После очередных побоев заплаканная Аня дозвонилась в общежитие, и мой сосед поехал разбираться с «этой скотиной». Штурмбаннфюрер Штирлиц в перешитом мундире с нарисованными на петлицах молниями храпел возле своей кровати. Рядом на тумбочке стоял стакан со вставной челюстью. Аккуратный разведчик перед сном погружал ее для сохранности в воду. Час отмщения настал. Юра выплеснул воду в раковину и залил челюсть бойца невидимого фронта эпоксидной смолой. Ранним утром жильцов дома разбудил душераздирающий вопль. Ни свет ни заря Штирлиц проголодался или, может, решил почистить зубы – неизвестно. Он не глядя попробовал достать челюсть из стакана и вставить на привычное место.

– Убили! – вопил Кутилин-старший, катаясь по полу. – Фашисты! Белогвардейцы!

Возмужавший Юра одним рывком поднял его в воздух за лацканы «эсэсовского» кителя.

– Что ты такое говоришь?! – весело спросил он, глядя в глаза Кутилину-старшему. – Мы же тебя любим, папа!

И тут с перепуганным «штурмбаннфюрером» случился удар.

Ни Юра, ни сестра Кутилина-старшего в больнице не навещали. Юра вернулся из общежития домой, где еще некоторое время царила тревожная атмосфера. До тех пор, пока в один «прекрасный», по словам моего соседа, день не раздался телефонный звонок.

– Это Кутилин? – спросил в трубке женский голос.

– Он самый, – ответил Юра.

– Юрий Сергеевич?

– А кто интересуется? – насторожился Юра.

– Это из регистратуры беспокоят. К сожалению, у нас печальная новость. – В голосе работника регистратуры прозвучало искреннее сочувствие. – Сегодня ночью ваш отец, Кутилин Сергей Михайлович, не приходя в сознание, скончался в реанимации.

Возникла длинная пауза.

– Я долго думал, что б ей такое сказать, – закончил Кутилин свою историю. – И ты знаешь, что я сказал? Я ей сказал: «Спасибо, тетя!» Нет, это же надо, а?! Не приходя в сознание! Да он в него пятьдесят три года не приходил!

Его сестра выросла и вышла замуж за гражданина Италии, владельца бензоколонки. Дважды она приезжала в Москву, так что я с ней более-менее был знаком. Что до Кутилина, то он гостил у нее каждое лето. Конечно, когда позволяли его финансовые возможности, ибо на деньги нового родственника Кутилину рассчитывать не приходилось.

– Итальянцы все жлобы! – говорил мой сосед. – Даже пресную воду за лиры продают!

Расставляя фигуры, я посмотрел на часы. Мой настенный «буре» в дубовом футляре показывал девять вечера.

– Пиво кончается, – доливая в свою кружку остатки «Балтики», сообщил Кутилин. – Кто пойдет?

– Проигравший, – отозвался я.

– Так ничья же! – возразил живописец.

– Ладно. Схожу Если позвонят – буду через пятнадцать минут. – Сняв с вешалки куртку, я направился к двери.

– Ну ты человек! – обрадовался Кутилин. – Хочешь, я пельмени сварю?!

– Валяй, – согласился я.

– Тогда еще пачку пельменей купи там… Лучше – «Купеческих»!

Выйдя на улицу, я сразу приметил бомжа, который стоял ко мне спиной и рылся в мусорном баке. Был теплый осенний вечер. Облетевшие тополя в нашем дворе темнели, будто пустые шандалы, украшенные у основания пирамидками оплывшего желтого воска. Бомж оглянулся и продолжил свое занятие. Я не спеша двинулся в его сторону. Что-то с этим бомжем было не так. Спина его была слишком напряжена, а прическа – чересчур ухожена. Между нами оставалось не более пяти шагов, когда он развернулся ко мне всем корпусом. Выстрел застал меня уже на асфальте. Дальнейшее происходило столь быстро, что киллер даже не успел опустить пистолет.

«Мастерство не пропьешь, – говорил наш инструктор по ушу. – Но главное все-таки реакция. Реакция – она от Бога!»

Сбитый подсечкой с ног, мнимый бомж рухнул у помойного бака. В следующее мгновение я уже сидел на нем верхом, а выходное отверстие глушителя его собственного оружия целилось ему в правый глаз.

– Кто?! – спросил я, переводя дыхание.

– Не знаю. – Киллер облизнул губы кончиком языка. – Сука буду.

