– Что ж, смысл в твоих словах есть, – вновь согласно качнул головой Львов. – Обдумаем. Еще есть у кого какие идеи и соображения? Нету? Ну тогда продолжим. Главк перед нами поставил следующие задачи…

г. Москва, Калужская площадь, 21 марта, среда,

раннее утро

Город давил со всех сторон. Вызывал чувство панического, безграничного ужаса. Не буду врать, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ему не поддаться. Давненько я подобного не ощущал. Пожалуй, с зимы девяносто пятого. В Грозном, помнится, было очень похоже. И, не буду врать, трудно сказать, когда же все‑таки было страшнее. Тогда я был зеленым сопляком, ничего еще толком не знающим и не умеющим, а Грозный, казалось, смотрел прямо в душу тысячами бездонных черных буркал – выбитых окон. И из каждого в любую секунду могла прилететь короткая автоматная, пулеметная очередь или пуля снайпера. Мертвый город вел охоту за живыми людьми. То, что сейчас происходило в Москве, внешне выглядело иначе: не было разрушенных артиллерийским огнем и многодневными пожарами зданий, горели уличные фонари и светились окна домов, моргали и переливались рекламные щиты. На первый взгляд все было нормально. Но только на первый, и только на взгляд. Потому что на слух город уже был другим. Вместо обычного шума просыпающегося мегаполиса со всех сторон слышны были вой сирен, рык дизелей армейской бронетехники и стрельба. Да, стреляли не так интенсивно, как в свое время в столице Чечни, да и калибры были не столь впечатляющими… Но, с другой стороны, и войны в Москве все‑таки не было. Хотя было введенное вчера вечером чрезвычайное положение. И было кое‑что еще, то, чего не было даже в Грозном. Над Москвой, будто невидимым облаком, всепроникающим туманом, окутывающим и обволакивающим все вокруг, висел человеческий крик. Кричали одновременно тысячи, десятки тысяч людей. От боли, от страха, от безысходной предсмертной тоски. Крик этот был даже не столько слышен, сколько его просто чувствовали. Он, словно ультразвук, бил по мозгам, давил на психику, вызывая почти физическую боль. Этот город тоже был уже мертв и тоже охотился за живыми, вот только орудие этой охоты было куда страшнее пули, снаряда, мины или осколка. По улицам древней столицы неспешной покачивающейся походкой шли залитые своей и чужой кровью трупы. Пустые оболочки, бывшие совсем недавно людьми, а теперь превратившиеся в кошмарных чудовищ из детских страшилок и фильмов ужасов. В вечно голодных и безжалостных упырей, охотящихся на живых. Зомби. По Москве неотвратимо и неумолимо вышагивала сама Смерть.

О том, что дела пошли совсем паршиво, я догадался еще до того, как мы прибыли на место. По первоначальному плану весь наш взвод на двух «Уралах» и при одном БТР‑80 должен был прибыть к областному ГУВД в Никитский переулок и, перекрыв его в обе стороны, «осуществлять с целью недопущения». Короче, классическое «держи и не пущай» с поправкой на разворачивающееся вокруг безумие. Но не успели мы даже до Кольцевой доехать, как у меня в кармане беззвучно завибрировал мобильный. Ага, снова дежурка, а значит, или новости, или вводные. И вряд ли что‑то хорошее. Так и оказалось.

– Боря, слушай внимательно – загудел в трубке слегка искаженный голос Дяди Сани. – Есть новая задача: один «Урал» и «броня» уходят на Никитский, а ты со своими – дуй на Калужскую площадь, на Житную. Там что‑то непонятное приключилось. Их вчера весь день «Брысь»[29] охраняла, а часа полтора назад они какой‑то приказ получили и снялись всей оравой. Теперь там всей охраны – десяток доблестных «пэпсов» из тех, что разбежаться не успели. Я так понял, они бы и рады, да только упырей на площади уже изрядно скопилось, не выскочить.

– Погоди, Дядь Сань, а мы там на кой хрен, если оттуда все, кто мог, уже смылись?

– Ты у меня спрашиваешь?! – рявкает вдруг обычно спокойный и доброжелательный дежурный. – В душе не е… знаю!!!

– Ты чего окрысился‑то?

– Ай, не спрашивай, – в голосе майора слышна боль. – Тут ведь по всем правилам приведения в боевую готовность связь нужно устанавливать со всеми. Ну там с вышестоящими нашими и с местными гражданскими властями. Дозвонился до узла связи МОБа[30] в Люберцах… А там какая‑то девочка‑телефонистка. Плачет, говорит: «Дяденька, они все с ума сошли. Едят друг друга. В дверь снаружи ломятся»… Я ей говорю: «Дочка, а кроме тебя‑то кто нормальный остался?» А она: «Сначала в коридорах стрелял кто‑то, а потом три уазика куда‑то уехали». Она им в окно махала, но ее то ли не увидели, то ли просто возвращаться не захотели…

– Вот мля… – само по себе вырывается у меня.

