На этом рыцаре шпоры были еще обычные, железные. Но как он старательно ими звякал при каждом шаге! Да и в прочем прифрантился, как перед свадьбой: пурпурный плед поверх алой рубахи, необъятной ширины шаровары заправлены в короткие кавалерийские сапоги телячьей кожи. Рыцарь недоуменно осмотрел переполненный зал. Яблоку упасть было негде, однако прославленное уже кресло у огня пустовало… В преддверии ярмарки достойные жители славного Кер‑Мирддина спешили насладиться последними спокойными днями перед торговой страдой. Для большинства горожан вот‑вот должны были наступить те самые дни, которые год кормят.
Рыцарь пробренчал к хозяйской стойке, где, к удивлению, не обнаружил легендарного Дэффида. За стойкой вместо могучего ветерана обнаружилось стриженое рыжее недоразумение, едва за ней заметное. И то спасали волосы цвета тлеющих углей.
– Ты дочь Дэффида?
Девочка за стойкой согласно тряхнула отгоревшим пожаром. Светлые, как перо цапли, глаза, точки зрачков. Огромные, как крылья. Помаргивание – взмах. Казалось, на лице и нет ничего, кроме этих глаз. Дети так не смотрят!
– Я дочь Дэффида, – напомнила рыжая, – а ты носишь королевский цвет. Ты родственник Гулидиена?
В зале обидно заржали заслуженные любители пива. Но что возьмешь с городских? Очарование рыжей подтаяло.
– Мне нужна твоя новая сестра, – сообщил рыцарь с важным видом, – и нужна по делу. А к рыцарям положено обращаться "сэр".
– Которая сестра тебе нужна, сэр? – девочка – или все‑таки девушка – доказывала рыцарю, что рыжие еще глупее блондинок.
– Разумеется, Немайн, сида‑воительница.
– А‑а‑а‑а, – протянула рыжая и хитро прищурилась, – зал затих в предвкушении, – так нет у меня такой сестры. Сэр.
Последнее слово она нарочито отделила. В зале, приподняв с кружек островерхие крышки, довольно отхлебывали. Не так заметно, как оттопыренные кверху большие пальцы, но Немайн уже научилась читать публику ветеранского клуба. А убивать парня на поединке, дав явный знак удовольствия насмешкой, никто не желал. Эко чудо – восторженная собственной значительностью благородная деревенщина – половина ветеранов такими и начинала, и улыбалась не зло, а ностальгически. Пройдет месяц‑другой, парень пообтешется в городе, переймет за правильными людьми повадку и манеру – и добро пожаловать в клуб. Умение и мужество уже показал. Впрочем, сэр рыцарь не замечал творящегося вокруг.
– Ты не дочь Дэффида? – переспросил он.
– Дочь, сэр! – отрапортовала рыжая. Еще и каблуками щелкнула, чем показала, что на ней тоже сапоги, – и, кстати, извольте при обращении ко мне использовать титулование «леди». Сэр.
Цирк этот тянулся уже дня три. Родня полагала, что Немайн так сердится на судьбу. Сама себе напророчила – не минула ее доля Бранвен. Храпунья – и изумительная повариха, три года, как сменившая мать в шефстве над кухней, Гвен ухитрилась простудиться. Июльская жара в сочетании с вишневой водичкой с ледника привели к закономерной ангине, Глэдис превратилась в сиделку, а Кейр еще за неделю до того успел отпроситься в помощь своему клану и жену прихватил. Нанять работников перед ярмаркой – ненаучная фантастика. Своих разодолжили. Одна Эйра со всей работой управиться не могла, Эйлет, как выяснилось, нельзя было на лучный выстрел подпускать к готовке… Бегать с тарелками могла и Сиан, за шеф‑повара решил поработать сам Дэффид, не посмевший бросить кухонную команду без присмотра члена семьи – так что Немайн досталась стойка. Наливать пиво – работа нехитрая, до барменских трюков позднейших времен было еще далеко, так что однорукая сида вполне справлялась с работой.
На деле – Клирик восстанавливал вкус к жизни, развлекался, а заодно упрочивал свой статус в качестве дочери Дэффида. Который отнюдь не легко решился на такую наглость. Еще в первый же день, явившись просвещать сиду в клановых делах, хозяин заезжего дома выгнал из ее комнаты запозднившихся посетителей, плотно притворил дверь и тяжело осел на стул всей тушей. Как стул выдержал – непонятно. Впрочем, его наверняка делали в расчете на дурное настроение хозяина.
