Отлов слонов в Африке производится иначе, чем в Индии. Если в Индии, при участии огромного числа загонщиков — иногда до 2 тысяч, все стадо, включая и молодняк, окружается и затем загоняется в прочную изгородь — кедду, то в Африке кедду не строят и отлавливают лишь молодняк, пригодный для приручения. Отлов этих животных, в котором участвуют до 75 ловцов, проводится в январе — марте в радиусе до 20 километров вокруг станции, где обычно держится стадо слонов примерно в 250 голов. Сначала выслеживают стадо слонов и определяют его местонахождение, причём предварительную разведку стада производят иногда с самолёта. Затем охотники на специально обученных лошадях преследуют стадо, стараясь отделить молодых от взрослых. При этом бывает, что последние, защищая детёнышей, нападают на охотников, и тогда взрослых слонов приходится убивать.
Изолированным от стада слонятам набрасывают на заднюю ногу и голову петли и привязывают их к деревьям, а затем конвоируют при помощи слонов-«воспитателей» на станцию. Процесс обучения дикого слона занимает около восьми месяцев.
Однако слонов всё же нельзя считать настоящими домашними животными, так как в неволе они размножаются крайне редко.
В СССР впервые такой редкий случай произошёл в Московском зоопарке в августе 1948 года: слониха Молли родила слонёнка, которому дали кличку Москвич. Вес новорождённого был 100 килограммов. В августе 1952 года Молли родила второго сына, названного Каратом.
Интересно было в те годы наблюдать за жизнью слоновой семьи. Слонёнок, как свойственно всем детёнышам, отличался резвостью и игривостью. На просторной Слоновой горке зоопарка он любил гоняться за воробьями, слетавшимися к слонам в поисках съестного, любил бороться, сталкиваясь лбом в лоб со своим отцом — громадным Шанго. Подражая матери, детёныш то обмахивался ветками, то обдавал себя песком и водой, забранными в хобот. Когда слонёнок слишком шалил, отец или мать отталкивали его хоботом, дёргали за хвост.
Характеры слонов были различны. Сорокалетняя Молли относилась доверчиво и ласково к служителям слоновника; сорокапятилетний Шанго, наоборот, с возрастом становился всё более капризным, диким и даже опасным для окружающих, хотя к своей семье — Молли, Карату и Москвичу, был очень привязан и жил с ними в полном согласии. К сожалению, слониха Молли трагически погибла в 1953 году, застряв головой между железными балками слоновника при попытке прорваться к Карату, которому в соседнем помещении ветеринарные врачи делали хирургическую операцию. Москвич и Карат в настоящее время демонстрируются в других зверинцах Союза. Ископаемые хоботные животные — мамонты — не уступали по размерам азиатским слонам. Они жили в отдаленную, ледниковую эпоху. Бивни их были длиннее, чем у современных слонов, достигая 2–2,5 метров, тело покрыто длинной шерстью, служившей защитой от холода. В Сибири в прошлом находили и в настоящее время находят отдельные кости, части скелетов и очень редко почти целые туши мамонтов, сохранившиеся в течение тысячелетий в вечной мерзлоте почв Заполярья.
В России мамонтов начали изучать со времён Петра I, когда был издан специальный указ о доставке находимых в Сибири костей и бивней мамонтов в Петербургскую кунсткамеру. Исследованием мамонтов занимался, в частности, М. В. Ломоносов.
Находка более или менее целого трупа мамонта является исключительным событием, но такие случаи крайне редки. Так, например, за период с 1805 по 1900 год Петербургская Академия наук получила всего 30 извещений о находках мамонта. Однако ни одного из этих мамонтов не удалось ни добыть, ни доставить, так как по тогдашним условиям связи и транспорта посланные экспедиции прибывали к местам находки с таким запозданием, что обнажившийся из-под земли труп либо совсем исчезал, смытый бурным паводком, либо учёным доставались лишь ничтожные остатки скелетов, кожи и шерсти; мягкие части расхищались дикими зверями и иной раз местные охотники даже скармливали их собакам. Другое дело — находки бивней, зубов и костей. Их в Сибири находят довольно часто, и бивни мамонтов, так называемая мамонтовая кость, высоко ценящаяся на мировом рынке, ещё с середины XVIII века служила в Якутии предметом промысла. Имеются данные, указывающие, что в Якутске перед первой мировой войной продавалось в среднем до 1500 пудов мамонтовой кости ежегодно. Принимая средний вес бивней одного мамонта за 7–8 пудов, можно подсчитать, что указанное выше количество кости могло быть получено примерно от 200 мамонтов. За десятки лет промысла эта цифра, соответственно увеличенная, даёт представление о немалом числе мамонтов, населявших когда-то территорию Сибири.