– И я о том же, – вздыхает дежурный. – Я спрашиваю: «Сама‑то как? Цела?» А она мне: «Ага, меня тоже съесть хотели, но я вырвалась и заперлась. Укусили, правда, за ногу, но чуть‑чуть совсем. Даже не кровит почти»… Представляешь?

– Звиздец… – безжалостно подвел итог я. – Хана девчушке…

– А то я не знаю… – соглашается тот. – Но ей‑то так не скажешь. Говорю: «Потерпи, доченька, я ребятам сейчас скажу, они часика через два‑три приедут, выручат тебя». А у самого, сука, аж глотку перехватывает.

– Молодец, Дядь Сань. Все правильно. Нельзя ее было надежды лишать… Ладно, все понял, сейчас Тисову маякну и – на Калужскую.

– Угу, и подзатыльник ему от меня передай. Пусть телефон включит, обормот.

По автомобильной рации связываюсь с едущим на головном «Урале» Антоном, передаю ему «пламенный привет» из дежурки и рекомендации по поводу мобильного, а потом рассказываю о новом приказе.

– М‑да, – задумчиво тянет Антоха, – похоже, началось в колхозе утро… Куда ж это «кошек» сдернули? Ладно, главное – на связи будь и, если что, ори погромче, подъедем – выручим.

– Аналогично, – фыркаю в ответ я. – Еще не факт, кому кого выручать придется.

На этой оптимистической ноте мы и разъехались каждый в своем направлении.

Окончательно в том, что дело швах, я убедился, едва мы выехали на Калужскую площадь. Достаточно было бросить взгляд на Садовое кольцо, мертвое во всех смыслах. Что значит «во всех»? А то и значит… Во‑первых, от самого пересечения с Большой Якиманкой и аж до едва различимого в предрассветной мгле Крымского моста и эстакады за ним, на Кольце не было видно ни одной машины. Нет, понятно, что до утреннего часа пик еще далеко, но это ведь не окраины какой‑нибудь Тмутаракани, а самый центр столицы. Это ж вам не Нижние Бодуны какие‑нибудь, это Москва – порт пяти морей, город, что никогда не спит. Однако и пустой проезжую часть назвать было нельзя. Движение на ней все‑таки имелось. Пешее. И жуткое в своей противоестественности. По Кольцу в каком‑то одним им известном направлении ковыляли ожившие мертвецы. И было их настолько много, что меня в первый момент даже оторопь взяла. Как‑то не предполагал я, что бедствие приняло такие масштабы, понимал, что дела наверняка не ахти, но надеялся все же на лучшее. Похоже – напрасно.

Перед воротами и вдоль высокого чугунного забора вокруг белого, с огромными стеклами окон здания МВД на Житной мертвяков тоже хватало. Только тут они никуда не шли, а просто стояли этакой живой, а скорее – мертвой изгородью вдоль выложенного полированными каменными плитами парапета. Не меньше полутысячи упырей просто стояли и пялились сквозь слишком узкие для них отверстия между толстыми пиками ограды на темное, без единого светящегося окна здания. И, что интересно, на площади вокруг памятника Ленину оживших мертвецов не было совсем. Угу, понятно. Значит, на площади покойников просто ничто не привлекает, вот они и собрались вокруг места, в котором есть что‑то для них интересное. Хотя, если исходить из их весьма однобоких интересов, то там скорее… живые люди.

Когда свет мощных фар «Урала» осветил толпу зомби, часть их повела себя довольно странно. Нет, большинство вообще никак не отреагировало, либо оставшись стоять, как и стояли, либо обернувшись, тупо уставились на подъезжающий грузовик своими страшными мертвыми буркалами. Однако десятка полтора‑два весьма резво рванули от нас через Калужскую в сторону ближайших домов. Вот оно даже как… Похоже, некоторые начинают умнеть и прячутся от возможной опасности. Ой, фигово дело! Этакими темпами они если не до человека, то хотя бы обезьяны поумнеть могут, не дай бог, конечно. С другой стороны, какая там обезьяна, даже если они до уровня стайных хищников, вроде тех же волков, разовьются – нам и этого за глаза хватит. Вообще полный песец будет. Что называется, испытайте на себе все прелести загонной охоты. Опять же, какими‑то подозрительными показались мне эти поумневшие мертвяки, что‑то в них не так было. Хотя, может, и померещилось: яркий свет в окружающей темноте, резкие, длинные тени, вот и исказились пропорции. В любом случае пора уже решать, как во двор въезжать будем. В смысле, как, оно понятно – через ворота, по‑другому просто не получится. Осталось только найти способ отворить эти самые ворота. Которые, если мне мой склероз не изменяет, мало того, что открываются с центрального пульта в здешней дежурке, так сейчас еще и толстой цепью на большущем (где вообще отыскали‑то такой) амбарном замке замотаны изнутри. И тремя небольшими противотанковыми ежами изнутри подперты. Для пущей надежности, наверное. Фортификаторы, блин! Хотя против тупого мертвого «мяса» – вполне действенно. Ровно до тех пор, пока это самое «мясо» по заборам лазить не научится.