— Нам надо обогнать всех, — заявил Козорезов, — вот только я не знаю, как мы это можем сделать.

Обе его музы переглянулись и подмигнули друг другу. Валера уже давно подозревал, что эти двое знают гораздо больше, чем озвучивают.

— Обидно полагать, — рассуждал окончательно восстановившийся грек, — что столь образованный и фантастически-талантливый автор не силён в обычной топографии. Как ты только книжки пишешь?

— Рокада пересекает все дороги, — вступила Муза, вытряхнув из своего тела все пули и осколки, попавшие в него. — Движение на нашем уровне, как мы убедились, неспешное. Где-то должен быть скоростной трафик.

— А ещё рокада идёт вдоль, а не в центр, — проявил своё образование писатель. — Сколько тут дорог? Тридцать шесть? Поищем скоростное шоссе.

Оглядевшись вокруг, Валера не обнаружил ничего, кроме самой, теперь опустевшей, дороги, и тропинки, ведущей к ней, по которой они пришли сюда. Изменились лишь грек и женщина. Теперь она уже не казалась ему безнадёжно прекрасной. Видимо осознание её сущности так повлияло на абстракцию, что она налилась жирком, груди обвисли, а лицо, не смотря на десятки подтяжек, покрылось ранними морщинами.

— Прекрати, — взмолилась она. — ты не такой меня знаешь.

— А это прикольно, — вслух рассудил он, — менять твою внешность под настроение. Тебе сколько лет, кстати?

Девушка насупилась и промолчала.

— Впервые я встретил её в тысяча пятьсот тридцать первом году до новой эры, — услужливо подсказал грек. — Старая сучка.

— Заткнись! — рявкнула Муза.

— Та ещё старушенция, — с садистским наслаждением продолжал он. — Подменяла мамочку Александра, когда ту Аристотель отравил. Тот ещё гадёныш был. Весь мир, типа, завоюю. Ха-ха! Получил под зад в Индии и почил, отравленный собственным сожителем, которому надоело делить своего любовника с женщинами.

— Ты дешёвой беллетристики начитался? — поинтересовался писатель. — Или водил шашни с музой того американского сценариста? Только заметь, даже в фильме всё иначе. Не говоря уже об изысканиях историков.

— Ох уж мне эти историки. Их музы такие зануды! Вот уж с кем точно никаких шашней не захочешь. А Македонским, уверяю тебя, всё так и было — сам видел! Да ты у своей-то спроси. Говорю же, она при всём присутствовала.

— Я любила его!

— Заметь, — рассмеялся Муз, — как похожи ситуации. Тебя она тоже любит.

Вот чего, закутанный в халат голый Валерий не ожидал, так это склок между двумя своими музами. Похоже, эти двое совсем забыли за своими распрями, зачем отправились в столь, как оказалось, опасный поход.

— Кто-то говорил мне, что, прибавив шаг, мы можем обогнать даже легионеров, — как бы нехотя произнёс Козорезов.

— И в самом деле, — неожиданно бодро произнёс Муз и умчался вдаль.

— Ничего себе, присвистнул Валера ему во след.

— Лёгкая бравада, — улыбнулась Муза, уже принявшая прежний облик. — Ты и сам так можешь.

— Как?

— Просто захоти и беги.

Он просто захотел и побежал.

Если где-то таились специальные тележки для подобных скоростей, то Валера попал на одну из них. Он вмиг обогнал Муза, и ещё каких-то посланцев. Солнце стремительно заходило и восходило у него на пути. Мгновенно он миновал «би-ди-бишников», даже его не заметивших, и толпу рыдающих, которые его заметили, от чего зарыдали ещё сильнее.

Вспомнив разговор о рокаде и скоростной дороге, он резко свернул влево и понёсся через пустое пространство. Он легко пересекал многочисленные тропинки, чаще всего пустые, пока не заметил на одной из них движение.

При виде очередной плеяды он притормозил просто из интереса. Валера уже начал входить во вкус чередования всех прелестей литературы и кино. Дружно обнявшись, по дороге шли весьма довольные жизнью рогатый урод и голливудская красавица. Следом за ними дребезжа на все лады, весело пританцовывала их свита.

Однако, этим процессия не заканчивалась. Далее длинным хвостом тянулись бесконечные парочки всевозможных уродцев, карликов, калек и просто невообразимых страшилищ и их разномастных, но всегда ослепительно красивых спутниц. Начиная от классического горбатого парня под руку с блистательной цыганкой, и заканчивая совсем уже полной экзотикой. Завершала колонну огромная зелёная креветка, обнимающая одной из множества своих конечностей за плечо юную и очень загорелую девушку в одной лишь набедренной повязке. Девушка смотрела на креветку влюблёнными глазами.

