За год работы с энергичным и многоопытным летчиком командиром эскадрильи А. Я. Кремизовичем я многому научился. По итогам года нашей эскадрилье присудили первое место в округе за лучшие показатели в учебе, боевой и политической подготовке. И снова неожиданность: меня назначают заместителем начальника училища по политчасти.

Работа в должности политического руководителя летной школы пришлась по душе. Я радовался, когда на очередном выпускном вечере ко мне подходили мои воспитанники, обещали помнить, писать письма. Но в августе сорокового года пришлась и мне расстаться с Чугуевским училищем. Управление вузов ВВС РККА направило меня на учебу в Перхушково.

Хотелось мне на этих курсах повысить не только свой политический уровень, но и получше подготовиться в летной практике. К сожалению, политработники всех родов войск обучались по единой программе. То есть пехотинец, танкист, артиллерист, авиатор слушали одни и те же лекции, проходили одну и ту же практику, отрабатывали одни и те же задачи по тактике, выступая в роли командиров и замполитов только стрелковых подразделений и изучая боевую технику, которая находилась на вооружении наземных войск.

Не удивительно, что за время, проведенное в отрыве от летных дел, политработники-авиаторы стали отставать от требований дня и дисквалифицироваться как летчики. Мириться с подобным положением мы не желали и в первые же дни войны дружно обратились к командованию курсов с просьбой организовать для нас занятия по технике и тактике ВВС, специфике политработы в авиачастях, организовать выезды на подмосковные аэродромы для ознакомления с новыми самолетами, вооружением.

Сейчас трудно сказать, почему не вняли нашим просьбам и предложениям — ограничились двумя-тремя обзорными лекциями, посвященными авиации, а дальше дело не пошло. Наверстывать упущенное нам пришлось потом на фронте.

В завершающие дни учебы предметом оживленных разговоров и дискуссий среди завтрашних фронтовых политработников стало важное для нас событие — реорганизация органов политической пропаганды и введение в армии и на флоте института военных комиссаров (в 1940 году институт военных комиссаров был отменен и вновь введен в начале Великой Отечественной войны).

Дело в том, что преобразование перед войной политических управлений и отделов в отделы политической пропаганды повлекло за собой ограничение масштабов работы политорганов: они стали заниматься лишь пропагандой и агитацией. А другая, такая же важная часть партполитработы — организационная — оставалась на заднем плане.

Президиум Верховного Совета СССР своим Указом от 16 июля 1941 года преобразовал управления и отделы политической пропаганды в политуправления и политотделы. Новым органам вменялось в обязанность руководить как политико-массовой, так и организационно-партийной работой в войсках. Одновременно с этим Главное управление политической пропаганды Красной Армии и такое же управление Военно-Морского Флота преобразовывались в главные политические управления.

Реорганизация оказалась своевременной еще и потому, что война сразу же осложнила работу командиров всех степеней — они стали нуждаться в практической помощи со стороны политработников не только в части политической, но и в области военной. В связи с этим во всех полках и дивизиях, штабах, учреждениях и военно-учебных заведениях РККА вводились должности военных комиссаров, а в ротах, батареях и эскадрильях — должности политруков. (Позднее, в августе — сентябре, институт военных комиссаров охватил и батальоны, а также роты танковых войск, дивизионы и батареи артиллерийских частей, штабы всех дивизий.)

В перерывах между лекциями и практическими занятиями, в короткое личное время мы собирались группами по нескольку человек и, понимая, что рант военного комиссара потребует повышения ответственности, увеличения напряженности в нашем труде, обсуждали, как лучше организовать работу.

Хорошо помню, как тогда выступила «Правда», внеся некоторую ясность в наши споры и дискуссии. В статье от 18 июля газета писала: «Новый указ означает поворотный пункт во всей работе Красной Армии в условиях военного времени. Боевое содружество командиров и военных комиссаров, укрепление авангардной роли коммунистов и комсомольцев еще выше поднимает героический дух нашей Красной Армии, превращает каждую войсковую часть в монолитную, несокрушимую силу, разящую врага».

