– Просто, но вкусно, – сказал Егор, подавая Лене бутерброд на тарелочке. Снял крышку с сахарницы и вместе с чайной ложечкой придвинул поближе к гостье. – Сахар по вкусу. Если слишком горячо – можно разбавить, – Он взялся за кувшинчик с холодной водой.

– Лучше разбавить, – сказала Лена.

Егор долил холодной водой ее кружку и, заодно, – свою.

– Спасибо. – Лена уже вполне освоилась и держалась нисколько не скованно, словно ходила в гости к Егору каждый день. Она положила в чай сахару, поддела ложечкой чайный пакетик и, обмотав его ниткой, выжала досуха; потом взяла сооруженный Егором огромный бутерброд и принялась откусывать от него понемногу и запивать маленькими неслышными глоточками чая.

У Егора такого изящества не получалось, да он не особенно и старался – он был дома и сам себе хозяин – заглотил бутерброд в два счета и чай пил с паровозным шумом.

– Еще бутерброд? – предложил Егор, когда Лена проглотила последний кусочек.

– Нет, спасибо.

– Пожалуйста. Ты поброди пока по квартире, а я посуду быстро сполосну.

– Помощь не нужна?

– Я и сам могу справиться с этой ужасно тяжелой работой.

Егор сгрузил в мойку кружки, ложки, тарелку; открывая горячую воду, услышал, как Лена скрипнула дверью ванной комнаты: Черт! Там же… А‑а, пускай, – быстро вымыл посуду и расставил на решетке для просушки.

Лена уже была в комнате. Она стояла возле книжного шкафа, настежь распахнув его стеклянные дверцы, и водила пальчиком по корешкам книг, едва их касаясь, – Стругацкие, Лем, Борхес, Кастанеда, Желязны и, конечно, Толкин.

Егор остановился в дверном проеме, привалившись плечом к косяку. Он ничего не сказал, просто смотрел. Лена закрыла книжный шкаф и спросила, не оборачиваясь:

– Это твоя собственная квартира?

– Ага, – сказал Егор.

– Ты, наверное, хорошо зарабатываешь?

Егор усмехнулся.

– Не настолько хорошо, как ты думаешь. На квартиру мне полжизни нужно было бы работать. Мне отец сделал такой щедрый подарок на позапрошлый день рождения.

Лена обернулась.

– Так это твой отец хорошо зарабатывает? Наверное, он очень богатый человек. Как Джордж Сорос.

Егор усмехнулся еще раз.

– Как Смок Белью, скорее.

– Он золотоискатель? Как интересно.

– Ужасно интересно, – сказал Егор хмуро. Он не стал объяснять гостье, что из‑за этого проклятого золота родители его развелись, а сам он ушел из дома в общежитие.

Лена перешла к полке, на которой стояли компакт‑диски, немалая егорова фонотека. Егор тратил на музыку до половины заработка и коллекцией своей был очень горд.

– Как их много, – сказала Лена.

Егор подошел ближе.

– Что хочешь послушать?

– Стинга, – сказала Лена.

– Стинга? Пожалуйста. – Егору и самому Стинг очень нравился, он его песни знал чуть ли не наизусть и выбирал недолго – потянул с полки альбом…nothing like the sun и пустил, не без умысла, с седьмой дорожки – We`ll be together.

Егор увидел, как Лена улыбнулась – похоже, тонкий намек был ею прекрасно понят и даже, кажется, одобрен. Прекрасно. Он продолжил свою игру.

– Знаешь, я с детства мечтал научиться играть на пианино. Ты можешь меня научить?

Что‑то промелькнуло у нее в глазах, что‑то очень волнующее. Она подошла вплотную, шепнула:

– Посмотрим, насколько музыкальны твои пальчики…

7

Восемь часов вечера. Магазин Проспект уже закрылся, но продавцы не разошлись по домам – все трое остались в магазине. Крепыш с бычьей шеей все так же жует резинку и смотрит телевизор, теперь Самоволку. Другой продавец сидит на стуле рядом с входом в подсобку и задумчиво вертит надетую на палец металлическую пластину, похожую на многолучевую звездочку с острыми, как у бритвы, краями. Третий, тот самый длинноволосый, обеспокоенный недавним визитом Егора Трубникова, нервно расхаживает вдоль стеклянных витрин.

