Дэвид был десятилетним постоянным героем серии романов, который сделал Менли известным детским писателем.

— Я знаю, Менли, что прошу об одолжении, но ты вносишь особый дух в историческую обстановку, который так необходим мне в этой статье, — попросила редактор.

Через пятнадцать минут Менли положила трубку, согласившись написать статью о Кейп-Коде для «Тревел Таймс».

— Вот, Ханна, — произнесла она, поглаживая по спинке ребенка, — ведь это Джейн создала мне успех десять лет назад. Верно? Так что это самое малое, что я могу для нее сделать.

Но Ханна умиротворенно спала у нее на плече. Менли подошла к окну. Из квартиры на двадцать восьмом этаже дома на Ист-Энд Авеню открывался ошеломляющий вид на Ист-Ривер и мосты, перекинутые через нее. Переезд обратно в Манхеттен из Рея после потери Бобби спас ее психику. Но будет хорошо уехать на август. После первого ужасного приступа страха ее врач-гинеколог посоветовала обратиться к психиатру.

— У вас так называемый отдаленный посттравматический стрессовый синдром, который часто встречается после страшных аварий. Но существует лечение и оно должно вам помочь.

Она еженедельно посещала психиатра доктора Кауфман и та от всей души поддержала идею об отпуске.

— Уверена, что отдых хорошо подействует на вас, — сказала она. — Почти два года после смерти Бобби вы отказывали себе во всем. Теперь у вас Ханна. Вы окончательно справились с собой. Воспользуйтесь этим отпуском. Уезжайте. Наслаждайтесь жизнью. Принимайте лекарство. И, конечно, обращайтесь ко мне в любое время, если понадобится. Если все будет в порядке, увидимся в сентябре.

Мы будем наслаждаться жизнью, подумала Менли. Она отнесла спящего ребенка в детскую, быстро перепеленала и уложила в кроватку.

— Теперь будь лапочкой и хорошенько поспи, — прошептала она, глядя в кроватку.

Плечи и шея затекли, она вытянула руки и покрутила головой. Каштановые волосы, цвет которых Адам сравнивал с цветом кленового сиропа, рассыпались по воротнику ее трикотажного костюма. Сколько она себя помнила, Менли всегда хотелось подрасти повыше. Но в тридцать один год она примирилась со своим ростом в пять футов четыре дюйма. По крайней мере, я могу быть сильной, утешала она себя, и ее крепкое гибкое тело свидетельствовало о ежедневных посещениях спортивного зала на втором этаже здания. Прежде чем выключить свет, она пристально посмотрела на дочку. Чудо, просто чудо. Старший брат Менли, с которым она росла, превратил ее в сорванца. В результате она с презрением относилась к куклам, предпочитая носиться с мальчишками на футбольном поле. Ей всегда было хорошо с мальчишками. Подростком она стала любимой наперсницей и желанной няней для своих двух племянников. Хотя ничто не готовило ее к материнству, Менли почувствовала всепоглощающую любовь к Бобби, а теперь к этой прекрасно сложенной круглолицей, порой капризной, девчушке. Телефон зазвонил, когда она вошла в гостиную. Пари, что это Адам и он пытался дозвониться, пока я говорила с Джейн, подумала она, бросаясь к телефону. Это был Адам.

— Привет, любимый, — радостно сказала Менли. — Нашел дом?

Он как будто не слышал вопроса.

— Привет, дорогая. Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?

Менли немного помолчала. Она понимала, что не может винить его за беспокойство, но все-таки не смогла удержаться, чтобы ни съязвить.

— Со мной все хорошо, но, по правде, я не заходила к Ханне с самого утра, с тех пор, как ты уехал, — промурлыкала она. — Подожди минутку, я пойду посмотрю.

— Менли!

— Извини, — произнесла она, — но, Адам, это из-за твоей манеры задавать вопросы — будто ты ожидаешь услышать что-то плохое.

— Mea culpa,[3] — покаялся он. — Я просто так сильно люблю вас обеих. Мне хочется, чтобы все было в ажуре. Я с Элейн. Мы нашли потрясающее место. Почти трехсотлетний капитанский дом на острове Моррис в Чэтхэме. Расположение великолепное, обрыв над океаном. Ты будешь в восторге. У него даже есть имя, Ремембер-Хаус. Я тебе все о нем расскажу, когда приеду домой. Отправлюсь после обеда.

— Это пятичасовая поездка, — запротестовала Менли, — а ты уже проделал ее сегодня. Почему бы тебе не остаться и не стартовать рано утром?

— Мне безразлично, во сколько я приеду. Я хочу быть с тобой и Ханной сегодня. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — горячо откликнулась Менли. После того, как они попрощались, она положила трубку и прошептала: — Я только надеюсь, что настоящая причина твоего стремления домой не в том, что ты боишься доверить ребенка мне одной.

Генри Спрэгью держал жену за руку, когда они гуляли вдоль пляжа. Предзакатное солнце то скрывалось за облаками, то выглядывало вновь, и он был доволен, что надел на голову Фоби теплый шарф. Генри размышлял над тем, как приближающийся вечер меняет берег. Без отдыхающих песчаные дюны и прохладные океанские воды казались вернувшимися к первозданной гармонии.

Он наблюдал, как чайки прыгают у края волн. Ракушки нежных оттенков серого, розового и белого кучками лежали на влажном песке. Его взгляд упал на обломки, покачивающиеся на воде. Вот так когда-то он нашел спасательный круг с «Андреа Дория», который вынесло на берег.

Это время дня они с Фоби любили больше всего. На этом пляже четыре года назад Генри впервые заметил у нее признаки потери памяти. Теперь, с тяжелым сердцем, он понимал, что больше не сможет оставить ее дома. Лечение проводилось и иногда казалось, что есть сильное улучшение, но недавно она несколько раз ускользала из дома, стоило ему отвернуться. Только вчера в сумерках он обнаружил ее на этом пляже, по грудь в воде. В тот момент, когда он бежал к ней, ее сбила с ног волна. Полностью растерявшаяся, она была на волосок от гибели.

У нас было сорок шесть прекрасных лет, утешал он себя. Я смогу навещать ее каждый день. Так будет лучше. Он понимал, что так надо, но все равно было очень тяжело. Жена устало плелась рядом с ним, тихая, погруженная в свой собственный мир. Доктор Фоби Каммингс Спрэгью, почетный профессор истории Гарварда, которая больше не помнила, как завязать шарф или завтракала ли она только что.

Он понял куда они зашли и посмотрел наверх. На горизонте над дюнами на высоком берегу вырисовывался силуэт дома. Этот дом всегда напоминал ему орла, сидящего высоко на скале, отчужденного и наблюдающего.

— Фоби, — позвал он.

Она обернулась и хмуро посмотрела на мужа. Этот хмурый взгляд стал привычным. Он появился, когда она все еще отчаянно пыталась скрыть потерю памяти.

Генри указал на дом над ними.

— Я говорил тебе, что Адам Николс снял его на август? Он приедет с женой Менли и маленькой дочкой. Скоро я приглашу их к нам. Тебе всегда нравился Адам.

Адам Николс. На мгновение мгла, поглотившая рассудок Фоби и заставляющая ее ощупью пробираться к пониманию окружающего мира, рассеялась. Дом, подумала она. Его настоящее имя Никквенум.

Никквенум, торжественное индейское слово, означающее «Я иду домой». Я все хожу вокруг, сказала себе Фоби. Я была в доме. Кто-то, кого я знаю — кто это был? — делал там что-то странное… Жена Адама не должна жить там… Темный туман опять затопил сознание. Она посмотрела на мужа.

— Адам Николс? — медленно прошептала она. — Кто это?

Уже была полночь, а Скотт Ковей еще не ложился спать. Он все еще не спал, когда длинные тени от посветлевшего окна протянулись по комнате. После этого он провалился в тяжелую дрему и проснулся с ощущением давления во лбу, предвещающим головную боль.

Поеживаясь, он натянул одеяло. Ночью резко похолодало, но он знал, что это временно. К полудню на Кейпе будет прекрасный день, солнечный, по-летнему жаркий, смягчаемый наполненными солью океанскими бризами. Но сейчас еще прохладно и, если бы здесь была Вивиан, он бы закрыл окна, перед тем как ей встать.