Позже посещение царства мертвых и возвращение оттуда стали считать непременным деянием, отличительным знаком смертных людей, которым суждено обрести бессмертие, быть причисленным к лику богов. Таковы грек Пифагор, скифы Анахарсис и Салмоксис, египтянин Рамсес Великий, иудей Иисус. Данте добавил к ним римлянина Вергилия — "благочестивого язычника", якобы возвестившего в своей IV эклоге пришествие Христа.

Следует оговориться, что утверждение о том, будто греки знали все местности, фигурирующие в эпосе, требует серьезной проверки и подтверждения, так как поэмы могут в той или иной степени отражать уровень знаний эпохи своих составителей и правщиков — Аполлония (III в. до н. э.), Аристотеля (IV в. до н. э.), Зенодота (III в. до н. э.) и других. Но нельзя сбрасывать со счетов и того, что, хотя эпос об аргонавтах дошел до нас в сильно эллинизированном виде, его основа восходит к более ранним поколениям поэтов. С еще большей уверенностью можно сказать это о Гомеровых поэмах, которые не могли быть искажены до неузнаваемости уже в силу того, что их тексты считались собственностью государства.

Внимательный взгляд на поэмы и сопоставление их с официальным циклом греческих мифов обнаруживают удивительные вещи. Можно, к примеру, убедиться в том, что большинство персонажей эпоса при ближайшем рассмотрении оказываются родственниками (см. генеалогическую таблицу). Отец Одиссея Лаэрт не кто иной, как двоюродный брат Ясона. Эол, принявший живейшее участие в судьбе Одиссея, — его предок, а Пандора — супруга Эпиметея и мать Пирры, родоначальницы всех эллинов, эпонимом которых стал ее сын. Может быть, в приведенном фрагменте родословной богов и героев ключ к пониманию всех греческих сказаний. Ратоборческие подвиги Одиссея предстают совсем в ином свете, если известно, что, будучи в родстве с Дором, Ахеем и Ионом — эпонимами дорийцев, ахейцев и ионян, он не просто искал приключений под стенами Трои, а отстаивал свои кровные интересы.

Общность некоторых персонажей и топонимов обоих эпосов можно проследить и за пределами эпических сказаний. Посещение обеими экспедициями реки Эридан привязывает поэмы к циклу мифов о богах (Гелиос, Фаэтон); в родстве с Гелиосом состояли Кирка, Ээт, Медея и некоторые другие, а отсюда тянется нить к мифам о Дедале, Тесее, критским легендам; тот факт, что матерью Ясона была Полимеда, упрочивает связь "Аргонавтики" с "Илиадой" и традиционными эллинскими мифами: как ни странно, именно женщина Полимеда научила Геракла некоторым приемам борьбы; участие в походе аргонавтов Геракла, лапифа Полифема, Орфея и других не менее знаменитых героев, а также их родственные связи привязывают "Аргонавтику" чуть ли не ко всей греческой мифологии (в частности, к "Теогонии" Гесиода), а участие Менетия (отца Патрокла), Диоскуров (братьев Елены Прекрасной) и Лаэрта (отца Одиссея) — к Троянскому циклу.

Здесь чувствуется одна рука (неизвестно только, автора или поздних правщиков), одна идея. Но если это так, то "праэпос" мог быть создан только после Троянской войны, возможно в эпоху Гомера или Гесиода, а цель "Аргонавтики", действие которой происходит в довоенное время, — дать представление о родословной некоторых героев и рассказать об основных исторических, географических и подобных знаниях. Кроме того, "праэпос", как уже говорилось, связывает все три поэмы с основными мифологическими циклами (легенды о Фаэтоне и Дедале, Тесее и Миносе, Геракле и Прометее), органично вливает эпические сказания в систему греческих мифов. "Гомеровские поэмы созданы на основе древнейших эпических сказаний, нам уже мало известных или неизвестных вовсе, которые вошли в повествование намеком, фразой или незначительным фрагментом", — совершенно справедливо размышляет И. В. Шталь (110, с. 3). О догомеровском эпосе упоминает и М. Римшнейдер, датируя время жизни поэта позднее 700 г. до н. э. (100, с. 4, 52).

