Гомеру иногда приписывали финикийское происхождение. Нельзя не вспомнить финикийцев и при взгляде на карту, если выделить на ней области, приславшие к Трое «черные» корабли. Это именно те места, где финикийцы создавали свои поселения. И тогда эпитет «черный» приобретает еще один смысл. Непревзойденные финикийские корабли, наводящие ужас и вызывающие зависть, темноносые и красногрудые, синеглазые и черноногие, — эти корабли несли черные паруса! Только финикияне красили паруса в этот цвет, и когда Тесей отправился с жертвой на Крит, где правил сын финикиянки, он плыл на «черном» корабле. «Черные» корабли привели к Трое Ахилл и Одиссей, Аякс и Идоменей. Их привели те, кто громче всех спорил о власти над морем. И быть может, первенство среди них перешло к тому времени от критян к мирмидонянам, чьи корабли имеют у Гомера еще один постоянный эпитет: «быстролетные», тогда как суда аргивян всего лишь «широкие», а ахейские «многоместные» и «крутобокие». Вероятно, эти эпитеты отражают господствовавшие в ту эпоху основные типы кораблей: быстроходные «длинные» с большим количеством гребцов и с несколькими мачтами и купеческие «круглые» с круглой кормой и широким днищем для увеличения емкости трюма (их называли в подражание финикийцам «морскими конями»).
К первому типу следует отнести 50-весельные пентеконтеры, ко второму 20-весельные эйкосоры. 20-весельный корабль изображен на одной афинской вазе; возможно, это сцена похищения Парисом Елены: на борт корабля собираются взойти мужчина и — уникальное обстоятельство! — женщина. «Многовесельные» корабли Гомера были самыми настоящими пиратскими кораблями, и их конструкторы позаботились не только об их скорости, но и об их вместимости: кроме полусотни воинов (они же были и гребцами) эти «черные» корабли способны были перевозить пассажиров, съестные припасы, вооружение и по крайней мере сотню жертвенных быков. Их приспособленность к дальним плаваниям блестяще доказали аргонавты, а после войны подтвердили Менелай и Одиссей. Их силуэты запомнили египетские художники и воспроизвели в гробницах своих владык.
«Круглые» корабли получили широкое распространение чуть позже и не скоро сошли со сцены. Из мифов можно узнать, что Персей со своей матерью Данаей плавал в ящике (как Осирис — в саркофаге), а Геракл уже переплывал море в кубке Гелиоса — прямом предшественнике «круглых» судов. «Пиратство, служившее для гомеровского общества, с его неразвитыми производительными силами, соответствующей им формой сношений, должно было пасть и пало побежденным противопоставленной ему более планомерной и менее стихийной организацией товарного обмена, — пишет К. М. Колобова. — В этом противоречии двух форм сношений — пиратской и торговой — победила торговля, и пиратские (длинные) корабли Греции заменились торговыми (круглыми) кораблями» (82б, с. 10–11).
Гомер подробно описывает и технику судостроения, и приемы судовождения. Когда Одиссею пришел срок отбывать с острова нимфы Калипсо, он принялся за постройку плота. Для этого он выбрал два десятка сухих стволов черного тополя, ольхи и сосны. Срубив их двулезвийным лабрисом, он очистил деревья от коры, гладко выскоблил, пользуясь вместо рубанка тем же топором, и обтесал по шнуру. Дальше Одиссей пробуравил получившиеся брусья и скрепил их длинными болтами (надо думать, оказавшимися у нимфы совершенно случайно) и шипами из твердого дерева, заменявшими обычно гвозди. Подводную часть плота он сделал такой же широкой, как у «круглых» кораблей, а надводную скрепил поперечными брусьями и настелил на них палубу из толстых дубовых досок. Сквозь палубу пропустил мачту, укрепил ее в нижних бревнах и снабдил реем. Наконец, он обнес палубу плетеными релингами из ракитных сучьев, оставив место лишь для кормила, и не забыл захватить балласт для остойчивости. «Корабль» был готов, и едва ли его постройка сильно отличалась от постройки настоящих кораблей. Заготовив парус и «все, чтоб его развивать и свивать, прекрепивши веревки», Одиссей спустил свое детище на воду (11б, V, 234–261).
