Во второй половине дня 27 июня командный пункт армии развернулся в Бобруйске. Здесь хозяйничал генерал С. И. Поветкин, имевший в своем распоряжении корпусные части, некоторые подразделения 121-й стрелковой дивизии, автотракторное училище и дорожно-эксплуатационный полк.
Трудно было надеяться на удержание Бобруйска такими незначительными силами, и Поветкин строил оборону по восточному берегу реки Березины, за городом. На западной же окраине города было выставлено лишь охранение.
В Бобруйске к нам присоединился командующий артиллерией армии генерал М. П. Дмитриев. Воина застала его в Москве. Он выехал оттуда в ночь на 23 июня и все это время мыкался в поисках управления армии, перебираясь из одного пункта в другой то по железной дороге, то на автомашинах, то на подводах. Дмитриев немедленно включился в работу по организации обороны. Огромную роль его в подготовке артиллерийских позиций и обеспечении войск боеприпасами трудно переоценить.
Здесь же я впервые наткнулся на след своей семьи. Незадолго до моего приезда в Бобруйск Шлыков встретил ее в числе других семей начсостава армейского управления, переходивших на восточный берег Березины. Тут же оказались и родные Федора Ивановича.
- Из Слуцка их довезли сюда на попутных машинах, - рассказывал Шлыков. Вашу тещу удалось пристроить на грузовик, следовавший дальше - на Могилев. А жена и дочь остались вместе с моими и семьей Рожкова. Собрали мы им сколько могли денег и отправили в Гомель. Оттуда моя жена поедет на родину - в Краснодар, а ваша решила держать путь к брату в Тамбов...
С наступлением темноты командир охраняющего подразделения донес, что у западной окраины Бобруйска появились немецкие танки. Перед командованием армии встал вопрос о взрыве моста через Березину.
- Это надо сделать немедленно, - настаивал я, - иначе может получиться, как на Птичи. Из-за недостатка тола мост минирован примитивно, и в критический момент мгновенного взрыва может не произойти.
- Наше несчастье усугубляется тем, что у Поветкина почти нет артиллерии для борьбы с танками, - поддержал меня генерал Дмитриев. - Он располагает только орудиями крупных калибров - от ста пятидесяти двух миллиметров и выше.
- Партийные и советские органы Бобруйска в основном эвакуировались, наиболее ценное имущество из города вывезено, - добавил от себя Шлыков.
- Все это так, но как же будут переправляться без моста части и подразделения, оставшиеся на том берегу? - заколебался командарм.
- У нас имеется паромная переправа и много лодок, - ответил полковник Прошляков.
- Бобруйский мост через Березину - очень важное и дорогое сооружение. К тому же он имеет оперативное значение, - не сдавался Коробков. - Надо было бы на взрыв его получить санкцию командующего фронтом.
На минуту воцарилось тяжелое молчание, которое нарушил сам Коробков.
- Так как связи со штабом фронта нет, а угроза захвата моста противником нарастает, я разрешаю взрыв, - объявил он.
И армейский инженер полковник Прошляков на наших глазах осуществил этот взрыв. Больно было смотреть, как рухнул мост. Не знаю, как остальные, а я испытывал такое чувство, будто похоронил дорогого человека... А к этому еще примешивался стыд. Нас обжигали укоризненные взгляды местных жителей...
Вскоре после взрыва моста нам удалось наконец установить проволочную связь со штабом фронта. Доложив обстановку, командарм получил оттуда следующие указания:
"Обороной на роке Березине как можно дольше задержать противника. Выдвигаемые к Днепру свежие войска еще не полностью сосредоточились и не подготовили оборону. Остатки механизированного корпуса вывести за Днепр в район Довска и оттуда направить в Смоленск на переформирование. Части 28-го стрелкового корпуса и 55-ю стрелковую дивизию отвести восточнее Довска и немедленно приступить к доукомплектованию. Части тыла 121-й и 113-й стрелковых дивизий, оставшиеся в Бобруйске и Гомеле, сосредоточить в районе Гомеля. В кратчайший срок развернуть за этими номерами новые дивизии. Личный состав, боевую технику и имущество получить по нарядам штаба фронта".
Под конец Коробкову было приказано прибыть на следующий день к командующему фронтом для личного доклада о состоянии армии.