«Содружество командиров и военных комиссаров...» А не будет ли это двоевластием, как в годы гражданской войны? Мы знали, что впервые институт военных комиссаров в Красной Армии был введен по указанию В. И. Ленина в апреле 1918 года и основной обязанностью военного комиссара в огне гражданской войны был политический контроль за командирской и административной деятельностью бывших генералов и офицеров царской армии, перешедших на сторону революции и призванных в Красную Армию. В дальнейшем свои функции военкомы расширяли, постепенно становясь и организаторами партийно-политической работы среди красноармейских масс.

А как же теперь, в условиях современной войны? Окончательную ясность в наши суждения внесли директива Наркома обороны СССР и ГлавПУРа, приложение к ней, в которых разъяснялось, что военные комиссары — это представители партии и правительства в армии и на флоте. Они, как и командиры, несут полную ответственность за выполнение боевых задач, за стойкость воинов в бою, их непоколебимую готовность сражаться до последней капли крови с врагами нашей Родины.

— Военные комиссары, — наставлял нас в своей лекции преподаватель курса партполитработы, — не разделяют с командиром власти, но строго контролируют проведение в жизнь приказов вышестоящего командования. Они обязаны укреплять авторитет командиров, твердой рукой насаждать в вверенной части революционный порядок и воинскую дисциплину...

Что ж, такие права и обязанности слушателям-политработникам пришлись по сердцу.

Пришел и мой черед получать назначение. Распрощался я с товарищами по курсам и с приподнятым настроением выехал в Москву. В ГлавПУРе мне объявили решение о назначении на Юго-Западный фронт — военкомом 15-й смешанной авиационной дивизии.

— Учтите, — сказал начальник ГлавПУРа Л. З. Мехлис, — мы в порядке наказания освободили от должности, точнее — сняли с должности, вашего предшественника. У него не хватило ни сил, ни самообладания поднять людей на отпор врагу. Вместо того чтобы идти впереди, сам оказался в хвосте событий, а в итоге остался без дивизии.

На мой не очень смелый вопрос, в чем заключались ошибки и промахи бывшего комиссара 15-й смешанной авиадивизии, Лев Захарович резко ответил:

— Без конца писал во все инстанции письма и телеграммы, доказывал необходимость срочного перевооружения дивизии новой техникой. Только он, видите ли, озабочен большими потерями из-за того, что дивизия оснащена устаревшими машинами. Кто этого не знает!

Мехлис поднялся из-за стола и уже спокойнее добавил:

— Мы вынуждены, мы обязаны воевать тем, что у нас есть. Воевать с напряжением всех сил, всех способностей, не паникуя, не останавливаясь даже перед потерями.

Прощаясь, Мехлис протянул мне руку и устало улыбнулся:

— Желаю вам успехов. Разъясните летному составу, что партия и правительство делают все возможное для ускорения выпуска новых самолетов.

Острота и злободневность вопроса об оснащении авиационных соединений самолетами новых конструкций были мне понятны с первых же слов. И, признаться, смутили слова, сказанные Мехлисом в адрес моего предшественника. Не хотелось верить, что такой умудренный жизнью и опытный политработник мог потерять выдержку и оказаться «в хвосте событий». Мои сомнения еще больше укрепились, когда случай свел меня с прибывшим с Юго-Западного фронта инспектором. Он сообщил, что 15-я смешанная авиадивизия воюет хорошо, люди дивизии стойко выполняют свой долг перед Отечеством...

В ожидании вечернего поезда, уходящего с Курского вокзала в сторону фронта, я бродил по городским улицам. Запомнилась военная Москва — по-солдатски суровая, гордая. Улица Горького, некогда оживленная, с распахнутыми дверями магазинов, красивыми витринами, нескончаемым людским потоком, стала совсем другая. Витрины магазинов прикрыли огромные деревянные щиты, их, в свою очередь, защищали штабели мешков с песком. Я побывал на Красной площади. Подумалось: может, последнее свидание с нею... Мавзолей В. И. Ленина был обнесен защитным ограждением. Древние стены и все кремлевские сооружения закамуфлированы под деревянные ветхие строения — все выглядело необычно, как-то странно. Только серебристые ели по-прежнему стояли спокойно и торжественно, словно охраняя величественную красоту главной площади страны.