За линией фронта, ошеломленные неожиданным появлением в ненастную погоду летящих с пронзительным воем на низкой высоте самолетов, фашисты шарахались в стороны, падали, прижимаясь к земле. Вражеские зенитки не успевали открыть прицельный огонь — трассы их снарядов проносились уже за хвостами самолетов.

Над аэродромом первой появилась тройка истребителей. Перестроившись в правый пеленг, Зимин со своей группой сначала ударил по дежурным самолетам, чтобы не дать им возможности подняться в воздух. Стоящий на краю взлетной полосы Ме-109 загорелся. Второй «мессершмитт» сделал попытку взлететь, но, сраженный пушечным огнем, на разбеге скапотировал и загородил взлетно-посадочную полосу.

В это время над аэродромом появились штурмовики. С первого захода они накрыли стоянки бомбардировщиков: серии бомб легли точно на расставленные рядами «юнкерсы» и «хейнкели», которых насчитывалось более полутора сотен. Крылом к крылу они стояли на рулежных дорожках, по обочинам взлетных полос. Очевидно, машины готовили к вылету и потому не рассредоточили но сильно размокшему грунту летного поля.

Гитлеровцы явно не рассчитывали на нападение с воздуха и аэродром не обеспечили достаточными силами прикрытия. Открыла огонь одна лишь батарея малой зенитной артиллерии. Видавший виды Остапов сначала решил пренебречь огнем зениток, чтобы не отвлекать самолеты ох основной задачи. Но вот осколки рвущихся в воздухе снарядов застучали по плоскостям и фюзеляжу, и командир группы условленным сигналом приказал лейтенанту П. И. Михайлову подавить огонь зенитных орудий — атаковать батарею.

Все больше вражеских машин превращалось в развалины. Сильный порывистый ветер стлал по аэродрому бушующее пламя, оно перебрасывалось на другие, стоящие рядом машины, рвались подвешенные на пылающих самолетах бомбы. И в этом аду, в стремительности и азарте атак никто не заметил, как в воздух поднялся один Ме-109. Фашист, видимо, был опытный летчик, коль один отважился выступить против наших истребителей. Но спесь с него сбили быстро капитан Зимин и младший лейтенант Котов. Атакованный ими «мессер» упал в километре от границы летного поля.

Старательно тем временем обрабатывал зенитную батарею лейтенант Михайлов. Вычерчивая в воздухе восьмерки, то и дело меняя направление, он снова и снова нападал на орудийные расчеты, выводя их из строя. А штурмовики над морем огня и дыма выбирали недобитые цели, вместе с ними работали по земле и истребители...

Внушительная это была победа! Скажут, повезло. Нет. В подготовку боевого вылета немало труда вложили многие специалисты. По строгому счету отбирали участников штурмовки в управлении дивизии. Перед вылетом мы провели митинг. В темноте, накоротке он еще больше настроил летчиков на победу. Сыграли свою роль и некоторые объективные обстоятельства: попутный ветер, нелетная, как казалось немцам, погода, внезапность удара. Но мы в своих расчетах и это учитывали. Словом, никакой случайности в успехе не было — такая победа могла быть только естественной, закономерной.

Войсковая разведка на следующий день доложила, что в результате налета на вражеский аэродром 11 октября 1941 года уничтожено и выведено из строя 78 самолетов, повреждено много другой техники противника, убито и ранено до полутора десятков гитлеровцев.

Немало боев с победным исходом вписала в свою историю 6-я резервная авиагруппа, немало понесла и потерь. Теснимые врагом, наши полки то и дело меняли места базирования. Управление группы разворачивалось то в Черни, то в Плавске, то в Теплом, то в Сталиногорске Тульской области.

В первые дни октября авиагруппа бомбила механизированные войска оккупантов в районе Орла, возле города Кромы, прикрывала с воздуха 1-й гвардейский стрелковый корпус генерала Лелюшенко. С 9 по 25 октября мы уничтожали боевую технику и живую силу противника в районе Мценска, Нарышкино, продолжали штурмовать цели в районе Орла, вели воздушную разведку в интересах фронта и Ставки. В конце месяца полки авиагруппы помогали наземным войскам отражать атаки противника уже на подступах к Туле. Донесения с результатами наблюдений за передвижением наступающих частей врага, материалы фотосъемок немедленно отправляли в Москву самолетами связи, а в экстренных случаях и на боевых машинах.

