— Ну, нет, что за чушь!

С сожалением покинув свой оазис, он присоединился к остальным наблюдателям. И принялся высматривать причину их недовольства.

Сам Козорезов очень любил историю. Он даже несколько сезонов отработал на раскопках, нанимаясь на лето рабочим в археологические партии. А в путешествиях по миру в первую очередь интересовался не стоимостью лежаков на местных пляжах, а историческими достопримечательностями и музеями тех мест. Он с удовольствием читал труды древних философов, хорошо знал основные события и даты мировой истории. А уж историю родной страны мог бы, пожалуй, сам преподавать в школе.

От этого он не любил читать художественную литературу на исторические темы. Что уж говорить о кино. Теперь, взглянув на дорогу, по которой шествовали сюжеты, он только лишний раз убедился в своей правоте.

Мимо, как раз, проплывал сюжет, описывающий досуг Александра Македонского в покорённой Персии. Царь возлежал на коврах, а перед ним извивались в танце стройные девушки в бикини, прозрачных шальварах и с прикрытыми лицами. В отличие от Валеры, Александр явно получал от танца удовольствие.

— Как тебе красотки? — усмехнулся Муз.

— Вполне, — согласился писатель. — Их автор, вероятно, проводит вечера в стриптиз барах. Только к чему тогда писать о столь далёкой истории, если все твои знания о ней ограничиваются безграмотными фильмами и представлениями в соседнем кабаке.

— От чего же так? — откровенно подначивая, спросила его Муза. — Александр и по возрасту подходит, и рабыни перед ним танцевали.

Валера взглянул на улыбающуюся Музу.

— Ну, уж ты-то была там, и должна помнить. В то время не существовало ещё нижнего белья, даже простых трусов, не говоря уж о бикини, — ответил он ей в тон. — А первое подобие бюстгальтера и вовсе изобрели только в Римской империи, да и то далеко не сразу. Так что эти девочки должны танцевать перед царём либо голыми, либо в одних набедренных повязках.

— Хочешь, я тебе потом так станцую? — девушка игриво подвигала бёдрами.

Но Козорезов никак не мог успокоиться, ибо из него, как говорится, попёрло. Вся его неприязнь к произведениям, претендующим на историческую достоверность и их создателям, вырвалась, наконец, наружу.

— А что это за прикрытые лица? — возмущался он. — С чего бы рабыням закрывать лица от своего хозяина? Не говоря уже о том, что женщины даже свободные тогда ещё не были скованными догмами, не родившейся религии, и лиц не закрывали.

— Во даёт! — восхитился грек.

Танцовщицы давно уплыли в сторону Колыбели, а Валера всё кипятился, как забытый на плите чайник. А едва он начинал остывать, как Дорога преподносила очередной повод, словно кто-то специально подбрасывал дров в топку.

Теперь мимо шли пешие и конные, в шкурах, кольчугах, латах, а то и с голыми мускулистыми торсами героические воины всех времён и народов. Лица у них всех выражали суровую решимость умереть, не посрамив чести, в ближайшем же сражении. С жёнами и возлюбленными все они, похоже, уже попрощались, а с врагами собирались встретиться в ближайшем будущем, перебив попутно десятки и сотни их приспешников.

— Кто мне ответит, — вновь взвился Козорезов, — кто из авторов первым додумался поместить меч воина у него за спиной? Это же не карабин! Ладно ещё в фэнтази фильмах ради придания большей брутальности образу героя. Но в произведениях с претензией на историческую реалистичность! Ни в одну эпоху, ни в одной стране мира меч не вешали за спину!

Спутникам разбушевавшегося писателя становилось уже не до смеха. Они с ужасом представили себе, что начнётся, если на Дороге появятся сюжеты про средневековую Европу. Чистенькие, одетые в выглаженные камзолы от кутюр хорошо пахнущие бароны, образованные на столько, что между охотами и дуэлями пишут стихи прекрасным дамам. Это при том, что в действительности абсолютное большинство из них были тогда совершенно безграмотными. Одежда, хранившаяся сложенной в сундуках, выглядела соответственно, за неимением утюгов. И даже короли мылись не чаще пары раз за всю жизнь.