Командарм собрал у себя почти весь руководящий состав управления армии.
- Давайте обсудим, что же я должен завтра докладывать, - предложил он.
Итоги обсуждения были далеко не утешительные. В центре армейской полосы противнику удалось прорваться вдоль Варшавского шоссе к Березине, проткнуть нашу оборону на узком участке своеобразным танковым шилом. На правом фланге 121, 143 и 155-я дивизии оставили Барановичи. Механизированный корпус генерала Никитина, развернувшийся между Минском и Слуцком, в бой еще не вступил. Сводный отряд нашего механизированного корпуса под командованием полковника Тутаринова и 55-я стрелковая дивизия сдерживают в течение дня две танковые дивизии противника на рубеже Омговичи - Калита - Уречье. 6-я стрелковая дивизия продолжает обороняться на участке между Кобрином и Пинском против немецкой кавалерийской дивизии и частей 12-го армейского корпуса. 75-я стрелковая дивизия в районе Малорты по-прежнему ведет бой с дивизиями 53-го армейского корпуса немцев.
Единодушно решили просить командующего фронтом выдвинуть сюда, к Бобруйску, хотя бы одну стрелковую дивизию.
- С помощью этой дивизии генерал Поветкин сможет задержать противника на Березине в течение пяти-семи дней, - уверял Шлыков. - А за это время мы успели бы пополнить и вооружить все части корпусов Попова и Оборина, а также дивизию Тер-Гаспаряна.
- Что вы меня убеждаете? - вспылил вдруг Коробков. - Вот завтра поедете со мной вместе докладывать Военному совету фронта, там и приведете свои соображения. А сейчас пойдемте ко мне в машину, обсудим еще некоторые детали нашего завтрашнего доклада...
Так закончился для нас седьмой день войны.
4. Отступление за Днепр
Оборонительные бои в районе Бобруйска, на подступах к Минску и в Полесье. - Развертывание новой армии. - К Днепру. - Во втором эшелоне фронта
К середине дня 28 июня противник сбил наше слабое охранение под Бобруйском, захватил город и вышел к Березине. Командарм вызвал меня и приказал немедленно ехать к командующему фронтом.
- Я заболел, - пояснил он. - А член Военного совета не решается ехать без меня. В штабе фронта вы - свой человек, а значит, и доложить там сумеете лучше.
И я поехал...
Когда за поворотом дороги скрылся командный пункт, мне показалось, что война осталась где-то далеко-далеко. Стрельбы не слышно, так как вражеские танки, прорвавшиеся к Березине, затаились в тот день и ничем себя не проявляли. Ни наших, ни немецких самолетов в воздухе не было. Лишь изредка нам приходилось обгонять такие же, как наша, одиночные военные автомашины, преимущественно грузовики.
Погода стояла жаркая. Обочины шоссе сильно пылили.
На опушке одной рощи шофер остановил машину - перегрелся мотор. Я шагнул из кабины в густую высокую траву, щедро пересыпанную цветами. И до сих пор помню, как поразили меня тогда, что природа осталась такой же, как в мирные дни...
Под Могилевом встретили два броневика и легковой автомобиль, именовавшийся в просторечии "эмкой". Мелькнула мысль: "Уж не командующий ли фронтом едет?" Действительно, это был генерал Павлов. Он осматривал позиции в районе Могилева. Меня поразили происшедшие в нем изменения. Это был уже совсем не тот самоуверенный человек, каким я привык его видеть. Павлов как-то осунулся, сгорбился. Голос стал тихим, в глазах светилась тревога. Чувствовалось, что теперь ему самому стало ясно, насколько непосильно для него командование фронтом, да еще в такой сложной обстановке.
Доложив по карге обстановку, я передал Павлову просьбу командарма выдвинуть к Бобруйску дивизию или бригаду.
- Я вам подчиню механизированный корпус Никитина и воздушно-десантный корпус Жадова, - ответил Павлов. - Этим корпусам уже отдан приказ - частью сил нанести удар на Слуцк по тылам противника, прорвавшегося к Бобруйску. Для взаимодействия с ними надо вам завтра с утра перебросить через Березину сильный отряд и отбить Бобруйск у противника. Я крайне недоволен, что вы так легко сдали город.