корнет и казак живо метали гранаты одну за другой. Тем временем Славка, бросив вёсла, со свистом раскручивал над головой якорёк-«кошку» на цепи. Миг — и зубцы кошки впились в доски брига. Дивов первым ухватился за цепь и полез наверх, бросив через плечо:

— На штурм, ребята! Выживут только молодые и сильные!

Чугунный осколок гранаты смахнул с баронета цилиндр; напомаженную голову денди овеял ветерок смерти. Сэр Арчибальд заметно сбледнул с лица, даже монокль из глаза вывалился. Другой осколок, едва не коснувшись роскошных усов испанца, со свистом вышиб сигару изо рта. На пару секунд стоявшие на квартердеке остолбенели от неожиданности.

Запоздало застрекотала трещотка, призывая к отражению абордажа. Ловкий как кот Дивов мигом взобрался и перемахнул на палубу. Здесь царил переполох. Всё застилал дым от взрывов, в суматохе метались матросы, валялись трупы и корчились раненые.

Мгновенно подхватив штуцер, выпавший из рук сражённого стрелка, Дивов разрядил его в последнего ланкаширца, сумевшего устоять на ногах. На корнета с рёвом бросился изрытый оспинами боцман, подняв широкий тесак — но замолк и рухнул, столкнувшись с пулей доброго тульского пистоля.

— Рубите их! — очнувшись от замешательства, вскричал Квалья. — Собаки, трусы, их всего трое!

Между тем на борт вскинулся Сашка Бирюк, в броске через планширь крикнув Гончарю:

— Славка, дай весло!

— Зачем тебе?!

— Я знаю, кидай! — с этими словами Бирюк, не спеша браться за укреплённую на спине катану, вскинутой ногой сломал челюсть китайцу, отбросив того на сажень от себя. Второй бежал на Бирюка с визгом, выделывая кривым мечом какие-то невиданные выкрутасы, но сбился с ноги и попятился, воскликнув в испуге:

— Кунг-фу!

Дивов выхватил саблю, на него бросились четверо, зазвенела сталь. Взлетело снизу весло, умело кинутое Гончарём. Сашка на лету перехватил весло за веретено — и пошла махаловка! Квалье казалось, что руки бойца в лохматой шапке крутят не весло, а мельничное колесо, так оно мелькало, расшвыривая нападающих — при этом русский успевал бить и ногами.

— Плохо дело, сеньор, — прохрипел Бернардо. — Не иначе, казаки обучены на Окинаве!

— Томас, принесите мой револьвер, — сказал баронет камердинеру, который отряхнул и подал ему продырявленный цилиндр.

— Слушаюсь, сэр, — поклонился лакей. Бой на палубе он, как истинный английский слуга, игнорировал и выражения на его лице было меньше, чем на свином окороке.