— А где их щиты? — не успокаивался, тем временем, Валера. — Конечно, щит мешает разглядеть стройность и мускулистость фигуры, но верить в то, что воин, хоть древнегреческий, хоть римский, хоть европейский ходил в бой с одним мечом — абсурд!

Спутники писателя переглянулись.

— Пора его отсюда уводить, — с тревогой произнесла Муза.

— Это точно, — согласился грек. — Благо здесь сюжеты двигаются медленно, промежутки между ними значительные, а Дорога не широкая. Переправимся все вместе.

Дружно подхватив, продолжавшего разгорячённо возмущаться Козорезова под руки, они силой потащили его на противоположную сторону. Им пришлось отвести его метров на пятьдесят и усадить на подвернувшуюся кстати кочку спиной к Дороге. Только тут им удалось перевести дух. А верная Муза ещё и привела в относительный порядок своего героя, расправив на нём многострадальный халат и пригладив волосы.

— Ему бы в критики, — подумала она вслух. — Видел, как распалился!

— Критиками, как и редакторами, становятся чаще всего несостоявшиеся писатели, — ответил ей Муз, — а мой автор скоро станет Великим писателем!

— Наш автор, — поправила девушка.

— Поздно спохватилась. Ты его оставила… как автора, — быстро добавил грек, заметив недобрый блеск в глазах спутницы. — Так что к нашей грядущей славе не примазывайся. Он только мой автор.

Какая слава, какое величие, думал меж тем, остывший Валера. Сижу почти голый посреди пустыни невероятного мира в странной компании, разговариваю с миражами, и гоняюсь за сюжетом, которого даже не помню. И что самое удивительное, отметил про себя он, ни есть, ни пить до сих пор не хочется. Может и я уже стал абстракцией. Может и впрямь предстоит сменить Великого слепого на посту мэра Города Затерянных Душ. Чем не карьера для писателя-неудачника.

Тут он, наконец, обратил внимание, что пока он предавался своим невесёлым мыслям, перепалка между его спутниками дошла до стадии «да, ты кто такой?». Оба стояли боком к нему и лицом друг к другу. Девушка, уперев руки в свои джинсовые бока, а грек, гордо сложив их на груди. Ещё с минуту послушав их, Козорезов коротко произнёс:

— Брэк.

Муз тут же опустил руки и сделал шаг назад. Однако Муза, похоже, отступать не собиралась.

— Что? — переспросила она, повернувшись лицом к писателю. — Ты слышал, какую чепуху он несёт? Это, оказывается, он из тебя писателя сделал!

— Сделает, — поправил тот.

— Сделает, — поправилась Муза.

— Великого!

— Не, ну ты это слышишь!

— Стоп! — рявкнул Валера. — Прекратить. Довольно! На минуту отвлечься нельзя — сразу собачиться начинаете.

Девушка обиженно поджала губы, считая себя невинно пострадавшей за правду. Грек же, хотя и отвернулся, но на его губах играла победная улыбка. Ведь автор официально не поддержал ничью сторону, а значит, фактически, как он полагал, оказался на его стороне.

— Всё, перекур окончен, — произнёс Козорезов уже спокойным голосом. — Пора добраться уже до пресловутой скоростной магистрали. Не терпится мне с этим Пожирателем поближе познакомиться.

— А как вообще появились музы? От кого вы произошли? — удобно устроившись в кабине попутного космолёта, несущегося над Дорогой в сторону центра этой бесконечной пустыни, поинтересовался Козорезов.

— Ого! Чего это тебя, дружище, в эзотерику потянуло? — неподдельно удивился Муз.

— Время в пути скоротать, — предположила девушка, закинув ноги на резервный пульт управления нелинейными гипердрайвами гравитационного скачка.

— Для общего развития, — сообщил Валера. — Согласись, не каждый день оказываешься в идеальном мире и передвигаешься верхом на образе звездолёта к Колыбели вдохновения, где тебя ждёт Пожиратель сюжетов.

При последних словах писателя грек поморщился, словно вместо сладкого яблока ему дали откусить неспелый лимон. Муза как-то нервно рассмеялась: