Третья среда августа, подумала Менли. Сегодня тоже третья среда августа. И Эндрью смотрел, как она страдала. Как он мог?

В замечании рукой Фоби было написано: «Капитан Фримен отплыл той же ночью, взяв с собой шестинедельное дитя и индейскую рабыню в качестве кормилицы».

Он оставил ее в таком состоянии и забрал ребенка. Менли посмотрела на свой рисунок Эндрью Фримена. Надеюсь, что в тот день ты не выглядел таким сильным и уверенным, подумала она. Схватив рисунок, она достала черный карандаш и быстрыми уверенными штрихами изменила уверенное выражение лица капитана.

Менли хотела придать ему жестокость, но как ни старалась, у нее получилось лицо человека, страдающего от большого горя.

Может быть, у тебя сохранилась совесть, чтобы пожалеть о том, как ты поступил с ней, подумала она.

Эми принесла Ханну в дом, чтобы дать ей бутылочку сока. Держа ребенка на руках, она в неуверенности стояла в общей комнате. Из передних комнат доносились тихие рыдания. Вот что вчера слышала Керри, решила она. Может быть, миссис Николс вернулась раньше, чем мы заметили?

Миссис Николс держится молодцом на людях, но она действительно подавлена, думала Эми, решая, следует ли рассказать об этом мистеру Николсу.

Потом она снова прислушалась. Нет, это плачет не миссис Николс. Поднялся такой же ветер, как вчера, и производит рыдающие звуки, которые эхом повторяются в камине. Опять ты не права, Керри, улыбнулась Эми.

В воскресенье утром Адам настоял, чтобы они поехали позавтракать после церковной службы.

— Мы вчера оба работали допоздна, что не входило в наши намерения, а мне придется провести не меньше часа со Скоттом Ковеем днем.

Менли не смогла отказаться, хотя предпочла бы поработать. Из записей Фоби Спрэгью она узнала обстоятельства смерти Мегитабель.

Капитан Эндрью Фримен отсутствовал уже два года, забрав с собой новорожденную дочь. Мегитабель продолжала ждать его на вдовьей дорожке Никквенума, как тогда называли дом.

Увидев паруса его судна, она поспешила к гавани, чтобы встретить его там.

«Плачевное зрелище», согласно письму, написанному членом городской управы Джонатаном Виксом.

Явно страдая, она преклонила перед ним колени и умоляла о своем ребенке. Муж ответил, что ее дочь никогда не увидит недостойную мать, и приказал прогнать ее из своего дома. Но ее болезнь и истощение были замечены всеми присутствующими и ее отнесли в дом, где в ту же ночь проводили к небесному отцу. Рассказывалось, что капитан Фримен был возле нее, когда она умирала, и ее последние слова были: «Эндрью, здесь я ожидала свое дитя и здесь, жестоко оклеветанная, я умираю безгрешной».

Менли обсуждала прочитанное с Адамом, завтракая в «Красном фазане» в Деннисе.

— Мой отец любил это место, — говорил Адам, оглядываясь. — Как плохо, что его нет с нами. Он бы здорово помог тебе. Отец знал историю Кейпа вдоль и поперек.

— И Богу известно, что Фоби Спрэгью тоже знала ее, — сказала Менли. — Адам, как ты думаешь, если позвонить Спрэгью и узнать, могли бы мы с Ханной навестить их, пока ты будешь со Скоттом?

Адам заколебался.

— Фоби иногда говорит безумные вещи.

— Не всегда.

Он позвонил и вернулся довольный.

— У Фоби сегодня очень хороший день. Генри сказал, чтобы вы приезжали прямо сейчас.

Еще восемнадцать дней, подумал Генри, наблюдая, как Фоби играет в ладушки с Ханной, сидящей на коленях у Менли. Он страшился того дня, когда проснется утром один, без Фоби.

Сегодня она лучше ходит. Уменьшилось шарканье в ее походке. Он понимал, что это не надолго. Все реже и реже бывали моменты прояснения сознания, но, слава Богу, кошмары прекратились. Последние ночи она спала хорошо.

— Моя внучка тоже любит играть в ладушки, — сказала Фоби Ханне. — Она примерно твоего возраста.

Лоре сейчас пятнадцать. Как говорил доктор, последней уходит долговременная память. Генри был благодарен за понимающий взгляд, брошенный ему женой Адама. Какая красивая девушка эта Менли, подумал он. За эти недели ее волосы выгорели, кожа покрылась легким загаром, что подчеркивало синеву глаз. У нее приятная улыбка, но сегодня он заметил в ней перемену, какой-то налет грусти, чего раньше не было.

Потом, прислушиваясь к ее разговору с Фоби, он подумал, что исследования о Ремембер-Хаус могли огорчить ее. Конечно, это была трагедия.

— Я нашла описание смерти Мегитабель, — говорила она Фоби. — Мне кажется, что когда она узнала, что Эндрью не привезет ребенка, она просто сломалась.

Фоби что-то хотела. Это имеет отношение к Мегитабель и это же должно случиться с женой Адама. Ее притащат в то мрачное место, где Эндрью Фримен оставил тлеть Тобиаса Найта, а потом утопят. Если бы только Фоби могла это объяснить. Если бы только лица и голоса людей, собирающихся погубить жену Адама, не были неясными тенями. Как могла бы она предостеречь ее?

— Уезжайте! — закричала она, толкая Менли с ребенком. — Уезжайте!

— Родители Вивиан будут сильными, эмоциональными свидетелями, — предупредил Адам Скотта. — Они обрисуют вас как охотника за приданым, которого посещала вульгарная подружка за неделю до свадьбы, и который, после убийства их дочери, сорвал изумрудное кольцо с ее пальца, не совладав со своей жадностью.

У Скотта Ковея были заметно напряжены нервы перед приближающимся слушанием. Они сидели напротив друг друга за обеденным столом, записи Адама разложены на столе между ними.

— Я могу только говорить правду, — тихо произнес Скотт.

— Играет значение, как вы будете говорить. Вы должны убедить судью, что вы такая же жертва шторма, как и Вивиан. У меня есть хороший свидетель — человек, который чуть не потерял своего внука, когда заливало их лодку. Он бы потерял его, если бы не успел схватить ребенка за ступню, когда его сносило за борт.

— Обвинили бы его в убийстве ребенка, если бы он не успел поймать его? — горько спросил Скотт.

— Именно эту мысль мы хотим внедрить в сознание судьи.

Уезжая через час, Адам сказал:

— Никто не может предсказать результат слушания. Но у нас хорошая подготовка. Только помните, не следует терять спокойствия и критиковать родителей Вивиан. Принимайте, что, да, они скорбящие родители, а вы скорбящий муж. Держите в уме «муж», когда они попытаются представить вас как аморального типа.

Адам удивился, обнаружив Менли с Ханной, ожидающими его в машине.

— Боюсь, я расстроила Фоби, — сказала ему Менли. — Мне не следовало упоминать Мегитабель. Почему-то она страшно разволновалась.

— Этим приступам нет объяснений, — утешил ее Адам.

— Не знаю. Мои не возникают без причины, правда?

— Это не то же самое.

Адам вставил ключ в зажигание.

«Мамочка, мамочка». Как радостно это слышать. Той ночью, когда ей показалось, что Бобби зовет ее. Видела ли она во сне, как он произносит эти слова в тот день в Ист-Хэмптоне? Не перешло ли счастливое воспоминание в приступ?

— Когда ты опять поедешь в Нью-Йорк? — спросила она.

— Мы узнаем решение судьи или поздно вечером завтра или во вторник. Я поеду в ночь на вторник и останусь до утра четверга. Но клянусь, что с работой в этом месяце будет покончено, Менли.

— Я хочу, чтобы ты привез видео с Бобби в Ист-Хэмптоне.

— Я говорил тебе, что привезу, дорогая.

Отъезжая от обочины, он пытался понять причину ее настойчивости.

В воскресенье вечером Фред Хендин повел Тину обедать. Она сказала, что у нее болит голова, когда он позвонил ей утром, но согласилась, что рыба с чипсами и пара стаканов вина у Кленси поднимут настроение.

Они взяли джин с тоником в баре и Фред удивился, какой веселой и оживленной была Тина. Она знала бармена и некоторых завсегдатаев и шутила с ними.