Не успел Валера подивиться извращённой фантазии автора подобного сюжета, как внезапно брюхо несостоявшейся закуски к пиву лопнуло, и из него бодро выбрался хрупкий смазливый юноша. Одетый в красный парчовый камзол и жёлтые лосины паренёк, протянув руки к обалдевшей девочке, завёл речь. Суть её сводилась к тому, что в далёком далеке космические пираты похитили его, оторвав от материнской груди и планетарного трона в придачу. Мерзавцы забросили его на планету Океан, где он вынужден был скитаться в ракообразном облике до тех пор, пока…

— Дай угадаю, — улыбаясь во весь рот, произнёс Козорезов.

— Пока ты тут угадываешь, твой сюжет уже сожрут, — выдохнул запыхавшийся от погони Муз. — Давай, жми вперёд.

Сзади подоспела Муза.

— Чего он тут застрял? — поинтересовалась она у озабоченного грека.

— Первый раз увидел, — проворчал тот. — У них этот фильм не показывают что ли? Каждая муза над ним рыдает.

— Говори за себя, — огрызнулась девушка.

— Так я и поверил.

— Вилы тебе в зад!

Грек подпрыгнул, жутко заорал, пытаясь выдернуть из себя, хорошо застрявшие четырёхзубчатые вилы. Но слово музы оказалось на этот раз чрезвычайно материальным. Вилы никак не вытаскивались.

— Пока этот клоун пытается сам себя вылечить, — необычно нежным голосом произнесла Муза. — Может, пообщаемся?

— У вас что, разные цели? — удивился Валера.

— Типа того, — нехотя согласилась девушка. — Эти тупые мужики, прости меня Зевс, столь прямолинейны, что редко добираются до победы. Вот знал он про вилы?

Козорезов пожал плечами.

— Всё он знал, — Муза рассержено плюнула на песок. — Поленился даже собственную задницу спасти!

Они присели рядом. Красавица и чудовище в сопровождении говорящих чашек и канделябров, как и прочие их удачные и не слишком копии уже скрылись из виду. Теперь писателю оставалось смотреть, только на пустую тропинку или своих столь разных муз. Один из которых, от души бранясь на древнегреческом всё ещё возился с вилами, а другая, прижавшись к нему разгорячённым гонкой телом, ласково гладила его по голове.

— Давай, всё-таки, о деле, — мягко отстраняясь, предложил он. — Какие цели, по-твоему, у него? Мне до сих пор казалось, что цель у нас общая.

Девушка расстроенно вздохнула, но руку от его головы убрала.

— Мне кажется, — медленно, как бы обдумывая каждое слово, произнесла она, — лично ты для него не важен. Вернее не так, — поспешила она поправиться, — ты, как личность, ему безразличен. Ты интересуешь его только, как автор.

— А автор, выходит, не личность?

— С точки зрения музы, это большой роли не играет. Если играет вообще хоть какую-то. Без автора муза чахнет, и, если долго остаётся в таком состоянии, то и вовсе может сгинуть, раствориться в мировом эфире. А вот личность ли автор, или тряпка половая, это не важно.

— Как это может быть не важно? — удивился Валера.

— Очень просто, — кивнула Муза. — Для бактерий в твоём желудке и кишечнике, которые помогают тебе переваривать пищу, находясь, таким образом, в симбиозе с твоим организмом, без разницы, какой ты человек. Добрый ты или злой, праведник или преступник, личность или тряпка. Для них лишь важно, чтобы ты был жив. Чтобы ты был.

— Автор должен быть, — усмехнулся Валера. — Шоу должно продолжаться! А значит, сюжет необходимо вернуть.

— Только твой сюжет! До других ему нет дела.

А разве мне есть дело до других? Задумался Козорезов. Забрать своё, а остальные пусть пропадают? Стать лучшим! Более того — Единственным! А? Вот только, лучшим на фоне кого? А единственным? Получишь ли удовольствие от этого? Никакой необходимости в собственном совершенствовании, ведь все прочие едва копошатся у твоих стоп, не в силах приподняться выше. Правда, единственное дерево в поле однажды получает от Зевса молнию в самую макушку и ярким пламенем сгорает, на радость тем, на кого столь пренебрежительно взирало со своей недосягаемой высоты.