Только в 1901 году удалось впервые доставить в музей Петербургской Академии наук сравнительно хорошо сохранившийся труп мамонта.
История этой находки такова. В 1900 году ламут Тарабыкин, охотившийся за оленями в 300 километрах от Среднеколымска, заметил торчавшую в подмытом обрыве реки Берёзовки (приток Колымы) голову мамонта. Охотник вырубил один бивень и привёз его в Среднеколымск, где рассказал о своей находке казаку Явловскому. Последний, сразу оценив важность находки, сообщил о ней в Иркутск, откуда немедленно пошло уведомление в Петербургскую Академию.
Экспедиция была организована с возможной быстротой и уже в 1901 году, возглавляемая зоологом О. Герцем, была на реке Берёзовке. Торчавшие из обрыва голова и передние ноги мамонта были целы, хотя звери всё же повредили часть хобота, а также кожу лба.
Когда с большими предосторожностями труп был освобождён от земли, то членов экспедиции прежде всего поразила поза мамонта, который как бы «сидел» на твёрдой глыбе. Кости верхней части туловища были повреждены, а кровеносные сосуды мышц переполнены кровью. В желудке оказалось много непереваренной пищи из различных трав и ветвей деревьев. Во рту был найден большой пучок непроглоченной травы. Кропотливое обследование как трупа, так и окружающей местности позволило восстановить вероятную картину гибели и естественного захоронения сибирского колосса. В один из осенних месяцев, что было установлено по степени зрелости найденных трав, мамонт шёл по высокому берегу реки Берёзовки, захватывая хоботом пучки травы и ветви деревьев. Неожиданно подмытый водой берег обвалился, и мамонт рухнул вниз, а когда стал подниматься, то новая тяжёлая глыба упала на спину животного и окончательно засыпала и задушила его, на что указывали переполненные кровью сосуды.
Труп мамонта был разрублен на части и в замороженном виде доставлен в Иркутск, а оттуда по железной дороге в вагоне-леднике — в Петербург. Здесь, в музее Академии наук, из него было искусно изготовлено чучело, причём сохранена сидячая поза, в которой он был найден. Скелет был смонтирован отдельно, а внутренности, мышцы и кровь помещены в сосуды с консервирующей жидкостью.
Берёзовский мамонт — единственный в мире по своей сохранности — представляет огромную научную ценность.
Берёзовский мамонт.
Второй по сохранности мамонт находится в Естественно-историческом музее в Париже, куда он попал из России. История этого мамонта такова. В 1908 году Академия наук послала геолога К. А. Волоссовича на реку Санга-Юрях, впадающую в Омуляхскую губу, где, по полученным с большим запозданием сведениям, был найден труп мамонта. Прибыв к месту находки, геолог застал лишь разбросанные части скелета с незначительными остатками мягких частей туловища. Во время сбора материала до Волоссовича дошли слухи о находке значительно лучше сохранившегося мамонта на острове Б. Ляховском. Геолог в целях экономии времени решил на свой риск и страх, без согласования с Академией, отправиться на этот остров, заняв для организации экспедиции денежные средства среди местного населения и надеясь, что этот долг будет своевременно возвращён Академией. Раскопки на Ляховском продолжались около двух лет. Хотя в общем найденный труп оказался худшей сохранности, чем берёзовский, но голова и спина были в хорошем состоянии. В Петербург мамонт был доставлен разрубленным на части и засоленным. Так как в Академии Волоссовичу по разным причинам долго не выплачивали денег, а кредиторы требовали возвращения долгов, то геолог обратился за помощью к графу Стенбок-Фермору, который немедленно уплатил долги, но мамонта передал не Академии, а Естественно-историческому музею в Париже, где он и был смонтирован.