Непосредственно контролирующий работу нашей авиагруппы генерал П. Ф. Жигарев вскоре убыл — его заменил полковник Щ. К сожалению, вместо помощи в решении оперативных задач, порой самых трудных, со многими неизвестными, продиктованными быстро меняющейся фронтовой обстановкой, мы стали получать от прибывшего бесконечные «ЦУ» (ценные указания). По каждому поводу следовало идти к нему и испрашивать согласия.

Когда обстановка потребовала срочного перевода штаба и политотдела группы из поселка Теплое на станцию Волово, ближе к полкам, полковник воспротивился.

— Перебазироваться не разрешаю, — хмуря брови, ответил он, когда мы с генералом Демидовым обстоятельно разъяснили ему необходимость переброски управления непосредственно в зону боевых действий группы. — Не разрешаю, потому что не вижу в этом необходимости: управлять полками можно и отсюда.

Пришлось остаться в Теплом, удаленном на 50–70 километров от частей. Тогда мы оказались в крайне затруднительном положении. Резко ухудшилось управление всей боевой и партийно-политической работой. Единственная нитка проводной связи с «морзянками» на концах, соединяющая штаб группы с аэродромами, часто рвалась, а если и действовала, то не более трех-четырех часов в сутки. Связисты не успевали за это время пропустить через провод даже самую оперативную информацию, распоряжения и приказания. Вылеты связных самолетов систематически срывались из-за нелетной погоды, да и сам полет занимал немало времени и исключал всякую оперативность связи.

Мы с Демидовым пытались доказывать представителю пагубность такого отрыва, но тщетно — он стоял на своем. Мы обратились к вышестоящим товарищам. Одновременно я выехал вместе с политотделом в Волово, туда же следом перевел и редакцию многотиражки. Через два дня командир авиагруппы прислал на новое место часть работников штаба, других служб во главе со своим заместителем подполковником Кулдиным.

Дело сразу пошло лучше. Если из Теплого не поступали или запаздывали распоряжения и приказы, что случалось почти ежедневно, то задачи полкам мы ставили сами, основываясь на данных воздушной разведки. Ночью, когда появлялась связь, вместе с Кулдиным докладывали генералу Демидову боевую обстановку, советовались и окончательно уточняли порядок боевых действий на следующий день. Отказались и от случайной воздушной охоты — в то время нерациональной, неэкономной, вместо барражирования в «треугольнике АВС» усилили разведку парами штурмовиков и истребителей, и только по их данным выпускали группы самолетов на конкретные цели.

Пребывание в 6-й РАГ полковника Щ. запомнилось мне еще и потому, что именно от него исходила инициатива строжайшей требовательности в представлении совершенно точных данных об уничтоженной технике и живой силе врага в результате каждого бомбардировочного или штурмового удара. Известно, что экипажи по различным причинам не всегда могли дать точные сведения о результатах удара. Но от летчиков их требовали и им не оставалось ничего другого, как приводить цифры к среднеарифметическим показателям. С затаенной иронией докладывали: «Уничтожено 111 фашистов. Из них: 11 офицеров, 71 солдат и 29 унтер-офицеров. Выведено из строя: 3 самоходных орудия, 4 зенитки, 5 грузовых автомашин, 22 мотоцикла и 9 фуражных подвод...»

Мы повели решительную борьбу, говоря сегодняшним языком, с приписками и очковтирательством. Говорю с полной откровенностью о негативных моментах боевой работы 6-й РАГ не потому, что питаю к кому-то личные антипатии или хочу поставить под сомнение необходимость контроля вышестоящим штабом нижестоящий. Нет. Сказать обо всем правдиво необходимо для того, чтобы читатель мог полнее представить всю сложность, нередко противоречивость фронтовой обстановки, понять, что помехи в работе складывались не только из объективных предпосылок, но порой носили и сугубо субъективный характер.