Многое из этого описания мы встречаем в других местах поэм, где речь идет уже не о плотах, а о самых настоящих кораблях. Двулезвийный топор был, оказывается, у моряков еще и «оружием страшным» (11а, X, 254; XXIII, 854). Правильный шнур хорошо известен корабелам (11а, XV, 409). Действия, созвучные Одиссеевым, совершает его сын Телемах (11б, II, 423–428):
Упомянутые здесь ремни сплетались из воловьей кожи, ими нижняя кромка паруса привязывалась к мачте, так как нижнего рея на греческих кораблях не было. Эти ремни были упруги, крепки и надежны — более надежны, чем остальные снасти, изготавливавшиеся из пеньки и, если верить Гомеру, истлевавшие за восемь-девять лет. Точно так же как это делал Одиссей, на кораблях настилался «помост» — полупалуба в носу и корме (среднюю часть занимали гребцы), огражденная релингами. «Крепко сколоченная палуба», которой Вакхилид снабжает корабль Тесея, — вероятно, просто поэтический образ. На кормовой полупалубе мог расстилаться «мягко-широкий ковер с простыней полотняной» (11б, XIII, 73) для отдыха командира корабля или почетного гостя. Находившийся здесь же алтарь гарантировал им личную неприкосновенность и приятные сновидения.
Бескилевые греческие суда неизвестны, и это естественно: их строительство было бы бессмысленным, ибо в Греции нет рек, подобных Нилу, да и те, что есть, почти все летом пересыхают. Поэтому даже рыбачьи лодки в большинстве случаев снабжались килем: люди рано подметили, что такая конструкция надежнее. Килевым, по свидетельству Вакхилида, был и «дивно строенный корабль» Тесея (24, с. 267). Плавания практиковались в пределах видимости берега, но они были достаточно далекими, так как можно обойти почти все Эгейское море, не теряя из виду сушу. От острова к острову, от архипелага к архипелагу, от Европы к Азии. Страх перед пучиной уступал место уверенности в себе, порой, быть может, даже излишней. Освоили греки и ночные плавания. Уже во времена Одиссея мореходов вели в открытом море звезды, созданные Атласом и разбитые на созвездия мудрым кентавром Хироном, составителем первой карты звездного неба (ею пользовались аргонавты), изобретателем армиллярнои сферы, учителем и наставником многих выдающихся личностей, полубогов и героев. Гомеру известны Сириус и Орион, неоднократно он называет Плеяды, Волопас и Медведицу. «Финикияне открыли без полюса ту невзрачную звезду, которую они признали надежнейшею руководительницей в своих ночных плаваниях, — пишет Э. Курциус, — в то время как греки предпочитали иметь путеводной звездой для мореплавания более блестящее созвездие Большой Медведицы; если они поэтому уступали финикиянам в точности астрономических определений, то во всем остальном они сделались их счастливыми соревнователями и соперниками. На этом основании они постепенно отодвигали назад финикиян; вот почему именно на берегу Ионического моря сохранилось так мало преданий о господстве финикиян на море» (85, с. 31–32). Если представлялась возможность, на ночь корабли приставали к берегу, чтобы команды могли отдохнуть (на судах не было даже намека на комфорт, если не считать вышеупомянутого ковра на палубе). В виду берега паруса убирались, мачта спускалась на канатах внутрь корпуса и закреплялась в специальном гнезде iotodokn, гребцы брались за весла и подгоняли корабль к берегу кормой вперед (чтобы не сломать или не завязить таран). Поэтому украшению кормы уделялось основное внимание. «Тонко резанная корма» Тесеева корабля (24, с. 268) была его «визитной карточкой». Если корабль попадал в порт, с носа отдавался каменный якорь, корму швартовали к причальному камню и спускали с нее трап или сходню. Обычно корабли имели два якоря — на носу и на корме, и у греков была поговорка: «Кораблю на одном якоре, а жизни на одной надежде не выстоять» (24, с. 405). А вот как выглядел порт того времени (11б, VI, 262–269):