В пользу того, что "Аргонавтика", "Илиада" и "Одиссея", а может быть, и "Теогония" — осколки одного великого и широко популярного эпоса, может свидетельствовать и приведенное упоминание Гомера о "песни, в то время везде до небес возносимой" (что это за песнь?), из которой он черпал сюжеты своих поэм, и существование во времена Одиссея рапсода-кифареда Фемия и его фракийского коллеги Фамира[3] (о чем они пели?), о которых тоже поведал Гомер — поведал так, словно имена этих рапсодов прекрасно известны слушателям и не нуждаются в пояснениях. Не исключено, что это были реальные сказители, такие, как, например, поэт Палефат, который жил до Гомера. Возможно, что этот Палефат и эпик-мифотворец, написавший поэму "Троянская война", сохранившуюся в незначительных фрагментах, — одно и то же лицо. До сих пор ничего достоверного не известно и об Орфее, Мусее, Лине, в существовании которых греки нисколько не сомневались, и о многих других, в том числе и о Гомере.

Беотийца Гесиода (самая распространенная версия гласит, что он был крестьянином из Аскры), земляка Ясона и муз, считают иногда современником Гомера. Говорят, что они были соперниками и состязались на Эвбее и в Халкиде. Случается, их обоих называют современниками Архилоха и Тиртея, живших в VII в. до н. э. Иногда их вообще не считают современниками. Историк времени Тиберия Веллей Патеркул писал в своей "Римской истории", что этих двух поэтов разделяет промежуток около 120 лет. Это возможно только в том случае, если принять самую позднюю дату жизни Слепца — VIII в. до н. э. Если высказанная выше догадка о тождестве Гомеровых киммерийцев с Геродотовыми тирсенами и этрусками верна, то временем жизни Гомера мог быть именно VIII в. до н. э. или даже позже, так как переселение лидийцев в Италию имело место между X и VIII вв. до н. э. В таком случае по крайней мере "Одиссея" не могла быть написана раньше этого времени. Гесиодова "Теогония" — первая известная нам попытка систематизировать и в какой-то мере осмыслить греческие мифы, построить единый стройный пантеон. Но была ли она первой? Ведь если верить тем же мифам, греческая письменность возникла задолго до похода аргонавтов — когда в Грецию прибыл финикиец Кадм. Он обосновался как раз в Беотии, там, где была потом написана "Теогония", первый известный нам греческий литературный памятник с бесспорным авторством.

Появление Кадма совпадает с возникновением на Крите линейного письма Б. С X в. до н. э. известна и собственно греческая письменность, развившаяся из финикийского алфавита. Но можем ли мы утверждать, что до этого Греция не имела письменности, хотя бы наподобие критской? "Нам она неизвестна" — так обычно говорят ученые. Трудно поверить, что за несколько сот лет до Гесиода греки не удосужились записать свою, пусть сказочную историю. Но ведь записать можно только то, что уже создано, передается из уст в уста, стало устоявшейся традицией. Чем же пользовался Гесиод? Случайной молвой или вполне конкретным "праэпосом"? Почему "Теогония" и Гомеровы поэмы не только ни в чем не противоречат, но и дополняют друг друга, словно опираются на некий общий канон? Почему греческая государственная система мифов сохранила свою стройность и логическую ясность на протяжении веков, а все разночтения и варианты — либо следствие незначительных изустных искажений, либо бытуют в какой-нибудь определенной местности (племенные мифы), либо являются плодом творчества писателей и логографов? Пример тому — "Одиссеевский вопрос".

Сенека перечислил в "Письмах к Луцилию" проблемы, решать которые, по его мнению, совершенно бессмысленно: "сколько гребцов было у Одиссея; что написано раньше, "Илиада" или "Одиссея" и одним ли писателем: кто старше, Гомер или Гесиод; где скитался Одиссей, между Италией и Сицилией или за пределами известной ойкумены. Такими пустыми вопросами раньше занимались греки, но теперь увлекаются и римляне…" (94, с. 106). Прошли века, но названные философом проблемы по- прежнему волнуют умы исследователей и давно уже не называются "пустыми". Некоторые из них мы попытались осветить на предыдущих страницах, но и это не ответы, а лишь гипотезы, отражающие точку зрения их автора. Окончательный ответ предстоит дать археологам, лингвистам, историкам — представителям огромной армии науки, занимающимся древнейшим прошлым человечества.