«Не знает, – понял я. – Работает один. Скорее всего – через посредника. Значит, к Шиве это отношения не имеет. Шива бы команду прислал. Тогда кто?!»

– Сигаретку можно стрельнуть? – Киллер уже освоился. Видимо, решил, что коли его сразу не грохнули, то теперь и подавно не станут.

– Ты уже стрельнул. – Увидав выходящую из подъезда соседку, я сунул пистолет за пояс и встал на ноги. – В следующий раз моя будет очередь.

Кивнув, он прислонился спиной к мусорному баку. Соседка смерила нас подозрительным взглядом и засеменила прочь.

– Своих, что ль, нет? – спросил я, стараясь на всякий случай запомнить его в лицо.

– На работу не беру, – осклабился «стрелок». – Соблазна меньше.

Купив в ближайшем коммерческом ларьке восемь бутылок «Балтики», я вернулся домой.

– Марина звонила только что! – отбирая у меня пакет, доложил Кутилин. – Просила сейчас на остановке встретить. А пельмени?..

Стоя на остановке, я лихорадочно соображал, кому еще, кроме Шивы, понадобилась моя скоропостижная кончина. Да и с Шивой мы уже давно, спасибо Руслану, разрешили все недоразумения.

Этот инцидент произошел с полгода назад. В тот день я, как обычно, заступил на дежурство. Обязанности мои были простые: кого положено – впускать, кого не положено – заворачивать. Ну и, соответственно, при попытке ограбления давать вооруженный отпор вплоть до прибытия доблестной милиции. На моем веку подобных попыток не случалось. Не родился такой псих, чтобы в центре столицы грабить коммерческий банк, где еще неизвестно есть ли деньги. А если известно, то во всяком случае не мне. В общем, время шло к обеду, когда в хранилище спустился Витя Сорокин, рассыльный нашего банка, с конвертом, адресованным, по его выражению, «лично господину Угарову».

– Александр Иваныч, вам пакет! – сообщил юный «дипкурьер».

– Да ну?! – развеселился Журенко. – Саня! Это – от бабы!

Он отобрал конверт у Сорокина и обнюхал его, словно гончая собака, взявшая след:

– Духами пахнет! Чувствую запах армейской шинели номер пять!

– Велено лично в руки! – На робкий Витин протест я только махнул рукой.

– Кем велено?

Вместо ответа Витя пожал плечами. Единственным его достоинством была исполнительность.

– Ты понял?! – возбужденный Журенко отдал мне наконец послание с одним неизвестным.

– Да я его первый раз видел, – оправдывался Сорокин. – Мне сказали – я принес. А что? Что-нибудь не так?

– Свободен! – Журенко развернул его к лестнице и подтолкнул в спину.

Витя с достоинством, подобающим рассыльному нашего заведения, вышел из хранилища.

– Ты понял, да?! – наседал на меня Журенко. – Лично в руки! От бабы, как пить дать!

– Андрюш, ты б в кино, что ли, сходил, – предложил я ему, распечатывая конверт. – Выходной у тебя все-таки! Что ты здесь топчешься?! Ждешь, пока начальник охраны тебя попрет?!

– В кино – как в казино! – парировал Журенко. – Только шлюхи да проститутки! С культурными девчонками надо в музее знакомиться! А еще лучше – в театре!

Журенко был холост и любвеобилен. Женщины ему правились разные и всех возрастов, и они ему в основном тоже отвечали взаимностью. Тем не менее у Андрея была «хрустальная» мечта: познакомиться с культурной девушкой. То есть он был тем типом донжуана, который плутал по миру в поисках идеала. Донжуана, так сказать, байроновского толка. Культурная девушка, в представлении Журенко, должна быть начитанной, как я, и красивой, как Надежда Бабкина. Ни больше ни меньше. Иногда поиски идеала откладывались до ближайшей получки, и Андрей, вместо того чтобы провести выходной в тишине и уединении своей однокомнатной квартиры, тащился через весь город в «родной» банк. Сама мысль об уединении была ему ненавистна, и он готов был трепаться со мной хоть всю смену, если бы не инструкция, запрещавшая присутствие посторонних на территории хранилища. А вне дежурства Журенко формально считался посторонним.

– Что там?! – Андрей жадно заглянул в открытый конверт.

Упомянутое им казино вдруг оказалось неожиданно актуальным. Я вытряхнул на ладонь «золотую фишку».