– Зачем он приходил? Зачем? – Он останавливается напротив товарища, забавляющегося с сюрикеном.

Тот перестает крутить свою смертоносную игрушку, поднимет глаза и флегматично отвечает:

– А мне почем знать?

– Если он приходил сюда, то, наверное, он знает, – высказывает предположение длинноволосый. – Знает!

– Может, и знает, – говорит товарищ. – А может, и нет.

– Но как он узнал? – вопрошает длинноволосый.

– А мне почем знать? – повторяет товарищ.

– Что же делать? Что же делать? – нервничает длинноволосый.

– Позвони мэнкё, – советует товарищ с сюрикеном. – Может быть мэнкё утешит тебя чем‑нибудь.

– А это мысль! – восклицает длинноволосый и берется за телефон.

– Алло, мэнкё? Я не побеспокоил вас?

– Я медитировал.

– Простите, что я помешал вам, мэнкё.

– Ты не помешал.

– А? Ага, ладно. Понимаете, мэнкё, художник, тот, другой, которого вы тоже показывали нам, он сегодня приходил сюда…

– Да, я знаю.

– Знаете?! Откуда?

Тихий смех в телефонной трубке.

– А‑а, я понимаю, мэнкё.

– Не уверен.

– Ну, ладно. В общем, я хочу спросить, что же теперь делать?

– Ты сразишься с ним.

– С ним? Но ведь он не посвященный.

– Он скоро станет им.

– Ладно, я понял. Я должен сразиться с этим парнем…

– Ты опять понял не так. Ты не должен сражаться с этим парнем, но ты сразишься с ним. Это карма.

– Да, карма, я понял. Я прикончу его, мэнкё.

Негромкий грустный вздох.

– Ты опять все истолковал по‑своему. И это тоже карма.

– Спасибо за совет, мэнкё.

– Не стоит благодарить меня.

Длинноволосый кладет трубку. От телевизора оборачивается крепыш с бычьей шеей; не оглядывается, а именно оборачивается – всем корпусом.

– Что тебе посовеовал мэнкё? – спрашивает он.

Длинноволосый смотрит на него, на другого своего товарища – и отвечает:

– Я должен прикончить этого парня.

8

Часов с десяти вечера к тренажерному залу на улице Блюхера одна за другой стали подъезжать легковые автомашины. Машины были одна другой круче, исключительно иностранного производства: Мерседесы, БМВ, Опели, Вольво… Марки были, в основном, западноевропейские, американских автомобилей было немного, японских же не было совсем. Из машин вылезали молодые люди атлетического телосложения и по одному проходили в спортзал. На входе каждого прибывающего проверяла охрана, состоящая из таких же крепких парней. Пускали только по приглашениям и только без оружия – холодного ли, огнестрельного ли.

Внутри, в центре зала, размещался боксерский ринг. Правда боксерских боев в классическом стиле там, кажется, не происходило никогда. Кикбоксинг, тайский бокс, рэслинг, кулачные бои без лравил – это было. А нынче вечером, вообще, должно было состояться нечто из ряда вон выходящее – смертельная дуэль на мечах. Конан‑Варвар бросил вызов Конану‑Разрушителю. Конан‑Разрушитель вызов принял. Победитель становился королем.

Зал постепенно заполнялся представителями противоборствующих кланов, а также состоятельной публикой, способной выложить немалые деньги за то, чтобы пощекотать себе нервишки взаправдашним кровавым шоу. Члены кланов Конана‑Варвара и Конана‑Разрушителя были разведены по противоположным краям зала и разделены плотным кольцом охраны – нелишняя мера предосторожности, учитывая физическую подготовку даже лишенных оружия противников. Было шумно; все ждали появления главных действующих лиц нынешнего вечера.