– Я мог тебя вытащить и без удочерения, – признался он. – Воззвал бы к законам гостеприимства – никто б и не пикнул, а король меньше всех – все‑таки он ирландец, для них это свято. Но ты ведь не шутила, когда говорила, что не чужая в этом доме? По‑другому у нас в клан не входят. Сердишься на меня?
По правде‑то говоря – Клирик сердился. Исключительно за таскание за ухо. Понимал – Дэффид должен был четко зафиксировать ситуацию. Даже подыграл. Но все равно зло брало. Еще и оттого, что прямо назвать причину недовольства после этого самого подыгрыша получалось неловко. А врать не хотелось. Клирик вообще придерживался мнения, что честность – лучшая политика. Потому приходилось молчать и искать нужные слова для нужной правды. И наблюдать, как Дэффид на глазах мрачнеет.
– Опасаюсь, – наконец сказала Немайн, – что ко мне действительно начнут относиться как к младшей, причем вечно младшей. Через годик Сиан меня перерастет. И что тогда? Смею напомнить, что я взрослая воительница с тяжелым характером. Родня из меня еще та. С другой стороны, раз я решила жить жизнью человека, а преосвященный Теодор убедил меня, что это должна быть жизнь мирянки… Я попробую прижиться в твоей семье, Дэффид. Но постарайся не вынуждать меня к напоминанию, кто я. Иначе, боюсь, все прахом пойдет.
Дэффид только кивнул. Поднялся, подошел к двери. И, уже распахнув ее, громко сказал:
– На сегодня, пожалуй, хватит. А завтра мы вернемся к взаимоотношениям нашего клана с другими кланами королевства. Спокойной ночи, дочь. И не беспокойся о пустяках.
Возможно, именно припомнив эту беседу, в горячие дни перед ярмаркой Дэффид и предложил сиде занять хозяйское место за стойкой. Самое почетное из тех что были – и самое полезное для нее. Где лучше узнаешь людей, чем в боевом строю или под хмельком?
Беседа, советы и создание настроения всегда были главной обязанностью стоящего за стойкой представителя фамилии. Для налития пива обычным посетителям, в конце концов, существовали наемные работники. Еще, по собственному почину Немайн повышала человекообразность – тренировалась прижимать уши. Со злости‑то получалось само собой. А просто так – приходилось постоянно себе напоминать, что они должны быть прижаты. Иначе немедленно восставали, разрушая всякое подобие прически.
Когда вошел "сэр рыцарь", Немайн праздновала очередную недолгую победу над ушами. Но именно теперь, в разгар веселья, они пробились через короткие пряди, и поднялись над головой, как рванувшиеся в атаку воины засадного полка.
– Дочь моего отца, но не моя сестра – кто это? – риторически вопросила Немайн.
Сэр начал извиняться. Мол, не сумел узнать по описаниям. Еще бы. По описаниям получалась амазонка с огромной дубиной и ударом, что троих на милю сносит. Способная вести поединок три дня и три ночи, как герои легенд. А тут стояла обычная девчушка. С виду очень хилая. Ну и не ожидал рыцарь найти воительницу за стойкой заезжего дома. Не женское занятие, и не воинское.
– К делу, – потребовала сида.
Красный как рак рыцарь перешел к делу – и она чуть не повисла у него на шее.
Сэр рыцарь очень боялся козней фэйри! Поговорил с сэром Кэррадоком, который очень хвастался охранной грамотой от Немайн. И вот – предложил целый золотой за защиту от нелюдей. Который и выложил на стойку. Монета была Немайн незнакома. Взятая на норманнском снаккаре, брошенном на берегу невдалеке от города. Добычу король пожаловал рыцарям по поводу славной победы над норманнами – и был, конечно, целиком прав.
– Нельзя золотом, – сообщила Немайн, – золото металл нечистый… Да у меня и сдачи с золотого нет. Давай серебро! Я ведь не жадная. Так надо.
Серебра у рыцаря не нашлось. А искать по всему городу мену – не было времени. Чего Клирик и добивался – возник дефицит. Оставалось пообещать что‑нибудь придумать. Изобразить мышление, подперев лоб кулачком. И, наконец, когда надежда начала оставлять вояку – сказать, что решение, кажется, есть.